Страница 12 из 50
— Здесь жарко? — спросила она, обмахиваясь перчатками, и сняла пиджак. Зал ахнул. — Золотце мое! — завизжала она, разглядев Кэрри за стойкой бара.
— Столик готов, — услужливо произнес метрдотель.
— Я тебе такое расскажу! — тараторила Амалита. — Просто умрешь — со мной такое приключилось!..
В апреле Амалита ездила в Лондон на свадьбу, где познакомилась с лордом Скунксом — имя, конечно, вымышленное, но «истинный лорд, дорогая моя, истинный лорд — состоит в родственных отношениях с монаршей семьей, замок, борзые и все такое. Влюбился в меня без памяти, болван, прямо в церкви. Подходит ко мне во время банкета и говорит: „Душа моя, вы — прелесть, но ваша шляпка еще прелестнее“.
— Тут-то мне бы его и раскусить, но я тогда была слегка не в себе — пришлось остановиться у Кэтрин Джонсон-Бейтс, а она меня совсем достала — все время нудила, что я разбрасываю шмотки по всей квартире… Дева, одно слово. Короче, я только и думала, как бы мне к кому-нибудь перебраться. А когда узнала, что Кэтрин к этому Скунксу неровно дышит — шарфики ему вяжет из какой-то кошмарной гребаной шерсти, — а он в ее сторону даже не смотрит, тут уж и подавно устоять не смогла. И потом, нужно же мне было где-то жить.
В тот же вечер после свадьбы Амалита переехала в дом на Этон-сквер. Первую пару недель все шло как по маслу. Она продемонстрировала лорду весь свой репертуар образцовой гейши — массаж, чай в постель, интересные места в газете, обведенные карандашиком…
Он водил ее по магазинам. Они придумывали все новые и новые развлечения — однажды даже устроили в родовом замке вечеринку со стрельбой. Амалита помогла ему составить список гостей, пригласила кучу нужных людей, очаровала прислугу, и он был в полном восторге. Но не успели они вернуться в Лондон, как начались неприятности.
— Помнишь мое белье — сколько лет я его собирала? — спросила Амалита.
Кэрри кивнула. Она прекрасно помнила обширную коллекцию дизайнерского белья, которую Амалита собирала вот уже пятнадцать лет, — забыть ее было сложно, учитывая, что однажды, помогая Амалите с переездом, ей пришлось заворачивать каждый предмет в специальную ткань, потратив на это три дня.
— Так вот, переодеваюсь я тут как-то, и вдруг он заходит и говорит: «Дорогая, давно заглядываюсь на твой корсет… Не возражаешь, я примерю? Хочу понять, что значит быть тобой».
Ладно. На следующий день он требует, чтобы я его отшлепала скрученной в трубочку газетой. «Дорогой, — говорю я ему, — тебе не кажется, что будет больше толку, если ты ее просто прочтешь?» «Нет, — отвечает он. — Давай всыпь мне как следует!»
Я и тут послушалась. Еще одна ошибка. Дело дошло до того, что он чуть свет напяливал на себя мои шмотки и дни напролет просиживал дома. И так изо дня в день. Однажды он потребовал мои украшения от Шанель.
— И как он в них выглядел? — спросила Кэрри.
— Pas mal, — ответила Амалита, — Знаешь, он из тех английских красавчиков, по которым толком и не скажешь, гомо они или гетеро. Но ты себе даже не представляешь, до чего этот Скунс — иначе не назовешь — докатился! Ползал по полу на четвереньках и светил голой жопой. С ума сойти, а я ведь всерьез подумывала выйти за него замуж!
Короче, я сказала ему, что ухожу. Он психанул. Запер меня в спальне, пришлось лезть через окно. К тому же пришлось напялить эти идиотские шпильки от Маноло Бланик вместо человеческих Гуччи — сдуру позволила ему поиграться моими туфлями, а «Маноло» были единственной парой, которую он не любил — считал, что это прошлый сезон. Так он меня домой отказался впускать! Сказал, что оставляет себе мою одежду в уплату за какой-то дурацкий телефонный счет, который я якобы наговорила. Две тысячи фунтов. Смех! Я тогда ему сказала: «Дорогой, а как же иначе? Должна же я как-то общаться с родной матерью и дочерью?!»
Но я-то тоже не дура, прихватила с собой его мобильный. Звоню ему с улицы. «Дорогой, — говорю, — я пошла пить чай с Кэтрин. Когда вернусь, чтобы мои чемоданы аккуратненько стояли у дверей. Потом проверю все до последней пуговицы и, если хоть чего-нибудь недосчитаюсь — хоть одной крошечной сережки, хоть пары поясков, хоть набойки на каблуке — немедленно звоню Найджелу Демпстеру».
