Вечные паруса

- Ну... Ну хорошо. Только без обратной связи, ладно? Просто задайте вопрос, а мы будем ждать ответ по старой системе.

- Не знаю. Как получится.

- Никаких "как получится". Не подводите старика. Договорились?

- Договорились, Иван Сергеевич... Толя, кресло готово?

- Да, Ниночка. Садись и вещай напропалую.

Нина сбросила халат. Коричневый купальник сливался с цветом загорелой кожи, и в потоке зеленого света ее фигура казалась отлитой из меди. Она постояла на носу корабля с минуту и села в кресло. Толя и один из лаборантов захлопотали над ней. Провода тонкими змеями постепенно обвивали ее тело, впиваясь присосками электродов в виски, в шею, в руки, в живот, в ноги.

- Иван Сергеевич...

В голосе Карагодского помимо воли прозвучало что-то такое, что заставило Пана оглянуться. Карагодский смутился.

- Иван Сергеевич, я понимаю, что сейчас вам не до меня, но я никогда ничего не слышал...

- О пента-волне?

- Да.

- Пента-волна, коллега, это... Словом, бог знает, что это такое. Я знаю ваше яростное неприятие всякого рода телепатии, парапсихологии и прочей, как вы выражаетесь, "чуши", поэтому... Возможно, это какой-то необычный вид излучений, присущий только живым организмам. Помните опыты Клива Бакстера?

- Клив Бакстер... Клив Бакстер... Помню, с этим именем был связан какой-то скандал в середине двадцатого века... Но что конкретно - ей богу забыл.

- Ну, это неважно. Суть не в самих опытах, достаточно экстравагантных, а в том, что Клив Бакстер, а за ним группа молодых советских ученых из Казахского университета осмелились впервые заговорить о новом виде излучения - биологическом... Господи, Толя, ну что вы там копаетесь?! Да... О чем мы говорили? О Бакстере? Так вот, "пента-волна" - это мой собственный термин. Пятое состояние вещества, так сказать... Во время опытов Нина заметила, что, плавая рядом с Уиссом, она начинает испытывать некоторые странные ощущения. Ну, что-то вроде гипноза. Тут-то я и вспомнил Бакстера. Саму установку для усиления биоизлучения придумал Толя... Готово?

Нина сидела, откинувшись на спинку кресла. Лицо ее заострилось, на губах скользила улыбка, но даже в улыбке сквозили напряжение и тревога. На голове ее, облегая виски, пылала алая корона - большой тяжелый венок из влажных махровых маков, а на лоб, волосы и плечи спадала замысловатая сетка тонких проводников. От направленной антенны, довольно точно имитирующей огромный раскрытый цветок орхидеи, тянулись по меньшей мере сотни две зеленых гибких шнуров, маленькими присосками соединенных с разными точками тела.

- Иван Сергеевич, точки присоединения электродов к телу выбраны произвольно?

- Не совсем. Мы исходили из гипотезы, что биоизлучение в большей или меньшей степени сопровождается электромагнитными эффектами. Эти точки мы нашли экспериментально - места наибольшей электронапряженности кожи...

- И потеряли зря массу времени...

- Как вас понимать, Вениамин Лазаревич?

- Скажу больше. Сколько точек вы нашли?

- 218. А что?

- Так вот, я могу без электрометра указать вам еще 65 точек, которые вы пропустили.

- Не понимаю.

- Вы слышали когда-либо о древней китайской медицине - иглотерапии?

- Разумеется.

- Так вот, ваши точки - это и есть знаменитые 283 точки для иглоукалывания, которые были известны китайским медикам две тысячи лет назад. Я, правда, совершенно не понимаю, какая связь между вашей "пента-волной" и иглоукалыванием, но за совпадение - ручаюсь, и вряд ли оно случайно. Даже по теории вероятности...

- Иглоукалывание, говорите? Забавно... Мне совершенно не приходило это в голову... Действительно, здесь, видимо, есть какая-то связь. Господи, как мало мы знаем самих себя! Мы - "цари природы"!

- Иван Сергеевич, я начинаю.

- Начинаете, Ниночка? Ну, давайте. Как говорят - ни пуха... Только без самодеятельности, хорошо?

- Хорошо. К черту!

