Страница 12 из 145
— Нет, — сказал я. С тем же основанием мог бы сказать и «да».
— Решишься ты наконец? Расстанешься с Карин?
— Да, — сказал я. — Я расстанусь с Карин. — Черта лысого я с ней расстанусь. У каждого жизнь дает трещину, у одного раньше, у другого позже, один от нее погибает, другой живет дальше. Вполне можно жить, если от трещины избавиться. Миллионы так и живут, наверняка, многие миллионы. А может, и большинство. Поставили крест на надеждах. Уже и не знают, что это такое: надежда. Да и знать не хотят. И живут себе спокойно. Я тоже успокоюсь, только бы мне укатить в Канны и врач не поднял тревогу. Только бы удрать из дому, который для меня давно уже не дом, и от жены, которая давно уже мне не жена. Конечно, хорошо бы по-другому. Но и так сойдет. И будет тянуться и тянуться, я себя знаю. А вот с заданием я должен справиться, это важно. Свое место в фирме я должен удержать. Должен зарабатывать на жизнь.
Вот что крутилось у меня в голове, пока Густав, теперь уже торопясь, совал мне бумаги и документы, авиабилет и код для шифрограмм, не переставая меня уговаривать и давать мне советы. Но я его не слушал. Я и без него знал, что надо делать. Я это делал уже девятнадцать лет.
6
Доверенного врача нашей фирмы звали доктор Вильгельм Бец, пациентов он принимал в новостройке на Графенбергер Аллее. Доктор Бец был щуплый человечек никак не старше сорока лет. Его льняные, густые и жесткие, волосы были тщательно уложены, и весь он был загорелый, — только что вернулся из отпуска, — и вообще процветал. Он был доверенным врачом трех крупных компаний и имел обширную частную практику среди богатых людей города.
Обследование закончилось. Я сидел напротив доктора за тяжелым письменным столом черного дерева в комнате, служившей ему для бесед с пациентами и обставленной в высшей степени оригинально. Тут было множество африканских скульптур и масок. Маски висели на побеленных стенах, а скульптуры из черного дерева расставлены повсюду на мебели из того же материала. На полу стояло чудище ростом метра в полтора — африканский бог плодородия с полуметровым фаллосом. Но этот фаллос не шел ни в какое сравнение со вторым, лежавшим на письменном столе и вместе с яйцами представлявшим собою, так сказать, вещь в себе. Доктор Вильгельм Бец то и дело тер его пальцами. Видимо, в силу привычки, свидетельствующей о повышенной сосредоточенности доктора. Перед ним лежали две кардиограммы — сегодняшняя и прошлогодняя. Он долго их рассматривал. Я начал беспокоиться. При пятнадцати приседаниях я довольно сильно задыхался, но все же справился и чувствовал себя, в сущности, весьма сносно. Было около двенадцати, дождь молотил по стеклам больших окон, погода все ухудшалась. Я еще из конторы позвонил Карин, сказал, что сегодня улетаю в Канны и прошу ее упаковать мое белье и костюмы в два чемодана и дорожную сумку. Обычные костюмы и белье, не как для тропиков и даже не легкие летние, поскольку в Каннах еще прохладно, почти как у нас. Это выяснила секретарша Густава. От злости Карин потеряла дар речи и просто положила трубку. Ведь я поклялся ей, что возьму отпуск…
— Что вы сказали? — я очнулся, испуганно вынырнув из потока мыслей. Доктор Бец что-то говорил мне. И теперь серьезно посмотрел на меня, одной рукой поправляя модные очки в черной оправе, другой скребя пальцами по чудовищному фаллосу.
Он спросил:
— У вас бывают очень сильные боли?
— Боли? Да еще очень сильные? У меня? — Мои брови полезли вверх. Значит, что-то там было. Значит, надо ломать комедию, причем основательно. — Вообще никаких болей. Да и с чего бы? Разве что-то не в порядке?
— Об анализе крови — сколько там сахара, холестерина и прочего я пока ничего не могу сказать. Для этого мне нужно сначала посмотреть результаты анализа в лаборатории. Но ваша ЭКГ мне не нравится. Да, совсем не нравится.
И энергично потер пальцами фаллос.
— Как это? Моя последняя ЭКГ…
— Ваша последняя ЭКГ была совершенно в норме.
— Вот видите!