— И что, послушался?! — с некоторым даже трепетом спросила Кэрри.
— Еще бы! — ответила Амалита. — Англичане до смерти боятся прессы. Если хочешь кого-нибудь приструнить, пригрози газетной шумихой.
В этот момент к нашему столику подошел аргентинец.
— Амалита! — обрадованно воскликнул он, протягивая ей руку и отвешивая галантный поклон.
— А, Крис. Сото esta?
Они залопотали по-испански, так что Кэрри не поняла ни слова.
Затем Крис сказал:
— Я сюда на неделю. Неплохо бы пересечься.
— Ну конечно, милый, — ответила Амалита и улыбнулась, слегка сощурив глаза, что означало «отвали».
— Тьфу. Богатый аргентинец, — произнесла она. — Я однажды гостила на его ранчо. Мы тогда всю саванну на поло-пони изъездили. Жена была на сносях, а он был таким пупсиком, что я его трахнула, и она об этом узнала. Представляешь, еще и оскорбилась! Да из него оказался такой трахальщик, что она радоваться должна всякий раз, когда на него кто-то позарится.
— Мисс Амальфи! — обратился к ней официант. — Вас к телефону.
— Райти! — ликующе объявила она, вернувшись через пару минут за столик. Райти был лидер-гитаристом известной рок-группы. — Зовет на гастроли. Бразилия. Сингапур. Сказала ему, что подумаю. Эти ребята привыкли, что бабы на них гроздьями вешаются, с ними надо построже. Чтоб знали свое место.
У входа опять поднялась легкая суматоха. Кэрри вытянула шею, чтобы посмотреть, кто пришел, и вдруг стремительно пригнулась, делая вид, что разглядывает свои ногти.
— Не смотри, — прошипела она. — Это Рэй.
— Рэй? Давно не виделись, — ответила Амалита и прищурилась.
Как ни странно, речь шла не о мужчине, а о женщине — женщине, которую с некоторой натяжкой можно было отнести к той же категории, что и Амалиту. Она тоже была роковой красавицей, покоряющей сердца мужчин, только абсолютно чокнутой.
Модель конца семидесятых, она со временем переехала в Лос-Анджелес, якобы подумывая об актерской карьере. С ролями у нее как-то не сложилось, зато удалось подцепить парочку знаменитостей. Как и у Амалиты, у нее был ребенок, дитя любви, по слухам, отпрыск одной суперзвезды.
Рэй просканировала зал. Помимо всего прочего, она славилась своими глазами — огромными, круглыми, со светло-голубыми зрачками. Они остановились на Амалите. Рэй помахала рукой. Подошла.
— Какими судьбами?! — преувеличенно-радостно воскликнула она, хотя ходили слухи, что двух таких врагов в Лос-Анджелесе не сыскать.
— Только что приехала, — ответила Амалита. — Из Лондона.
— Была на той свадьбе?
— Леди Беатрис? — переспросила Амалита. — Да. Просто чудо. Вся титулованная Европа.
— Черт, — расстроилась Рэй. В ее речи слышался легкий южный акцент — явно фальшивый, поскольку родом она была из Айовы. — Надо было поехать. Но у меня как раз тогда закрутился роман со Снейком… — объяснила она, имея в виду знаменитого актера боевиков — ему было под семьдесят, но он до сих пор снимался. — Никак не получилось вырваться.
— Понимаю… — ответила Амалита, одарив ее своим знаменитым прищуром.
Рэй продолжала как ни в чем не бывало:
— Я тут с подругой хотела встретиться, а сама обещала Снейку к трем быть в гостинице — он здесь со своим фильмом, — а сейчас уже почти четверть третьего… Знаешь, Снейк терпеть не может, когда опаздывают, а я вечно en retard.
— Ну, это как себя поставишь… — ответила Амалита. — Хотя вообще-то я припоминаю, что Снейк никогда не любил ждать. Передавай ему привет, дорогая… Хотя забудешь — тоже ничего страшного, я все равно с ним через месяц увижусь. Пригласил меня покататься на лыжах. По-дружески, конечно…
— Ну конечно! — ответила Рэй. Повисла неловкая пауза. Рэй взглянула на Кэрри, которой тут же захотелось накрыться салфеткой. «Все, что угодно, — мысленно заклинала она, — только не спрашивай, как меня зовут!..»