Страница 19 из 57
По поводу всех этих путей в потустороннее у Черепова была такая схема:
1) Все религии – детский сад, они хороши для приготовишек, для «малых сих», и действительно, дают облегчение, спасение, но, по большому счету, временное, и, конечно, только в пределах этого «творения» и его принципов. В Откровениях Бог сообщил людям только те истины, которые, во-первых, им необходимы и понятны, а во-вторых, чтоб избежать окончательного распада и гибели «погибших», и наконец, только то немногое из океана высшей Реальности, что мог вместить узкий человеческий ум. И это они все же вместили, но в достаточно искаженном виде, «сквозь туман», особенно благодаря вмешательству «посредников» и по мере удаления от Первоисточника. Но и это хорошо, иначе бы совсем пропали. Многое, как известно, мир не вместил.
2) Метафизическая реализация, великая адвайта-веданта, не дуализм между душой человека и Богом – это, конечно, иное дело, это тебе не «погибшие», не приготовишки, но с точки зрения Бездны – все равно: то, что связано с принципами этой духовности и этой Вселенной будет сметено.
Например, считал Черепов, возьмем самое элементарное: соблюдать или нет законы религий? Лучше, конечно, соблюдать (для спасения), но с точки зрения Бездны, это безразлично. В некотором смысле неплохо даже быть «атеистом», спокойно полагал Черепов, ибо Бездне лучше войти в пустое, не загруженное ничем сознание. Относительно Бездны для человека нигде, ни в каких законах и религиях, ни в метафизике, ни в абсолютном повиновении – нет опоры. Он может только жутко ждать.
О запредельных, типа Орлова, частично Марины, Черепов полагал следующее: они думают, что идут в Бездну, но сами идут не в ту Бездну, которая придет и сметет. Их Бездна еще в этой цепи, в этой «иерархии» бытия и небытия. Она отступит, эта их Бездна.
И все же здесь Черепов чуть-чуть колебался. Он испытывал непонятный ему трепет перед Орловым, ибо последний, практически, был там, где Черепов не мог быть. Клим только ждал. Кроме того, во время их единственной встречи Черепов смешался, потерял себя, ум его провалился под одним только взглядом Орлова. Но он быстро вышел из этого внезапного состояния.
«Иначе бы я погиб», – думал впоследствии Клим.
Нет, относительно Орлова было очень и очень непонятно, подозрительно, но Клим не сдавал свою позицию: должна прийти новая Бездна, которая сметет все существующее, всю эту Вселенную, этот мир Абсолюта…
Все это молниеносно пронеслось снова в сознании Черепова, как некое заклинание, пока он сидел в этой пивной лачуге, пил пиво и смотрел на кота.
Вспомнил он сейчас и то, что сам Орлов считал его позицию весьма опасной. Почему – Григорий Дмитриевич не объяснил.
Черепов вздохнул и вдруг проявил слабость в душе. Зачем ему надо было, подумал он, разойтись со своим «юродивым от Бездны» – тихеньким, странным существом, несколько фантастическим, но способным целовать руки Черепову, настолько он обожал гениальность и прозрения Клима. «Юродивый» считал, что он провоцирует Бездну, но ведь и сам Черепов – в этом Клим иногда признавался себе – имел порой женственность считать, что сам факт, простой факт ожидания Бездны может способствовать Ее приходу….
Черепов, если бывал сентиментален, то только на минутки две-три…
И вдруг прямо на него с кружкой пива попер совершенно дикий человек, но главное – загадочный. На вид ему было всего лет тридцать, а загадочность состояла, во-первых, в сгорбленности, какой-то непотребной асимметрии тела, не так чтобы уж совсем в уродстве, но близко к этому, а во-вторых, в проницательно-безумных глазках, незаурядном выражении лица. Все вместе и давало ощущение какой-то хищной затаенности. К тому же уродство скрашивалось внутренней энергией и извращенным светом в глазах. Черепов даже слегка вздрогнул и вспомнил, что он человек, и к тому же смертный. Но на лице незнакомца засияла весьма добрая, но с извивом улыбка.
– Я к вам, я к вам, – заскрипел он странным голосом. – Я-то вас давно знаю, хе-хе…
– Садитесь поближе, – хмуро ответил Черепов, сразу пришедший в себя.
