Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 93 из 145



Она покачала головой.

— Мне необходимо вернуться наверх.

— Но господин Лукас пусть останется. Только на минуту. — Она просительно поглядела на доктора.

— Как вам будет угодно. Но долго говорить вам не следует. — Вернон направился к двери, бросив мне на ходу: «Пять минут».

Когда мы остались одни, Хильда жестом предложила мне подойти поближе и прошептала:

— Два миллиона.

— Что?

— Два миллиона марок. — Она цепко держала меня за пуговицу рубашки. — Я вам заплачу, если вы их всех выведете на чистую воду. — Она опять за свое.

— Да, фрау Хельман, конечно, — сказал я.

— Вы видите, я была права. Эти люди не останавливаются ни перед чем. Мой брат. Потом Килвуд. Теперь Анна. А завтра я… Я боюсь! Боюсь! — Она не отпускала мою пуговицу. Я еле высвободился.

— Я делаю все, что в моих силах. Полиция тоже.

— Полиция! Да она вообще палец о палец не ударит! Она ничего не умеет! Вы, господин Лукас, вы — единственный, кто что-то умеет! Умоляю вас, сделайте то, о чем я вас прошу, пока не поздно! Хотите получить эту сумму сейчас? Наличными или чеком?

— Я скоро у вас появлюсь, — сказал я. — Очень скоро. Мне нужно сначала переговорить с вашим исполнительным директором.

— С Зеебергом?

— Да. Где он сейчас?

— Сегодня утром он улетел во Франкфурт. Срочно понадобился в банке. Получил разрешение полиции покинуть Канны. Вернется через несколько дней. А что вам нужно от Зееберга?

— Это я скажу ему лично.

— Хорошо. Хорошо. И вы поможете мне, да? Вы схватите их и отдадите в руки правосудия? И позаботитесь о том, чтобы они все исчезли с лица земли — все-все-все!

— Конечно, фрау Хельман, — кивнул я.

От густого аромата цветов меня начало мутить. Как только она спит в этой комнате?

63

С Русселем и Лакроссом, которым теперь предстояло заняться рутинным расследованием этого нового убийства, я договорился, что буду звонить им каждые три часа. А вообще меня можно будет найти у мадам Дельпьер. Последнее я сообщил Лакроссу на ухо, и он только кивнул. Полицейская машина доставила меня в «Мажестик». Я отправил Густаву Бранденбургу две длинные кодированные телеграммы. В одной я сообщал об убийстве медсестры Анны Галина. Во второй просил срочно проверить, действительно ли Зееберг находился во Франкфурте, был ли он в банке или все еще находится в городе, каким рейсом он прилетел, а также — когда собирается вернуться в Канны. Ведь Густав столько раз хвастался, что может запросто подкупить множество людей. Вот пусть и докажет! Телеграммы я пометил словом «срочная», потом переоделся в своем номере и позвонил Анжеле. Вместо нее трубку взяла Альфонсина Пети, миниатюрная домработница, которая однажды обещала заключить меня в свое сердце.

— Мсье, мадам очень долго ждала вашего звонка. А сейчас вышла. Минут десять назад.

— Куда она направилась?

— Мне поручено сказать, что в церковь, — если вы позвоните, — ответила Альфонсина.

— Спасибо, — сказал я.

Когда я положил трубку, меня пронзила острая, совершенно неожиданная боль в левой стороне груди. Я скорчился. Но боль тут же прошла.

64

В маленькой русской церквушке было темно и прохладно.

В сумраке поблескивали только лики множества икон. Когда глаза мои привыкли к темноте, я увидел Анжелу. Она сидела перед большой темной иконой Богоматери рядом с поставцом для свечей. Анжела, видимо, поставила новую свечку и только что зажгла ее, потому что неотрывно глядела на ее пламя, молитвенно сложив руки перед грудью, как ребенок. Я подошел к ней, сел рядом и поцеловал ее волосы. Она не шелохнулась. Губы ее шевелились, беззвучно произнося молитву. Я не сложил руки перед грудью, но тоже стал смотреть на свечу, на ее пламя и на темную икону за ним и тоже начал молиться. На этот раз у меня получилось. Я просил Господа помочь нам и сделать так, чтобы Карин дала согласие на развод и я мог бы жениться на Анжеле.





