Страница 66 из 72
Входная дверь сдвинулась, и в образовавшемся проеме появился наш сосед по купе, представившийся Виктором. В дорогом деловом костюме, он казался совершенно не похожим на военного.
— Я извиняюсь, но все-таки мы где-то встречались. — Чуть заплетающимся языком произнес он и совершенно трезвым взглядом окинул все купе.
— Возможно, но навряд ли. — Я отодвинул лежащий на столике журнал, показывая, что готов выслушать случайного попутчика.
— Все возможно. — Вяло махнул рукой Виктор, и присаживаясь на свое место добавил. — Армия — это такая организация, где все когда-нибудь пересекаются или имеют общих знакомых почти во всех гарнизонах. У меня, к примеру, уже пять мест службы поменялось. С Запада на Восток, с Юга на Север… так и узнаешь воочию, как велика страна. Теперь в Москву, и кто знает, куда дальше пошлют.
— В рекламе штатовских Вооруженных Сил имеются слова: «Служа в армии, вы сможете повидать мир», но их мир не намного больше нашего. — Поддержал разговор я, включаясь в традиционные вагонные разговоры, которые по своей откровенности намного превосходят обмен мнениями средь друзей или знакомых. Какая-то грань российского менталитета дает возможность высказать наболевшее или похвастаться перед незнакомыми людьми о том, что даже близким доверить не сможешь. В западных странах такое обычно является признаком плохого тона, но у нас широкая славянская душа плевала с высокой колокольни на трагикомизм подобного общения. Посидели, поболтали, излили душу и на сердце стало полегче, а потом расстались, будто ни когда и не встречались. Плевать, что жуликов в поездах много, но спокойный разговор под перестук колес и покачивание вагона, несущегося сквозь ночную тьму, да еще сдобренный стаканчиком водки, да под общую закуску…
— Юсовцы — придурки. — Виктор поднял перед собою палец. — Для них служба в армии — работа, но не защита своей Отчизны. Наемные рабочие, которые будут выполнять свои функции за деньги и в определенных контрактом бытовых условиях. Если что не так, начнут судиться, бороться за права и требовать от государства их выполнения. Дебилы. Еще ни один вражеский танк не разнес их дом, намотав на гусеницы кишки мирных жителей, еще ни один житель этой долбанной страны не ощутил на себе всех прелестей военного вторжения, а ведь учат других как жить. Не хочешь жить по ихнему, на — получи боеприпас с обедненным ураном на свой дом, не хочешь признавать великие общечеловеческие ценности, на которых зиждется американский мир, на — подыхай с голоду. Зажравшиеся ублюдки. Слово такое придумали — политкорректность. Сейчас у них президент негр, а завтра вообще станет непонятное существо нетрадиционной ориентации. И опять будут пытаться учить остальной мир жить по их подобию.
— А что ты хотел от страны, не имеющей истории?
— Честно? — Виктор расплылся в ухмылке. — Чтобы они заткнули свою великую американскую мечту себе в одно место и не учили ни кого жить. У себя мы разберемся сами, и соседи наши разберутся, и другие страны, где еще не профукали такие понятия, как честь, традиции предков и чувство собственного достоинства.
— А если они все-таки добра хотят для других стран, где жизнь труднее и тяжелее? — неожиданно спросила Светка.
Вы в самом деле в это верите? — Повернувшись к Светке, Виктор изобразил на лице удивление. — Большинству американцев по барабану, что происходит за порогом его дома. Они индивидуалисты, для которых достаточно считать, что если ими уплачены налоги, они свой долг стране отдали, и пусть теперь государство защищает их. То, что мы называем общественным мнением, это практические действия по принятию какого-то политического или экономического решения. Они, как малые дети, верят телевизору, газетам и Интернету. Да ну их. — Виктор повернулся ко мне и, заговорщицки подмигнув, предложил. — Пойдем, покурим?
По тамбуру стелился такой табачный дым, что в пору топор вешать. Двое крепких на вид молодых человека, не выпуская изо рта сигарет, вполголоса обсуждали какую-то Маню, строящую из себя недотрогу. На нас, занявших другую половину маленького отсека для курения, они особого внимания не обратили.