Незнакомец сел и назвал себя Севой. Черепов тоже представился. Сева хлебнул из кружки и вдруг истерично, как ворона, затараторил.
– Вы ведь сюда давно ходите. Я вас приметил. Вы из Москвы в эту пивную почему-то приезжаете. Всегда один. Сидите обычно у окна, такой задумчивый. Мне интересно, хи-хи…
– У меня родная сестра здесь живет, – холодно ответил Клим, – Ульяна. А сам я Клим Черепов.
– Так, так, так, сестренка, значит. Хорошо иметь близкого человека. И фамилия какая у вас любопытная. Мне бы с такой фамилией жить да жить.
– А вы-то кто?
– Да как вам сказать?! Сам не знаю.
В глазах Черепова мелькнул слабый интерес.
– Значит, бродяга, бомж, недотыкомка, персонаж из потустороннего мира.
При слове «потустороннего» незнакомец подскочил и вдруг прямо зарычал:
– Ненавижу, ненавижу…
– Кого?
– Потустороннее, Загробный мир ненавижу. И слова эти. Помешались все на них. Какой потусторонний мир, с нас этого мира хватит! Вон, какой огромадный… Не хочу, не хочу!
– Да кто вас туда тянет? Вы же молодой, хоть и с горбом, прямо скажем.
– Я в принципе ненавижу… Развелись тут. Здесь, у нас в мире этом страшно-о, но хорошо-о-о!! – и незнакомец даже широко раскрыл рот.
– Нравится? – холодно спросил Черепов.
– А вам как будто нет?! Вот вы сидите все время, пиво пьете и о чем-то размышляете – разве плохо? Я бы все время так сидел. Только без всяких дум. Наслаждался бы и все… Мне и горб не помеха… Кстати, о чем вы думаете? О чем можно сидеть и так долго думать?
Незнакомец положительно развеселил Черепова. Даже его горб веселил Клима. Он расхохотался и решил поиграть в кошки-мышки с этим Севой.
– О чем думаю? Ну конечно, о Вечности, о чем еще можно думать. Точнее, погружаюсь в нее внутри себя, как делают великие индусы, созерцаю, но это с одной стороны. Это слабость моя. Бессмертия-то хочется. Да, слаб человек… Но с главной стороны – ни о чем не думаю, и жду, когда придет свыше иная Вечность, иная Запредельность и разнесет этот мир вдребезги. Но при любом раскладе – времени больше не будет… Вот так призываю, можно сказать.
Незнакомец вдруг прямо-таки опупел. Он вскочил со стула, стал бегать вокруг стола, махать руками, горб у него почему-то немного съехал, и он стал причитать:
– Да вас в тюрьму надо, в тюрьму!.. Дорогой мой, разве можно так?!. Вы что, шутите?! Времени не будет! А как же пиво, как же бабы?! Какой же вы не сладострастный все-таки! В тюрьму, в тюрьму!
Тут уж Черепов удивился.
– Тюрьмой высшие силы не напугаешь… А я-то тут при чем?!
– При чем, при чем!.. Никаких высших сил нету, если их не призывать… А вы природу и людей смущаете. Закона международного на вас нет. Платон вы поганый!
Черепов опять удивился.
– Вы и про Платона слышали? Непохоже на вас.
– А вот и похоже. Вы еще не знаете, с кем я знаюсь. Только вас удавить надо.
Черепов снова изумился такой прыти.
– Какой вы, однако ж, нервный. То, что вас лично не касается, и то вас тревожит…
Незнакомец остановился и как бы протрезвел.
– Извиняюсь, конечно, – сказал он. – Это у меня от жизни. От реформ. С ума сойдешь, когда одни жиреют, а другие худеют… Давайте чокнемся с вами кружками…
– Ну вот, заговорили как все. А то вдруг, ни с того ни с сего – «ненавижу загробный мир»… Эк, куда вы хватили!
И Черепов добродушно чокнулся с незнакомцем, который стал перед ним на колени.
– Ладненько! Ладненько! – Черепов даже почесал незнакомца за ушком. – Вставайте!
– Перед умным человеком не беда и на коленях стоять! – как-то минорно рыкнул растрепанный незнакомец.
На этом они расстались.
– Ульяна! – говорил Черепов в бреду своей сестре. – Этот человек непрост. Он еще проявится!