Ничего не произошло. Просто антенна в форме цветка орхидеи стала медленно вращаться вокруг своей оси, и Нина, расслабившись, опустила руки на подлокотники и закрыла глаза. По-прежнему сквозь желто-зеленую крышу било солнце, и нестерпимо сияла морская даль, и щетинился тусклыми кустарниками островок, и черноголовые средиземноморские чайки срезали острыми крыльями гребешки волн и снова взмывали вверх с трепещущей серебряной добычей в клюве - ничего не изменилось в мире за эти полчаса, кроме того, быть может, что один седовласый академик неожиданно почувствовал себя аспирантом...

- Иван Сергеевич, вы говорили, что пента-волна - это опасно. Почему? Кажется, все довольно невинно и просто.

- Понимаете, Вениамин Лазаревич, тут довольно-таки сложный парадокс. Для приема и ведения пента-передачи необходима очень восприимчивая, очень незащищенная психонервная система. Мы, правда, не проводили широких опытов, но мужчины не способны к приему пента-волны. Иногда очень сильные, импульсивные натуры могут передавать, но с приемом ничего не получается. Видимо, психика взрослого мужчины слишком стабильна, устойчива, слишком защищена от внешних биораздражителей. Принимать пента-волну могут только женщины, да и то не все.

- В таком случае, идеальными пента-приемниками были бы дети - их психика ограждена меньше всего.

- Вероятно, да. Но, сами понимаете, опытов с детьми мы не имеем права ставить, пока не убедимся в полной безопасности... А вот это как раз и неясно... Мы сейчас лента-передачей пользуемся очень осторожно. Во время одного из сеансов Нина потеряла сознание.

- Причина?

- Видимо, очень сильный пента-сигнал Уисса. Я так думаю. У нее было нечто вроде галлюцинаций: ее психический строй был подавлен психическим строем дельфина, она, проще говоря, почувствовала себя дельфинкой, оставаясь женщиной, понимаете? Видимо, дельфины воспринимают и чувствуют гораздо острее, мощнее нас. И человеческие нервы не выдержали. Шок. Что-то вроде того, если по проводке, предназначенной для 220 вольт, пропустить ток в 380 вольт, понимаете?

- Да, да, конечно. Сработали предохранители - выключилось сознание, свет померк...

- Вот именно. Мы, правда, сидели, мозговали - и Толя, и Нина, и я придумали вот эту штуку - маковый венок. Вроде индикатора напряжения. Если верить Бакстеру, он должен сработать раньше, чем уйдет сознание, и создать заградительное пента-поле. Но... мы предполагаем - природа располагает. Если бы не странно тревожное поведение Уисса, я ни за что не разрешил бы пента-сеанс. Впрочем, теперь остается только ждать.

Море стихло, даже зыбь улеглась. Только соседство близкого прибоя ощущалось теперь: "Дельфин" то парил над горизонтом, то спускался вниз, и тогда море впереди вставало вертикальной стеной.

Нина лежала в кресле не двигаясь. Медленно вращалась над ней металлическая орхидея, влажно и терпко пахло маками. Толя едва слышно насвистывал что-то, поглядывая на экраны, по которым бегали теперь только бледные точки. Пан, сцепив руки за спиной, молча ходил через всю лабораторию, от кресла к двери и обратно, и тоже поглядывал на погасший рубиновый овал.

А Карагодский, усевшись на треногий стул и привычно оперев подбородок о трость, думал. У него тоже был "пента-сеанс". Он говорил сам с собой. Он пытался вспомнить что-то важное и никак не мог. Вопреки желанию, перед ним проходили бесконечные коридоры, открывались двери с фамилиями на табличках, ложились под ноги ковровые дорожки, ведущие к столу президиума... Он позабыл, когда, на каком симпозиуме он сидел в зале, на обычном откидном стуле.

Президиумы, президиумы... Может быть, он и родился в президиуме? Кажется, он всю жизнь покровительствовал и препятствовал, разрешал и запрещал, проверял и указывал, и всю жизнь были с ним очки в черепаховой оправе, сквозь которые мир кажется мягким, округлым и спокойным. Но ведь это не так, не так! Когда-то и он... Но когда это было!? И было ли вообще, чтобы море, чтобы какой-то сумасшедший дельфин, чтобы аспирант Толя был с тобой на "ты", чтобы все вокруг было тревожной загадкой, требующей немедленного решения, чтобы вот так метаться из угла в угол из-за сумасбродной девчонки, рискующей в худшем случае обмороком, и, в конце концов, рисковать самому, как эта девчонка...