Закончив молитву, я тихо сидел подле Анжелы, закрывшей глаза и совершенно ушедшей в себя. Я услышал шаги за спиной, но не обернулся. Я ждал, пока Анжела открыла глаза, взяла меня за руку и встала. У входа в церковь молодой священник прикреплял кнопками объявления к черной доске. Мы подошли к нему. Он с улыбкой наклонил голову.

Анжела остановилась, не сводя глаз с его лица.

— Могу ли я чем-то помочь вам, мадам? — приветливо спросил молодой священник. На нем была длинная ряса, а волосы свободно ниспадали на плечи. Глаза у него были серые и очень красивые, а голос звучал спокойно, в нем чувствовалась бесконечная доброта и сила этого человека.

— Пьер, — тихо сказала Анжела, — ведь это вы. Я сразу узнала ваш голос. Да, это конечно вы и есть.

— И кто же это я? — В одичавшем саду играли дети, и их звонкие и радостные крики проникали даже в тихую церквушку.

— Вы, наверное, не вспомните. С той ночи минуло три года. То была ночь с десятого на одиннадцатое июня 1969 года, если уж быть абсолютно точной. Вам позвонила женщина, которая не хотела больше жить. Нет, вы конечно не помните.

Священник улыбнулся.

— Я помню все, как будто это случилось вчера, — сказал он. — Женщина была в полном отчаянии. Совершенно одинока. Ее душу очень больно ранил один мужчина. Она сказала, что по причинам профессионального свойства ей приходится часто бывать в обществе и ходить на все балы и торжества. Что она вынуждена всегда казаться веселой и хорошо выглядеть, что ей нельзя выказать гнетущее ее горе и обиду. Я давно жду, что вы придете, мадам.

— Вы в самом деле все помните?

— Каждое слово. Все эти годы я часто думал о вас. И был уверен, что вы когда-нибудь придете. И вот вы здесь. И, как мне кажется, счастливы.

— Я счастлива, как только может быть счастлив смертный, батюшка, — сказала Анжела. — И этим я обязана вам. А не приходила потому, что было стыдно. Потом решила, что приду, когда вновь буду счастлива. Когда не буду больше одинока.

— И теперь это время наступило.

— Да, — сказала Анжела, — я уже не одинока. Я нашла человека, которого люблю всей душой.

— Я тоже всей душой люблю эту женщину, батюшка, — сказал я.

— Меня зовут Илья. Называйте меня братом: брат Илья. Я ведь еще очень молод.

Мы тоже назвали свои имена, и он пожал мне руку.

— Я рад, что вы обрели покой и счастье, мадам Дельпьер, — сказал Илья. По-французски он говорил бегло, но с русским акцентом. — Сами видите — страданья проходят. Господь любит людей. И вы нужны Ему. Кем бы Он был без вас?

— Счастье мы и впрямь обрели, брат Илья, — сказала Анжела. — Но отнюдь не покой, мсье Лукас женат.

— Ох, — тяжело вздохнул священник.

— Я ушел от жены, но официально не разведен, — сказал я.

— Понимаю, — кивнул Илья и взглянул на свои руки. Потом поднял глаза на нас. — Расскажите мне о себе немного подробнее — ведь вы хотите узнать мое мнение, верно?

— Конечно, — сразу согласилась Анжела.

— А для этого мне нужно лучше знать все обстоятельства. Мсье Лукас, вам, вероятно, легче дастся рассказ…

Я все рассказал. Илья молча слушал. А в конце спросил:

— Вы чувствуете себя виноватым перед своей женой?

— Нет, — ответил я. — Нет, не чувствую, брат Илья. Раньше чувствовал — до того, как сказал ей правду. Но потом чувство вины исчезло.

— А вы, мадам?

— Со мной все было точно так же… — Анжела рассказала свою часть истории и закончила словами: — Видите, мы расстались, когда я узнала правду. Я не смогла бы жить с Робертом в роли его любовницы, с которой он изменяет своей жене. Но потом он сказал мне правду. И я убедилась, что его брак действительно распался много лет назад и существует лишь формально, согласно закону. Теперь и я не испытываю чувства вины. Это очень дурно? — Брат Илья улыбнулся.

— Я вовсе не собираюсь оценивать ваш поступок. Да вы и не можете требовать от меня такой оценки. Я могу вам ответить только как человек, обязанный врачевать души людей.