Прикосновение

– Про какие еще часы ты говоришь? – вопросил он, озираясь кругом. – Не вижу никаких часов.

Она взвизгнула от удовольствия.

– Так-то лучше. Долой часы с календарями! Время ничего не значит, когда мы вместе.

Он потянулся к ней, и она снова его отстранила.

– Ну что опять?

– Будем есть. Ты же умираешь с голоду.

– Уже нет.

– Тебе нужно поддерживать силы.

Он сделал вид, что сильно удивлен.

– Господи, ты это о чем?

Она швырнула в него подушку, и он крепко обхватил ее руками.

– Ах, дорогуша Мертл, моя женушка соединила нас – бросила тебя прямо в мои объятия.

Она расхохоталась, выхватила у него подушку и швырнула через всю комнату.

– Она и мне лучшая подружка, – воскликнула Карен. – И ближайшая притом… уж на нее-то можно положиться.

Он обнял ее – и на душе у нее отлегло.

– О, Барни, ради тебя я постараюсь стать другой, – прошептала она. – Правда, постараюсь. И буду такой, как ты хочешь. Я люблю тебя.

Он страстно поцеловал ее и попробовал овладеть ею, но она понимала, что это происходит через силу. Он думал о чем-то другом. Она сердцем чувствовала. Как бы там ни было, ее терзало неприятное ощущение, что между ними вбился новый клин и он разъединил их еще больше.

На следующее утро Карен крикнула, что по телевизору показывают сводку последних известий по поводу аварии в Центре. Он подбежал к телевизору как раз вовремя – и увидел, как президент «Нэшнл-Моторс» пожимает руку Максу Прагеру.

«…и благодаря смекалке и расторопности мистера Прагера последствия аварии удалось взять под контроль до того, как они разрослись бы до более крупных масштабов. Хочу заверить жителей Элджина и наших соседей в Детройте, что из лаборатории не произошло никакой утечки радиоактивных веществ. Мистер Прагер позаботился о безопасности других раньше, чем о своей собственной. Получив повышенную дозу радиации ради того, чтобы предотвратить дальнейшее распространение радиоактивных веществ, он предотвратил катастрофу. Повторяем: ни единой частицы радиоактивной пыли не было вынесено за пределы лаборатории. Утечка была незамедлительно и полностью ликвидирована усилиями специалистов Центра. Так что никакой опасности в этой связи не существует…»

– Надеюсь, они воздадут старику по заслугам, – сказал Барни. – А то он уж больно огорчился, когда его обошли с повышением какие-то кандидаты-технари.

– Так вот, значит, чье геройство вы обсуждали по телефону. А про радиоактивность ты не сказал ни слова. Всегда что-то от меня скрываешь.

– Да ничего я не скрываю. Дело-то пустячное. Да и пугать тебя не хотелось.

– А не опасно ли теперь с ним общаться? Он ведь радиоактивный?

– Думаешь, стал бы президент «Нэшнл-Моторс» жать ему руку, если б так оно и было?

– Барни, а тебе обязательно с ним ездить?

– Ну конечно. Смотри! Тут дело вот в чем. Ты же не имеешь ни малейшего представления о том, что происходит вокруг. Такие вещи определяются. Эту заразу легко выявить и измерить; у них там полно всяких приборов, и они знают обо всех уровнях безопасности. Он никогда не стал бы подвозить меня на работу как обычно, будь это хоть сколько-нибудь опасно.

– Ну, не знаю. Они не все тебе говорят. Раньше я и понятия не имела, что здесь творится. Думала, такое бывает только на атомных станциях, но ведь там все загерметизировано и защищено.

– Да точно тебе говорю, нет теперь никакой опасности. Уж такие бывалые технологи, как Макс Прагер, знают, что делают и когда нужно принимать должные меры предосторожности.

– Да, но, несмотря на все их меры, произошла беда, – заметила она. И тут же съязвила: – Вы, мужики, уж точно знаете, когда нужно принимать должные меры предосторожности, так ведь?

– И что ты хочешь этим сказать?

Она отвернулась.

– Да ничего я не хочу, и хватит об этом.

– О господи, могу я хоть раз уехать утром из этого дома без скандала? Послушай, я не понимаю, что сделал не так, а времени разбираться нет. Он вот-вот заедет за мной. Если я дал маху, извини.

