Другая женщина

– Да меня не возьмут! Сами же говорите – слабый…

– А там особая сила не нужна. Это ж не бокс! А ловкость у тебя есть и координация движений хорошая.

Мужчина помог собрать книжки, и только дома Димка заметил, что их восемь, а не семь. Восьмая, которую он не брал в библиотеке, – без обложки и первых листов, довольно потрепанная. Откуда она взялась?! Содержание было напечатано в конце, Димка прочел: «Аркадий и Борис Стругацкие. Понедельник начинается в субботу. Трудно быть богом». «Понедельник» не произвел на него особого впечатления – так, забавно, конечно. Но вот «Трудно быть богом»! Димка прочел раз, другой, третий…

И в конце концов выучил почти наизусть. Он заболел этой книжкой, жил ею. Дон Румата стал для Димки образцом: если Румата смог существовать среди диких и невежественных аборигенов Арканара, то чем он сам хуже! У Димки открылись глаза – всю жизнь он чувствовал себя не в своей тарелке, словно инопланетянин, оказавшийся в чуждом и враждебном мире, и спасался, как мог. Но теперь… теперь он сам стал благородным доном Руматой! Несколько лет он играл в Арканар, потом перерос. Но фундамент его личности уже был заложен.

Он все-таки записался на карате и сам дома потихоньку накачивал мышцы: такого меча, как у дона Руматы, у него не было – надо было обходиться собственными силами. Первым делом он, конечно, прочитал все, что смог найти, о карате и понял, что их обучают не совсем тому искусству, о котором написано в книгах, а более простому и примитивному. Он постарался взять все, что возможно, от мастера, который не заморачивался никакими философскими понятиями и совершенствовал в основном тела своих юных учеников, надеясь, что с душами они как-нибудь сами разберутся.

А Димка выучил наизусть слова Гитина Фунакоси, популяризатора карате в Японии, судьба которого его поразила – тот тоже в детстве много болел и был очень слабым: «Как полированная поверхность зеркала отражает все, что находится перед ним, а тихая долина разносит малейший звук, так и изучающий карате должен освободить себя от эгоизма и злобы, стремясь адекватно реагировать на все, с чем он может столкнуться».

Димка не достиг в карате никаких особенных успехов, потом и вовсе забросил, но приобрел несокрушимую уверенность в себе и жил дальше в полном соответствии со словами Эрнеста Хемингуэя, которые Стругацкие взяли эпиграфом к своему роману: «Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах» – примерно так. Оружие действительно было всегда при нем – невидимое, но мощное: сознание собственной силы.

К пятнадцати годам он прекрасно вписался в окружающую действительность: научился и лихо свистеть, и шикарно сплевывать, и даже материться, когда надо, поддерживая идиотский разговор какого-нибудь Кузяева. Зрелище вечно поддатого отца отвращало его от пьянства, но пили все, и Димка…

…и Димка попробовал как-то водку: они сидели на берегу пруда, закуски почти не было, бутылки передавали по кругу, он глотнул раз, другой, третий – в голове как-то помутилось, и, увидев, что Кузяев облапил недовольную Варьку, вскочил и врезал тому ногой в грудь. Кузяев опрокинулся на спину, но быстро поднялся и пошел, матерясь, на Димку:

– Ну ты, Ван Дамм хренов! Сейчас получишь!

Димка ударил еще раз, уже рукой, потом опять ногой…

– Дон, перестань! Димка, ты что! – кричали перепуганные девчонки. – Да оттащите же его!

Наконец, навалившись сзади, двое парней постарше скрутили его. Кузяев лежал не шевелясь. Варвара опустилась на колени и пригнулась, вглядываясь, но тут же отскочила, зажав рот рукой. Все молчали. Димка, протрезвев, с ужасом смотрел на бездыханного Кузяева – упав, тот попал виском на камень.

– Да ты ж убил его! – сказал кто-то, и Димка…

…и Димка виртуозно делал вид, что пьет наравне с парнями пиво или водку, хотя плохо переносил даже запах алкоголя: первый же опыт чуть не окончился трагически, и он избегал, как мог, спиртного.

