Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 121 из 145

— Куда глаза глядят. Лишь бы подальше отсюда. Уеду из Франции. Для этого мне и нужны деньги. Вы их принесли?

— Да.

— Покажите.

Я показал ей пачки банкнот, которые лежали у меня в кожаной папке, подаренной Анжелой.

— А сигареты у вас не найдется?

— Я бросил курить.

— Ну, нет, так нет, — махнула она рукой. — Давайте к делу. Вы, наверное, торопитесь?

— Да.

— Я тоже. Слушаете внимательно. Тогда, когда я вам сказала в баре отеля «Мажестик», что я могла бы продать вам всю правду, я вас не обманывала. Она уже была у нас с Аланом в руках. Алан послал меня договориться с вами. Я бы встретила вас в той квартире в «Резиденции Париж» и все вам рассказала, если бы мы не видели, как вас избили.

— Вы это видели — Алан и вы?

— О том и речь. И Алан счел, что сейчас этого делать нельзя, слишком опасно. Мол, если вы сейчас подниметесь к нам и все узнаете, то бомба взорвется, и мы пропали. Потому что они сразу догадаются, откуда вам все это известно.

— Кто «они»?

— Ну, те, другие.

— Кто эти другие?

— О, Господи, не забегайте вперед!

— Извините.

— Да ладно уж. Просто нервы у меня сдали. У вас тоже?

— Да.

— Представляю себе, — сказала женщина, которую я помнил такой красоткой. Теперь же передо мной сидела сущая развалина. — Хреновое это дело, и для вас тоже. Ну, что тут скажешь? Мне нужно исчезнуть, для этого мне нужны ваши деньги, а вам нужна правда. Во всяком случае, Алан тогда сказал: «Так дело не пойдет. Этого мужика встречу я. А тебя здесь как бы нет». Я ведь сидела в шкафу, когда Алан водил вас по квартире. В зеркальном шкафу, что стоял в спальне, помните?

— Но ведь я в него заглядывал, — вяло заметил я.

— А в его задней стенке есть раздвижная дверца, через которую входишь в небольшой чуланчик, которого снаружи не видно. Он встроен между двумя стенами.

— Если бы меня не избили, вы бы разговаривали со мной в спальне, а Алан сидел бы в этом чуланчике, да?

— Да.

— Вы всегда так делали, когда к вам приходили клиенты?

— Не всегда. Но часто. Если хотели кого-нибудь шантажировать. Или если я боялась клиента. Во всяком случае, после вашего визита Алан испугался и решил, что нам надо на какое-то время исчезнуть. Мы переезжали с места на место, под конец осели здесь. Отсюда Алан связался с этим Зеебергом.

— С кем?!

— С Зеебергом, этим малым из банка Хельмана. Да вы ж его знаете!

— Конечно я его знаю. Но что и Алан был с ним знаком…

— Алан знал их всех, всю эту шайку-лейку. Вот это мы и хотели вам продать. Именно вам, а не кому-нибудь из них! Слишком опасно, всегда говорил Алан. А вы, вы не были нам опасны, вы охотно заплатили бы — в интересах своей фирмы. — Николь погрузила пальцы в свою всклокоченную гриву. — Так говорил тогда Алан. А потом заболел манией величия. Захотел выбить из Зееберга миллион. Минимум миллион. По телефону делал ему намеки. Они хотели встретиться в Старой гавани прошлой ночью. Материал он, конечно, с собой не взял.

Николь вдруг уставилась на свои руки. Лак с ногтей облетел, руки были в грязи.

— Вот как было дело, — вздохнула она.

Боль в ноге немного утихла.

— Вы думаете, что этот Зееберг застрелил Алана?

— Ну, конечно, не он лично! Для этого у них есть свой человек, большой специалист по таким делам. — Она наклонилась вперед. — Видите ли, мсье: Алан и Аргуад были дружны много лет…

— Кто?





— О, Господи, Аргуад, тот алжирец из Ла Бокка!

— Ах, вот оно что. Извините. Ну, что же дальше?

— Однажды приходит Аргуад к Алану и говорит ему: Слушай, тут приходила одна итальянка, просила, чтобы я достал для нее динамит. Много динамита. Заплатит сто тысяч. С того дня Алан начал интересоваться этим делом.

— С того самого дня?

— С того самого дня. Он знал очень много людей, мой Алан. Ну, конечно, связанных с этим делом, вы понимаете. В общем, втирается к ним в доверие, а сам внимательно следит, что будет медсестра делать с этим динамитом. Поначалу она ничего с ним не делает. Этот Хельман приезжает в Канны совершенно убитый. За ним Алан тоже наблюдает. Висит у него на хвосте, когда тот мечется — то к Фабиану, то к Килвуду, то к этому педику Торвеллу, то к Тенедосу или к Саргантана. А Хельман все время ездит к этим людям.

— Только к ним?

— Что вы хотите сказать своим вопросом?

— Вы никого не забыли?

Она задумалась, потом отрицательно покачала головой.

— Как насчет Трабо? — спросил я.

— Ах, вы вот о ком, — сказала Николь. — Да, он тоже был деловым партнером Хельмана, но в этом деле он никак не замешан. Я знаю это совершенно точно! Вы сейчас поймете, почему. Значит, Хельман мечется. Приезжает и к вашей подружке, мадам Дельпьер, Она тоже не имеет никакого отношения к этому делу. Просто она писала его портрет. Ну вот, я уже говорила, что у Алана было много знакомых. Знал он и одного итальянца, а тот был знаком с дворецким у Тенедосов, с этим Витторио. Алан и Витторио как-то разговорились. Витторио ненавидит своих хозяев.