Она неохотно позволила ему себя поцеловать в щеку – он кивнул.

– Премного благодарен, хотя увидимся не скоро, ведь еще целый день впереди.

Прагер остановился у обочины, как раз когда Барни выходил из дома, и по выражению его лица Барни понял, что он видел себя по телевизору.

– Ну как тебе в обличье героя?

– Ой, ты же знаешь эти телевизионные штучки.

Впрочем, ему явно хотелось поговорить об этом.

– Ты обещал рассказать, что там у вас стряслось.

– Тебе и правда хочется это послушать?

Когда Барни кивнул, Прагер, похоже, обрадовался. Ему нравилось болтать, когда он был за рулем.

– Ох уж мне эта чертова авария. Ничего такого раньше со мной не случалось.

– Прости, пока ты еще не начал… Я одно не пойму. С каких это пор в «Нэшнл-Моторс» стали использовать радиоактивные вещества?

– Это изотопы. Служат индикаторами. Мягкое гамма-излучение используется в самых разных вещах: от слежения за расходом краски и ее консистенции на кузове до проверки на наличие трещин на отливках – радиография.

– Никогда не знал этого раньше. Валяй дальше.

– Так вот, я прихватил с собой нашего новенького лаборанта в «горячую» лабораторию. Это своего рода двойное помещение – горячая камера и две освинцованные перегородки, а между ними органы управления, с которыми мы и работаем. Таким образом, мы оказываемся как бы внутри сандвича: от горячей камеры нас отделяет одна перегородка, а от аварийного выхода другая, так что выбраться оттуда можно только по лестнице.

– Но как же вы оказались в «горячей» камере?

– Да мы туда, черт возьми, и не заходим. Манипулируем изотопами с помощью удаленных узлов – так называемых «ведомых рук», наподобие пары огромных стоматологических буров с захватами на концах. Так вот, завожу я того парня внутрь, и тут мы видим, как один из наших замечательных кандидатов достает капсулу из экранированного контейнера. Капсула, заметь, диной всего-то пару дюймов, а в ней три гранулы иридия-192. Три радиоактивные горошины в алюминиевом стручке, мило так и аккуратно проложенные алюминиевым порошком.

Все, что нужно было сделать нашему молодцу, так это вскрыть капсулу по четко обозначенной линии, извлечь гранулы и переложить их в хранилище с другой стороны – в наш маленький «горячий банк», как мы его называем. Раз плюнуть, верно? Итак, стоим мы, значит, рядышком и наблюдаем, как он шурует ведомыми руками в горячем стержневом ящике. Дело нехитрое. У человека пара манипуляторов, и с ними он может забраться очень даже далеко; но в голове у него расстояния увеличиваются, и забраться он может вообще дальше некуда. Мимоходом я объясняю новичку, как нужно вскрывать капсулу, – это все равно что родоразрешение путем кесарева сечения (только нам каждый раз приходится иметь дело с тройней).

Итак, мы следим, как он опускает прецизионный[16] вращающийся резак, и потом – об этом я уже докладывал человеку из Службы радиационной безопасности – я своими глазами видел, как тот встал точно по линии. Голову дам на отсечение, так что грешить на парня я бы не стал. Одна из гранул, должно быть, оказалась дефектная, а это уже недоглядели в Радиационном контроле – конторе, которая снабжает нас изотопами. Так вот, лезвие врезается в капсулу, наполнитель из алюминиевого порошка вместе с тремя гранулами высыпается наружу – и тут новичок как заорет: «Датчик Джордона!» И стрелка, будь я проклят, отклонилась аж до пятисотой отметки. Малый за панелью управления застыл как вкопанный. «Что же делать?» – кричит. А я ему в ответ: «Нет времени учить тебя уму разуму», – тут же выхватываю у него эти самые ведомые руки и начинаю быстренько перетаскивать гранулы в хранилище. Сперва одну, потом другую, но тут новенький вдруг снова как заорет… Я глядь – сверху замигала красная аварийная сигнальная лампочка регистратора уровня радиоактивности воздуха. А это значит, что порошок просыпался через первую перегородку в нашу траншею.

16

Прецизионный – имеющий повышенную степень точности; высокоточный.