Страница 35 из 217
Зайдя в знакомый бар, Хиль выпил одну за другой две рюмки анисовой и быстро согрелся. В баре было шумно и накурено, в одном углу огромная автоматическая электровиктрола ревела старое танго, в другом несколько завсегдатаев играли в карты. По выражению их лиц можно было за полмили определить, что игра идет не впустую, хотя денег на столе не было.
— Азартные, дьяволы, — усмехнулся Хиль, расплачиваясь с барменом и кивнув в сторону играющих, — смотри, чтобы не вошел инспектор фиска. На прошлой неделе застукали такую компанию в одном баре.
— Ну и чем кончилось? — лениво полюбопытствовал тот, отсчитывая сдачу на мокром алюминиевом прилавке.
— Там сейчас на дверях такая симпатичная бумажка с печатью полиции.
— Надолго?
— На три месяца, «за поощрение азартных игр среди посетителей».
— Я никого не поощряю, — пожал плечами бармен.
— Ладно, оправдываться будешь в комиссарии. Мое дело предупредить. Всего наилучшего, ягненочек.
Хиль прикоснулся к шляпе и вышел из бара, закуривая на ходу. Солнце уже село, на город спускались голубоватые от бензинового угара зимние сумерки, кое-где вспыхнули неяркие еще разноцветные арабески вывесок и реклам. Хиль вскочил в переполненный автобус и через несколько остановок сошел на одном из шумных центральных перекрестков.
Включившись в неторопливый ритм общего движения, Хиль двигался вместе с толпой, рассеянно поглядывая то на витрины, то на лица встречных женщин. Перед витриной большого магазина медицинской аппаратуры он остановился и долго разглядывал разложенный по стеклянным стендам хирургический инструментарий, рентгеновское и лабораторное оборудование — все это соблазнительно красивое, слепящее глаза ледяным блеском никеля и белоснежной эмали. Цен, к сожалению, не было, — вместо них на видном месте красовался изящный, золотыми буквами, плакатик, извещающий господ медиков о том, что фирма предоставляет кредит на самых льготных условиях. «Знаем мы эти льготные условия, — подумал Хиль, со вздохом отходя от витрины, — это лет пять, если не больше, будешь работать только на оплату своего кабинета». А вообще-то, конечно, этого не миновать. Придется как-нибудь зайти полистать проспекты…
— Доктор Ларральде? — прервал его размышления женский голос.
Хиль поднял голову и остановился как вкопанный.
— Сеньорита Монтеро… — пробормотал он в замешательстве.
— Узнали? — засмеялась та, левой рукой прижав к себе сумочку и покупки и протягивая ему правую, затянутую в перчатку. — Ради всего святого, разгрузите меня хоть наполовину, я уже полчаса не могу остановить ни одного такси…
Она вручила ему несколько коробок разного размера, завернутых в цветную папиросную бумагу и перевязанных пестрыми целлофановыми ленточками. Хиль молча сунул их под мышку, не зная, стоит ли радоваться этой встрече. После того памятного вечера на третий день карнавала, когда он целый час напрасно прождал сеньориту Монтеро возле обелиска, он сначала возмутился, но потом обида прошла и он несколько раз звонил ей на дом — всегда безрезультатно. В конце концов ему сказали, что сеньорита часто теперь не ночует дома, и он оставил попытки связаться с нею; к тому же начались выпускные экзамены, а короткий роман с одной из медицинских сестер в Роусоне — вскоре после начала стажировки — окончательно помог ему забыть о неудачном летнем знакомстве. И вдруг…
Впрочем, замешательство его длилось считанные секунды. Он посмотрел на сеньориту Монтеро и улыбнулся широкой восхищенной улыбкой.
— А вы еще больше похорошели, — сказал он.
— Серьезно? — опять засмеялась та. — Спасибо за комплимент, хочу верить в его искренность. Расскажите, как живете? Вы очень обиделись на меня в тот вечер? Впрочем, знаете что, зайдемте куда-нибудь выпить чаю, я сегодня с самого обеда бегаю по магазинам, устала и проголодалась.
— Я не совсем прилично выгляжу, — пробормотал Хиль нерешительным тоном, — видите ли, я сейчас прямо из госпиталя, с дежурства…
— Господи, я ведь не в Жокей-клуб вас приглашаю! Здесь за углом есть такой чайный салончик, там тепло и уютно. Идемте же, доктор, просто невежливо так долго раздумывать!