— Ясно, потому что Тенедос — миллиардер.

— Нет, — вскинулась Николь. — Вовсе не поэтому!

— А почему же?

— Потому что Тенедос — свинья! И не просто свинья, а свинья-убийца! Витторио очень остро чувствует, где право, а где бесправие, где добро, а где зло. Поэтому и сказал, что хочет помочь Алану. И не возьмет за это ни су. Ему бы только расправиться с Тенедосом, с этим хищником, который прячет холодильник за роялем в гостиной и ночью вместе со своей половиной достает оттуда икру и шампанское. Эта трусливая свинья боится своих слуг, — мол, Витторио их все время натравливает, и они когда-нибудь еще прикончат его, если он начнет бахвалиться своим богатством.

— А Витторио их натравливал?

— Да в этом никакой нужды не было! Вы даже не представляете себе, как они ненавидят своего хозяина! Но убивать Тенедоса они все равно не будут. Потому что Витторио и остальные слуги — не убийцы. Убийцы — те, другие.

— Ничего не понимаю, — признался я.

— А вы погодите. Я вам все объясню. Витторио спрятал в гостиной микрофон, а провод от него дотянул до своей комнаты. Когда Хельман приехал к Тенедосу и у них произошел разговор в гостиной, Витторио, сидя у себя в комнате, включил магнитофон. Этот самый. И на кассету все записывается, что они там говорят. — И она включила магнитофон. — Вы только послушайте, что это такое! Начала нет, потому что Витторио не вовремя включил магнитофон. Но и этого достаточно. — Она нажала на одну из клавиш. Послышался мужской голос…

— …уже дважды вам повторял, повторю и в третий раз: я ничего не знал про эти ваши проклятые сделки! Я все это уже выложил остальным, в особенности этому Килвуду. Не имел ни малейшего представления вплоть до того вечера, когда меня об этом прямо спросили в отеле «Франкфуртер Хоф». Тогда я в ту же ночь поехал в свой банк и просмотрел бумаги в валютном отделе. И тут я впервые, — понимаете, Тенедос, впервые узнал, что Килвуд от имени всех вас в сговоре с Зеебергом много лет за моей спиной совершал грязные спекуляции валютой на миллиардные суммы! От имени всех вас. Поэтому я и прилетел! А Зееберга, этого мерзавца, я телеграммой выставил вон из банка, только, к сожалению, не могу этого обнародовать.

— Это голос Хельмана, — прошептала Николь.

Комментарий был идиотский, мне и так все было ясно, но я только кивнул, не отрывая глаз от магнитофона. Потом раздался голос, который был мне знаком — голос Тенедоса. Ниже я передаю в записи диалог этих двух голосов так, как он прозвучал с пленки магнитофона:

Тенедос: То, чего вы требуете, невыполнимо! Вы не можете задним числом отменить трансферные операции с фунтом так, чтобы этого никто не заметил.

Хельман: Могу! Могу!! — В его голосе слышалась беспомощность отчаяния. Этот человек сам не верил в то, что говорил. — Я заново проведу все суммы по бухгалтерским книгам, а старые записи отнесу на другие счета… И в этом вы должны мне помочь! Я не допущу, чтобы ваша шайка запятнала мое доброе имя!

Тенедос: А я утверждаю, что никто вам не поверит, будто вы ничего не знали об этих операциях!

Хельман: Я приглашу лучших экспертов! У меня есть друзья среди банкиров по всему миру! Цвет банкирского бизнеса. Они засвидетельствуют, что бессовестный подлец в должности исполнительного директора, возглавляющий одновременно и самостоятельно валютный отдел банка такого масштаба, как мой, запросто может проделывать такие операции, не доводя их до сведения владельца банка!

Тенедос: Да не кричите вы так!

Хельман: Я буду кричать куда громче! Вы отказали мне в резервном фонде, чтобы я не мог покрыть ущерб от фунтовых кредитов. А ведь эту подножку подставил мне тот же мерзавец Зееберг — намеренно придержал фунты и не перевел их в Федеральный банк. Вы хотели меня разорить. Надеялись, что я, раскопав ваши махинации, с отчаяния пущу себе пулю в лоб. Тогда мой банк достался бы вам и этому пройдохе Зеебергу. Потому что сестру вы запросто сумеете объегорить. Я требую, чтобы вы все сообща помогли мне покрыть убытки. То же самое я сказал и Килвуду.

Тенедос: А что он ответил?

Хельман: Рассмеялся и заявил, что мне все же лучше покончить с собой.

Тенедос: Потому что ваши требования и впрямь только курам на смех.

Хельман: Да? Курам на смех? Посмотрим, кто из нас будет смеяться последним! В последний раз говорю вам, Тенедос: Я требую coverage на покрытие потерь в марках, возникших в результате ваших махинаций! Причем немедленно! От всех вас! Потому что Килвуд действовал по вашему поручению, когда давал указания Зеебергу.

Тенедос: Сорок миллионов наверняка не опрокинут такой банк, как ваш.

Хельман: Не сорок, а восемьдесят! Именно столько мне нужно, если я верну вам все фунты по старой цене, а все фунтовые кредиты переведу на вас. Восемьдесят миллионов мне не потянуть. И в будущем я, разумеется, не пойду ни на какие сделки с вами, даже самые мелкие! Пусть «Куд» ищет себе другого банкира.