— Мужики, вы хоть бы дверку приоткрыли. Задохнетесь. — Добродушно улыбаясь, произнес Виктор, чуть повернув голову в сторону курильщиков.
— Да мы уже все. — Ответил один из них и, приоткрыв дверь прохода, закинул окурок в грохочущий железом полумрак.
Только мы остались вдвоем, как послышалась мелодия мобильника. Виктор досадливо поморщился и извлек из кармана телефон.
— Да? Погоди. — Он прихлопнул спиной дверку перехода. — Говорите… В Котласе?… Зачем?… Ну, надо, так — надо. Все, отбой связи.
Помолчав минуту, затем, убрав телефон в карман, Виктор с каким-то странным выражением лица посмотрел на меня и негромко произнес:
— Придется скоро выходить. Появились срочные дела.
— Да ты ж вроде в Москву ехал. — Что-то в голове не складывалось.
— Я же говорю — дела. — Он неопределенно взмахнул рукой и неожиданно сказал. — Вообще-то, я — сотрудник особого отдела ФСБ по Архангельскому гарнизону и оказался в одном с вами вагоне не случайно. Просто мне необходимо вас предупредить о некоторых вещах, да и присмотреть, чтобы с вами в дороге ни чего не случилось. Погодите. — Видно Виктор что-то уловил в моем взгляде. — Ваша контора всегда была у нас на виду. Не знаю, обратили ли вы, что в такой серьезной организации, как ваш институт, не имелось штатных представителей нашей службы.
Я неопределенно пожал плечами, одновременно прикидывая, к чему этот разговор. Вербовка? Попытка организации «стукачества» на какого-нибудь сослуживца? Переманивание в свою контору?
— Наша служба негласно курирует все организации, которые занимаются деятельностью подобной вашей. Нам по сути дела плевать на исполнение законности, так как интересы государства выше законов, принятых напыщенными депутатами. К вам с нашей стороны претензий нет, даже не смотря на кучу трупов в Накки-ярви. Они заслужили такую участь, но сейчас речь о другом. Как нам стало известно, ваш отдел расформируют, а институт переподчинят, как и все подобные научные организации, новому руководству, которое станет заниматься только чистой наукой и новыми технологиями. Естественно, что из подчинения министерства обороны их выведут. Что из этого получится? То же самое, что везде и всегда в нашей стране. Надеюсь, пояснять не нужно. Конечно, некоторые перспективные направления мы возьмем под свой контроль, но только те, что представляют интерес в вопросах безопасности страны. Проект «Накки-ярви» относится к таковым, но наша контора не может напрямую вмешиваться в деятельность различных общественных организаций и структур из-за сложившейся обстановки в стране, хотя ряд мер принимается. Есть мнение, что самым лучшим способом решения проблем, связанных с такой деятельностью, является подбор на ключевые посты честных и порядочных людей, для которых слово Отчизна не пустой звук, которые смогут правильно применить свои силы и умения для того, чтобы государство не захлебнулось в возможном потоке хаоса.
— Это напоминает обычную вербовку. — Я ощутил, как мое лицо расплылось в хищной ухмылке.
— Отнюдь, я с вами откровенен, как молодая прихожанка на первой исповеди. Вас вербовать бесполезно и глупо. Вы нужны таким, как вы есть сейчас. Не мне, не нашей конторе, а государству. Пусть звучит выспренно, но мы стараемся опираться в работе на нормальных и адекватных людей. И чем их будет больше на различных должностях, постах и в ключевых местах, нам будет проще заниматься именно своими функциями. Не надо ни чего говорить, просто задумайтесь о том, что вы еще не сделали для своей Родины. И еще, мой маленький совет: увольняйтесь из армии пока не поздно, иначе вас просто сожрут или уберут с жизненного горизонта, как носителя многих интересных для различных властных группировок секретов. — Виктор мельком взглянул на часы. — Через полчаса я схожу. Говорить: «до встречи», не буду, но запомните, что я очень рад нашему сегодняшнему знакомству. Кстати, в купе вы до Москвы доедете без соседей — незачем иметь в попутчиках непонятных посторонних пассажиров. И будьте осторожны. Любой передел важной собственности всегда сопровождается чередой внезапных смертей. Удачи.