Воспоминания (1865–1904)

После обеда прошли в гостиную великой княгини, где расселись, как кто хотел, пить кофе и смотреть журналы. Великая княгиня повела меня на огромный балкон над Москвой-рекой и показала мне чудный вид на заливной луг, освещенный луной. Меня поразила простота, с какой держали себя их высочества, с первого же вечера я не чувствовал никакого не только страха, но и какого-либо стеснения, все так было просто, семейно, никто не вставал, когда проходила великая княгиня или великий князь, совсем как в простом семейном доме, даже проще, чем в других аристократических домах. Меня всегда поражала та особенная простота, которая была свойственна членам императорского дома вне официальных приемов.

Когда убрали со стола, все перешили опять в столовую. Сергей Александрович с М. А. Васильчиковой, графом Стенбок и Степановым сели играть в винт. Меня великая княгиня Мария Александровна позвала играть в вист, говоря, что научит меня. До этого я помогал Елизавете Федоровне обжигать дерево под чтение мисс Джонсон. Е. А. Шнейдер читала журналы, Перовская вышивала. В вист по 1/10 копейки, кроме меня, сели еще Павел Александрович и Озеров. В проигрыше осталась великая княгиня Мария Александровна, я выиграл 4 рубля, из коих должен был отдать один рубль в пользу бедных. В 11 часов после общего чая все разошлись, и я с удовольствием растянулся на удобной хорошей кровати. На другой день в Ильинское приехала к завтраку принцесса Мария Максимилиановна с детьми и Е. Г. Шереметева, урожденная графиня Строганова (дочь великой княгини Марии Николаевны). Она очень много говорила со мной о моей сестре. Днем ездили вместе на ферму, после чая проводили принцессу Марию Максимилиановну. Вечером опять был вист, с великой княгиней Марией Александровной играл Павел Александрович, граф Стенбок и я. Я проиграл 3 руб. 25-го я совершил чудную прогулку верхом с великим князем Павлом Александровичем на очень приятной лошади. Мы объехали все красивые места, окружавшие Ильинское, было очень приятно. Днем ездили за грибами в линейке, вечером был обрадован сердечным дорогим письмом Алисы Михалковой из Назарьево. Они все там меня вспоминали и жалели, что я пробыл у них такое короткое время.

С сестрой своей я был в горячей переписке, мы сговаривались ехать вместе из Москвы к брату в Павловки в Харьковскую губернию, чтобы его спасать от неосторожного шага – женитьбы на крестьянке. Через несколько дней уехала великая княгиня Мария Александровна, и Ильинское как-то опустело, я остался один из гостей. По ее отъезде великая княгиня Елизавета Федоровна пригласила меня на верховую прогулку. Поехали втроем – великая княгиня, великий князь Павел Александрович и я, остальные поехали в линейке, Елизавета Федоровна ездила верхом великолепно, красиво очень сидела на лошади и мастерски ею управляла. Амазонка у нее была совсем короткая, так что нога ее виднелась до подъема, на голове маленькая фетровая шапочка. После прогулки пили чай. Вечером играли на бильярде все вместе в алагер.[193] На другой день Степанов мне показывал оранжереи, конюшни, пекарню, кухню. Меня поразила везде удивительная чистота и порядок. После завтрака ходили пешком к соседям Голицыным-Сумароковым, очень милая симпатичная семья. Напившись у них чаю, вернулись в экипажах. По утрам мне стали подавать к чаю лесную землянику, меня это очень заинтриговало – откуда? Оказалось, что это земляника «quatre saisons»[194] из оранжереи.

С отъездом великой княгини Марии Александровны жизнь в Ильинском мало изменилась, только по вечерам реже стали играть в карты и между обедом и чаем гуляли по парку, а иногда после чая. Пользуясь темнотой, дурачились, пугали друг друга, забавлялись, как маленькие дети. Е. А. Шнейдер, очень милое безобидное существо, удивительно добрая, подшутила как-то над М. А. Васильчиковой, положив ей в постель под одеяло персик, и та, ложась спать, раздавила его и страшно перепугалась.

За эту проделку решено было наказать Е. А. Шнейдер и напугать ее. Решили это сделать во время вечерней прогулки. Великая княгиня очень искусно сделала голову из арбуза, вынув всю середину, сделав отверстие для глаз, носа и рта. Рот покрыла прозрачной бумагой, а внутри поставила зажженную свечку. М. А. Васильчикова оделась в белую мантию, меня великая княгиня обвязала простыней и над головой приделала арбуз, так что моя фигура вышла очень страшной. Мы в таком виде спрятались в кустах. Эффект вышел полный, не только Е. А. Шнейдер, но и все, не бывшие в заговоре, перепугались страшно.

