Страница 43 из 217
— Добрый вечер, дон Луис, — тихо сказала она и вдруг спросила, поборов всегдашнюю робость. — Можно мне посидеть здесь с вами?
— Добрый вечер, сеньора, сейчас вынесу стул, — ответил тот, не удивившись, будто ожидал этого визита.
Он затоптал окурок и поднялся.
— Спасибо, не нужно, дон Луис, — быстро сказала Беба, — тут есть еще один ящик, я сяду на него.
— Осторожно, там могут быть гвозди, — сказал садовник, садясь на место.
Беба провела ладонью по шероховатым доскам и тоже села. Пришедший с ней Макбет ткнулся носом в плечо Луиса, шумно фыркнул и свалился на землю, зазвенев кованым ошейником.
— Вы еще не идете спать, дон Луис?
— Посижу еще, очень уж вечер хороший.
Беба погладила Макбета по голове и откинулась назад, обхватив руками колени. В тишине тонко прозвенел комар.
— Скоро появятся москиты, — вздохнула Беба, — сейчас, наверно, еще рано… В ноябре их будет уже полно.
— Здесь не будет, — отозвался из темноты дон Луис. — Место здесь высокое и эвкалипты кругом. Москит этого дерева не любит, он его запаха не переносит.
— О, я и не знала…
Беба запрокинула голову и стала разглядывать звезды.
— Вы умеете определять созвездия, дон Луис?
— Нет, сеньора, по правде сказать, никогда этим не занимался.
— Вот и я тоже не умею. Я знаю только Южный Крест… И потом мне показывали еще одно — такое маленькое, кучкой, блестящее-блестящее… Забыла, как оно называется, сейчас я его почему-то не вижу… Дон Луис, а вы думаете, что летающие тарелки действительно прилетают с Марса?
— Сказки это, сеньора. Кто их видел, эти тарелки?
— Ну почему, — оживилась Беба, — в Соединенных Штатах часто их наблюдают, почти каждую неделю!
— Если сосать столько виски, как это делают янки, то и похуже вещи можно наблюдать. И морскую змею можно увидеть, не то что летающую тарелку. Верно, Макбет?
В ответ Макбет нервно зевнул и завозился в темноте, звеня ошейником.
— Сеньора, я когда договаривался с доном Херардо, то он сказал, что не станет возражать, если мне иногда придется съездить в город по своим делам в будни. С вашего позволения, я взял бы себе свободных полдня завтра, после обеда. Мне нужно встретиться с адвокатом, у меня там маленькая тяжба с моим прежним патроном… из-за невыплаченного увольнительного пособия.
— Пожалуйста, дон Луис. Постойте, а завтра какой день?
— Четверг, сеньора, пятнадцатое.
— Четверг! Тогда мы едем вместе, дон Луис, я совсем забыла о своем парикмахере. Позже он меня уже не примет, перед самым праздником. В котором часу вам нужно быть в городе?
— К двум, к трем, сеньора, это не так точно.
— Поедем сразу после обеда, — кивнула Беба.
На другой день они выехали из «Бельявисты» около двух часов. Беба довела машину только до Мерло, где испугалась встречных грузовиков и смочившего асфальт короткого дождя и передала управление дону Луису. В три они были уже в центре. Дон Луис помог Бебе поставить машину в подземный паркинг на авеню Карлос Пеллегрини и отправился по своим делам. Беба позвонила Жерару, но его, по-видимому, не было дома, так как на звонки никто не ответил; позвонила в парикмахерский салон, чтобы договориться о часе приема, но и тут ее ждала неудача — ей ответили, что мсье Антуан чрезвычайно сожалеет, но никак не может принять мадам ни сегодня, ни вообще на этой неделе, поскольку мадам не договорилась заранее; если мадам угодно записаться на любой день после семнадцатого, то…
Беба не дослушала, с размаху нацепила трубку на рычаг и вышла из кабины надувшись. «А в общем, я сама виновата, — сказала она себе через минуту, — какая же дура не знает, что перед праздниками нужно записываться за две недели… Да и потом, если уж прямо говорить, какой это праздник!» Подумаешь 17 Октября! Не такая уж она пламенная перонистка, чтобы всерьез готовиться к партийному празднику…
Привычная городская суета вернула ей хорошее настроение. Пожалуй, это даже и лучше, что так получилось, — по крайней мере, некуда спешить. Погода стояла отличная, свежий pampero[22] умерял жару, на теневой стороне улицы было даже прохладно; Беба чувствовала на себе взгляды мужчин, чувствовала, как ловко сидит на ней новый светло-серый тальер и как он ей к лицу с этим букетиком фиалок на лацкане — под цвет ее глаз.