— Я не раздумываю, а подсчитываю мысленно свои ресурсы…
Сеньорита Монтеро испуганно округлила глаза.
— О-о, это серьезный вопрос! Ну и как, подсчитали? — Смеясь, она потянула его за рукав. — Пошли, пошли, в случае чего я вас выручу… Вы не думаете, что обстоятельства нашего знакомства освобождают нас от церемонности в отношении друг друга, а?
— Вот это верно. Ладно, идемте, насчет денег я пошутил. Сегодня нам выдали жалованье, так что я могу даже угостить вас не только чаем…
Похожий на английского мажордома гардеробщик принял шубку сеньориты и потрепанное пальто сеньора. Сеньорита осталась в темном, наглухо закрытом до подбородка, гладком шерстяном платье, с граненым крестиком матового золота на груди; сеньор поправил мятый воротничок и передвинул на место дешевый галстук искусственного шелка, явно купленный где-нибудь на распродаже. При этом он неприметным движением проверил, цел ли бумажник.
Зал встретил их полумраком и приглушенной, едва слышной музыкой. Посетителей почти не было, освещение ограничивалось неяркими настольными лампочками. «Местечко для тайных свиданий», — подозрительно подумал Хиль, усадив свою спутницу и сам опускаясь в удобное кожаное кресло напротив.
— Чай для двоих, пожалуйста, — сказал он подошедшей кельнерше. Кельнерша была хорошенькая, в кокетливой кружевной наколке, и это почему-то еще больше укрепило его в мысли, что чайный салон — место подозрительное. — И чего-нибудь закусить, что там у вас есть… Вы ведь проголодались, сеньорита Монтеро? Может быть, рюмочку коньяку, чтобы согреться?
— Прошу прощения, алкогольных напитков у нас нет, — блеснула зубами кельнерша.
— Тогда тащите что есть, — нетерпеливо сказал Хиль. Уточнений относительно закуски он боялся, попросту не зная, что можно заказать в таком месте. Закажешь обычные честные сандвичи с сыром или колбасой — и окажешься в дураках…
К его облегчению, кельнерша исчезла без дальнейших расспросов.
— Итак, доктор? Сколько раз вы успели побывать с тех пор в Дэвото? — спросила сеньорита, облокотившись на стол и глядя на собеседника поверх розового абажура. Теплое освещение снизу придало ее улыбающемуся лицу особую прелесть. Хиль ответил не сразу, глядя на нее и рассеянно нащупывая по карманам сигареты.
— Представьте, ни разу, — отозвался он наконец. — Теперь я врач, прошу со мной не шутить. Третий месяц на стажировке.
— Все там же, в Роусоне? Видите, какая у меня хорошая память!
— Да, все там же… — Хиль закурил и помахал в воздухе спичкой. — А насчет памяти… Вы тогда даже забыли о свидании, а я как дурак ждал вас целый вечер.
— Да, это верно, — с сокрушенным видом вздохнула Беба. — Но вы должны простить меня, доктор, я действительно была занята, правда. Вы очень на меня обиделись?
— Всякий бы обиделся на моем месте!
— Да, это верно… Но все равно, вы должны меня простить. Прощаете?
— Если будете хорошо себя вести.
— Ну, в пределах возможного я постараюсь вести себя хорошо. Кстати…
Она замолчала, потому что подошла кельнерша с подносом. Расставив на столике принесенное, та ушла, сунув чек под корзиночку с печеньем.
— Вам крепкий? — спросила сеньорита Монтеро, принимаясь хозяйничать. — С лимоном или со сливками?
— С лимоном. Ну а теперь вы должны рассказать о себе.
— Теперь мы должны пить чай, это главное. Пожалуйста, сеньор Ларральде… печенья?
— Не хочу, я не так давно закусывал в госпитале… Пить только хочется.
— Ну а я буду и пить и есть, — я проголодалась. Чай достаточно крепок?
— Спасибо, хорошо.
— Что нового в медицинском мире? Бациллу рака еще на нашли?
— Нет, — буркнул Хиль. Его начало раздражать поведение собеседницы, явно разыгрывающей перед ним светскую даму.
— Вот как? Это плохо, сеньор Ларральде, очень плохо… Неужели и вам не удастся поймать за хвост эту хитрую бациллу?