Другой раз подшутили над бедной Е. А. Шнейдер следующим образом: великая княгиня наполнила перчатку песком, вышла как бы рука, спрятав свою руку, она просунула в рукав перчатку с песком и утром, когда Е. А. Шнейдер подошла поздороваться с великой княгиней, та протянула вместо руки перчатку с песком. Е. А. Шнейдер, ничего не подозревая, взяла эту фиктивную руку, которая осталась у нее в руке. Она побледнела и ничего не могла понять, испуганно озираясь, невольно уронив руку. Хохотали страшно. Все эти невинные шутки как-то невольно сближали всех. Большое участие в них принимал и профессор Безобразов, бывший преподаватель великого князя Сергея Александровича, приехавший на несколько дней навестить своего бывшего ученика, с которым сохранил самые дружеские отношения. Он поселился рядом со мной в «Миловиде», и по вечерам, перед тем как лечь спать, мы с ним всегда очень мило беседовали. В один из таких вечеров он как-то меня спросил: «А вы бы пошли адъютантом к великому князю?»

Дело в том, что адъютант великого князя Балясный женился на фрейлине великой княгини Лобановой-Ростовской и вышел в отставку, так что у великого князя была как раз вакансия адъютанта.

Я очень смутился от вопроса Безобразова, посмотрел на него, ничего не сказав. Он продолжал: «Вы не подумайте, что мне поручено прозондировать, как бы вы отнеслись к такому предложению, я это от себя спрашиваю, так как мне пришло в голову, что вас пригласили в Ильинское, чтобы поближе узнать вас, так как великий князь остался без адъютанта». Я ответил, что мне это в голову не приходило, что я себя считаю слишком молодым, чтобы иметь шансы на такую должность, что я еще и трех лет не прослужил в строю. Тогда Безобразов мне сказал: «Но как вы смотрите на должность адъютанта, ведь в сущности, должность это неприятная, лакейская». Я ответил, что считал бы большой честью, если бы выбор пал на меня, что я не смотрю на должность адъютанта как на лакейскую, что, напротив, считаю, что много можно принести пользы, занимая такую должность, что все зависит от себя, не надо только терять своего я и держать себя с достоинством, чтобы тебя уважали, тогда должность адъютанта далеко не будет лакейской. Безобразов мне ответил: «А все же, я бы не желал, чтобы вы попали на эту должность, она вам не будет по характеру, вы с ней не примиритесь».

Слова Безобразова, близкого к великому князю Сергею Александровичу лица, произвели все же на меня впечатление, и я задумался над ними. Когда же 28-го августа, день, когда я собирался уехать, великий князь позвал меня и просил остаться до 31-го, то я подумал, уж не действительно ли он хочет меня взять к себе в адъютанты, и мой душевный покой от этих мыслей был нарушен. С одной стороны, такого рода назначение льстило моему самолюбию, с другой стороны, мне ужасно было больно покидать строевую службу в полку, которая мне более чем нравилась, которой я увлекался и находил удовлетворение в полковой жизни.

Впоследствии оказалось, что действительно было предположение у Сергея Александровича взять меня к себе в адъютанты, и что эта и была причина, что меня пригласили в Ильинское. Вопрос был почти решен, но в это время старушка графиня Тизенгаузен, статс-дама императрицы, глубоко почитаемая всей царской фамилией, все к ней относились с особенным уважением, попросила за своего племянника графа Сумарокова-Эльстона,[195] женатого на княжне Юсуповой, который и был назначен адъютантом к великому князю. Я считаю, что это меня спасло. Если бы я тогда, в такие молодые годы, имея 21 год всего от роду, был бы назначен адъютантом, то из меня ничего порядочного бы не вышло. Я жизни тогда еще совершенно не знал, и придворная жизнь меня бы захватила всего, и я бы не мог тогда разобраться в отрицательных ее сторонах, меня бы она засосала. И я Бога благодарю, что тогда этого не случилось.

193

алагер – (à la guerre, фр.) – игра в бильярд, где у каждого свой шар.

194

«quatre saisons» (фр.) – сорт земляники.

195

…графа Сумарокова-Эльстона… – Сумароков-Эльстон Феликс Феликсович (1856–1928), граф; с 1885 – князь Юсупов (старший); генерал-адъютант (1915), генерал-лейтенант (1915); в 1886–1904 гг. адъютант в. кн. Сергея Александровича, позднее – главный начальник Московского военного округа.