Беба прошлась по Лавалье, «улице кино», изучила анонсы, купила у разносчика пакетик засахаренных орешков — простонародное лакомство, которое всегда казалось ей самым вкусным в мире. Будь это прилично, она принялась бы грызть их прямо на улице, на виду у всех. Впрочем, стоя перед витриной ювелиров братьев Пальмьери, она все же не утерпела, полезла в сумочку и выковырнула из целлофанового мешочка один орешек. Жуя его, она делала вид, будто во рту у нее просто резинка. Правда, при этом пострадала белая нейлоновая перчатка, пальцы которой испачкались липким коричневым сиропом; Беба подумала, махнула рукой на приличия и спрятала перчатки в сумочку. После этого она почувствовала себя еще лучше.
Почти час заняла прогулка по Флориде — не столько прогулка, сколько стояние перед витринами. Разглядывая разложенные за зеркальным стеклом соблазны, Беба испытала странное чувство. Было время, когда для нее покупка на Флориде даже полдюжины платочков была волнующим событием; теперь ей стало доступно очень многое из того, что она видела, во всяком случае, зайти в магазин и оставить там пятьсот или даже тысячу песо она вполне могла себе позволить. А желания сделать это почти не было. Собственно говоря, соблазны перестали быть соблазнами. Ну хорошо, лишняя пара туфелек, лишний гарнитур, лишняя пара клипсов. И что?
Дойдя до Авенида-де-Майо, Беба свернула по направлению к Конгрессу. На протяжении первого же квартала ей пришлось услышать не менее дюжины комплиментов; впрочем, не обязательно нужно было быть красавицей, чтобы получить их на этой улице — самой испанской во всем Буэнос-Айресе. Даже чумазый мальчишка-чистильщик и тот во всеуслышание сравнил ее с цветком, едва начавшим раскрываться, и выразил желание превратиться в колибри, чтобы помочь этому процессу. Потом с Бебой поравнялся пожилой кабальеро — элегантный, надушенный, с белой гвоздикой в петлице. Пройдя рядом несколько шагов, кабальеро искоса бросил на нее томный взгляд и прикоснулся к своей шляпе, одетой под тем точно рассчитанным углом, который отличает джентльмена от прощелыги.
— Блаженны глаза, созерцающие красоту! — воскликнул он. — Где я мог быть в тот момент, когда спустился с небес этот огненнокудрый ангел?
— Очевидно, в аду, мой сеньор, — отозвалась Беба, не удостоив его взглядом, — присматривали себе местечко…
Сказала это она совсем негромко, но человек с пачкой растрепанных книг под мышкой, только что обогнавший ее и элегантного кабальеро, очевидно, услышал ее голос и резко обернулся.
— Донья Элена! — воскликнул он, остановившись как вкопанный посреди тротуара. — Опять мы с вами встречаемся, что за черт!
— О-о, дон Хиль, — обрадованно сказала Беба, — добрый день, как поживаете? Действительно, нам везет на встречи! Откуда вы и куда?
— Я был там, за Кабильдо… у букинистов, — ответил дон Хиль, почему-то смущаясь. — Купил вот, видите. Нет, ничего интересного — одна медицина… Ну а вы, донья Элена?
Держа в охапке свои книги, он задал этот вопрос и вперил в Бебу такие глаза, что та опустила свои.
— Спасибо, дон Хиль, ничего… Смотрите, ваши книги сейчас рассыпятся — у вас нечем связать?
— Нет, разве что поясом — так штаны упадут, я без подтяжек. Донья Элена…
— Да?.. О, знаете, я придумала — сейчас зайдем в магазин и попросим веревочку! Идея?
— Гениальная, еще бы. Знаете, донья Элена…
— Ну, идемте. Я вас слушаю, дон Хиль. Да, а как ваши больные в Роусоне?
— Да как всегда — одни поправляются, другие наоборот. Донья Элена, я много думал о вас все эти два месяца…
— Правда? Я очень рада, дон Хиль.
— Радоваться тут нечему, — нахмурился Хиль. — Я и сам не радуюсь, вообще не хотел бы этого…
22
Южный ветер.