У них сложилась своя небольшая компания: Томка, уверенно идущая на золотую медаль; Варя Абрамова, вечная школьная чемпионка чуть не во всех видах спорта; сам Димка – победитель физических олимпиад и умелый наладчик еще немногочисленных школьных компьютеров; Наташа Федотова – главная школьная певица, не сильно, правда, блещущая умом и красотой; Игорь Котов, бывший Варькин сосед, который вместе с матерью перебрался в Москву, но все каникулы проводил в Филимонове… Ну, и еще кое-кто, по мелочи.

Димку давно уже не считали робким или малахольным – сдержанный, молчаливый, слегка замкнутый, но вполне свой парень, да еще с гитарой! Выучился Димка по самоучителю, и гитара не раз спасала его в разных ситуациях, особенно в армии, где, впрочем, очень даже пригодились все его «руматовские» навыки: умение уклоняться от драки и уходить от опасности – в общем, не нарываться на неприятности.

От женитьбы на Тигре он уклониться не смог – все только и ждали этой свадьбы, даже бабушка, которая мечтала понянчить правнуков. Димка надеялся отложить это дело до возвращения из армии, но Томка уперлась, а он привык соглашаться, так всегда было проще. Сыграли пышную свадьбу, на которой все, как водится, перепились, а кое-кто и подрался. Димка стоически вытерпел всю эту суету, хотя целоваться с невестой у всех на виду ему не сильно нравилось.

Первый раз они с Тигрой поцеловались в девятом классе. И то, если б не учительница литературы, может, и не раскачались бы. Старая – действительно старая! – учительница умерла летом, и прислали новою, молодую, рьяную и очень язвительную особу, которая тут же разнесла в пух и прах систему преподавания своей предшественницы. Прежде Димка литературу игнорировал: читал он явно больше, чем Марь Семенна, сочинение мог написать одной левой – и Томке заодно, поэтому чаще всего читал под партой что-нибудь свое. Новая литераторша с дивным имечком Виолетта Трофимовна, тут же прозванная Фиалкой, сразу положила глаз на Димку: без конца вызывала, приставала с вопросами, разбирала по косточкам его сочинения. Он не понимал, в чем дело, но Тигра просекла мгновенно:

– Да она в тебя втюрилась!

– Обалдела, что ли?! – возмутился Димка, хотя ему тоже что-то такое мерещилось. Но Томка своим женским чутьем прекрасно все «унюхала», тем более что ее саму Фиалка всячески третировала: ревнует, стерва! Как Димка ни старался быть незаметным, он все же выделялся на общем фоне: собранный, подтянутый, сосредоточенный, умный, начитанный – он казался старше одноклассников. Да и весьма привлекательный, если приглядеться: стройный, светловолосый, с правильными чертами лица и выразительным взглядом, чаще всего несколько ироническим.

Именно благодаря Фиалке Димка и получил свое прозвище. Они с Тигрой неосторожно опоздали на литературу, и Фиалка приветствовала их появление язвительным: «А вот и наш Дон Кихот со своей верной Санчо Пансой! Что, сражались с ветряными мельницами?» Действительно, Димка и маленькая Тигра смотрелись рядом забавно, чем-то и правда напоминая парочку, созданную Сервантесом. Тигра чуть не зашипела, а Димка слегка поклонился Фиалке и сказал: «Вряд ли я тяну на Дон Кихота, Виолетта Трофимовна. Так, Дон Артемио, не больше». Класс захохотал, и к Димке тут же прилип этот «Дон Артемио», постепенно сократившийся просто до Дона. Он не возражал. А вечером того же дня…

Вечером того же дня они с Фиалкой нечаянно столкнулись на лестнице: Димка налетел на нее, не вписавшись в поворот, она оступилась, изящная туфелька с высоким каблуком соскочила и покатилась вниз по ступенькам. Димка бросился следом, поймал и торжественно понес Фиалке, которая стояла на одной ноге, как цапля.

– Простите, Виолетта Трофимовна! Я нечаянно! – сказал он, опустился на колено и надел туфельку на ее стройную и длинную ногу, которую ему снизу было видно почти до бедра. Надел и, чувствуя себя Доном Руматой, провел ладонью по гладкому прозрачному чулку – до колена. А потом легко поднялся и взглянул ей в глаза: вся красная, Фиалка растерянно моргала, а он…