— Но с тех пор прошел год. — Бец встал и начал прохаживаться по комнате. Напротив бога плодородия стояла статуя богини плодородия с круглым, как шар, животом и отвислыми грудями. Доктор Бец лавировал между своими сокровищами, как лыжник при слаломе. — Послушайте, господин Лукас, вам ведь сорок восемь, не так ли?
— Да.
— Это опасный возраст.
Кому ты это говоришь, подумал я.
— Вы много курите, не так ли?
— Довольно много.
— Сколько? Сорок сигарет в день? Пятьдесят?
— Пожалуй все шестьдесят.
— С этим надо кончать. — Он остановился передо мной и говорил мне прямо в лицо. От него пахло мятными таблетками и какой-то дорогой туалетной водой. — Кончать немедленно. Вы вообще должны бросить курить. Ни одной сигареты или чего-то еще. Это нелегко, но я этого требую. Иначе…
Он сделал многозначительную паузу.
— Что «иначе», доктор?
— Иначе вы сможете через год подать прошение о досрочном назначении пенсии. Если, конечно, вам повезет, и вы все еще будете живы.
Я вскочил и при этом столкнулся с ним.
— Что это значит? Неужели ЭКГ так плоха, что вы…
— Садитесь. Ваша ЭКГ плоха. Не катастрофично плоха, но все же очень плоха по сравнению с ЭКГ, снятой в 1971 году. — Он задал мне кучу вопросов, на которые мне надо было бы ответить «да». Он был хороший врач. «Глобаль» не наняла бы бездарного.
— У вас часто бывали приступы?
— Какие приступы?
— Я имею в виду сердечные приступы. Настоящие болевые приступы с обильным потовыделением, затрудненным дыханием и чувством страха, очень сильным чувством страха. — И он опять принялся тереть пальцами настольный фаллос.
— Ну, знаете ли… Никогда, господин доктор, я говорю чистую правду! Никогда ничего подобного не было!
— В самом деле не было?
— Зачем мне вас обманывать?
— Об этом стоило бы вас спросить.
— Послушайте, у меня с фирмой очень приличный контракт. Если я выйду на пенсию, я буду получать четыре пятых моего теперешнего жалованья, а оно у меня очень большое. Вот я и спрашиваю: зачем мне вас обманывать? — Надеюсь, он не станет наводить справки на фирме, подумал я. Потому что это была чистая ложь. При выходе на пенсию я должен буду получать всего треть прежнего оклада. Мне необходимо было во что бы то ни стало убедить его не начинать бить тревогу на фирме.
— Ну, хорошо, у вас, значит, еще не было стенокардических приступов.
— Как они называются?
— Стенокардические. Бывают при недостаточном кровоснабжении сердца. Если не бросите курить, узнаете, что это такое, это я вам гарантирую. Очень неприятная вещь, скажу вам по секрету.
— Я брошу курить, господин доктор, приложу все усилия.
— А с ходьбой вы не испытываете затруднений?
— Не понимаю вопроса.
— Как у вас с ногами? Не болят?
— Нет.
— И при быстрой ходьбе тоже?
— Никогда!
— В особенности левая. — Одним пальцем он непрерывно постукивал по головке фаллоса.
— Ничего похожего, господин доктор. — Я рассмеялся. Никогда еще мне не было в такой степени не до смеха.
— Тянущие боли в левой ноге, — настаивал он. Палец его уже барабанил по фаллосу.
— Да нет же!
— Ощущение, будто левая нога тяжелеет так, словно она свинцовая.
— Об этом я бы вам сразу сказал, господин доктор!
— Вот именно — сказали бы? — Он посмотрел на меня долгим взглядом, потом отошел к окну и стал глядеть на дождь. — А тянущая боль в левом боку? — спросил он.
— Нет.
— В левом боку, радиирующая в левое предплечье и руку?
— Никогда в жизни!
О, «Гонконг-Хилтон», о, Хань Юань, о, «Любвеобильный сад»!
— Скажите, господин Лукас, а ощущения, что вы вдруг состарились, тоже у вас никогда не было?
Я ухмыльнулся.
— Состарился? Да я бодр, как никогда! Сегодня же вылетаю в Канны. А две недели назад был в Гонконге. Состарился? Смешно!
— Это совсем не смешно, — тихо сказал он. Я вдруг заметил, что отражаюсь в оконном стекле — из-за пасмурной погоды на столе горела лампа, свет от которой падал на меня. Значит, Бец хорошо видел мое лицо, даже стоя ко мне спиной. — У вас бывают приступы слабости. — Это прозвучало как утверждение.