Снег над океаном

Две недели службы посольского доктора на курортном острове среди множества девушек в купальниках.

Бобров Михаил Григорьевич

Бобров Михаил Григорьевич

Снег над океаном

Снег над океаном.

“Говорят, что здесь сумасшедший дом...”

(с) А.Р.

- Снег над океаном - бесхозяйственная трата снежинок...

Правый чуть повернулся и приподнял капюшон:

- Доктор, проходи. Что в дверях стоишь?

- Снежинки как люди, - толстая одежда и неширокий мостик вынуждали стоять плечом к плечу, перекрикивать встречный поток не пришлось. - Красивые, узорчатые, сложные... Хрупкие. Кому-то повезет выпасть в зимней тайге и до весны искриться в солнечных лучах. Из кого-то дети слепят снеговика - все не зря умирать. А кто-то в темную волну. С концами.

Правый вытащил сигареты:

- Если хочешь, покури моих?

- Спасибо. Не курю.

- А зачем тогда вылез на холод?

Не дождавшись ответа, правый извлек зажигалку, повернулся спиной к метели, сложил ковшиком широкие ладони; вспыхнувший огонек высветил жесткие пальцы. Снег летел навстречу, но заметить его можно было только в лучах прожекторов и ходовых огней.

- Так... - наконец, ответил доктор. - Приятно будет вспомнить, как стоял на мостике настоящего крейсера.

- Ничего, - вмешался Корнет. - Детей вы не успели завести, плакать за ваш развод некому.

Доктор вытянул руку: налипло тотчас. Сжал пальцы:

- Хочешь позже растаять - слипайся в комок. Правда, узору твоему каюк. Все в общий котел. Зато никакая оттепель не страшна. Доживешь до весны.

- Доживешь, и что? - удивился правый. - Это человеку до весны дожить радость. Снеговику совсем наоборот.

- Правда, - доктор повернул руку; снежок полетел с ладони в темноту под мостиком. - Не подумал.

Еще через пол-сигареты правый замахал рукавичками:

- Где-то здесь “белый русский крейсер” Киплинга котикобоев гонял... - аккуратно вытряхнул снег из воротника. - Утром придется ставить людей на околку льда. Одно хорошо, ветра нет почти.

- Где-то здесь Тюити Нагумо приказал: “Если попадется нейтрал - русский или англичанин - быстро потопить его и забыть о нем”, - сказал Корнет.

- Где-то здесь Виктор Икари сообразил, что до родной земли двадцать минут лета, - доктор не пожелал уступить даже в непонятном споре.

Корнет покачал головой, спустив с капюшона небольшую лавину:

- Вот уж эти ваши мультики вообще не могу смотреть. Вот про панду. Там, где главный мудак... Снежный барс этот... Бежит в атаку на учителя, а тот видит пухлого котенка. Реально слезы наворачиваются... Смотрю на родичей - вижу детей. Послушных, воспитанных. Мамина радость, папина гордость. Улицу на зеленый. Их приучили делать определенный набор движений - они честно его делают. Стараются. Но это уже никому не надо. Мир поменялся. Перепродажей кукурузы или там импортом зеленого горошка уже не проживешь. А они все равно стараются. Как будто поможет...

Наконец, ответил доктор:

- Проще помочь своим, если зарабатываешь хотя бы тысяч пять. А не пятьсот социальных, как я три года получал. Ради семьи я бы и дальше забрался.

Корнет фыркнул. Брызги снега канули в темноту.

- Вы таки будете смеяться. Я в детстве мечтал жить во Владивостоке и служить на ТОФе.

Доктор огляделся: сфера света, отвоеванная у черной безбрежности зеленым огнем правого борта. Холодное ограждение мостика, полосками бликов остеклованы силуэты соседей. Маленький мир, где зеленое солнце выглядит абсолютно уместным и полностью естественным.

- С девушками всем сложно, - вздохнул правый. - С женщинами, как ни странно, проще. Корнет прав: хорошо, что вы сразу разошлись. Пока еще нечего делить... А кстати, Корнет, - правый убрал зажигалку и пачку сигарет в недра пухлой куртки:

- Как это вас и доктора пустили на крыло ходового мостика? Кто вас на мостик вообще пустил? Это я тут командир аж целого атомного ракетного крейсера. Единственного, обращаю ваше внимание, пережившего войну с Туманом на Тихом Океане.

Корнет улыбнулся:

- Товарищ капитан первого ранга! Я сказал, что хочу на свои ракеты посмотреть. Разработчик я, или где?

- И чего вы увидите с правого крыла? Клинышек полубака и крышечки шахт? Секретный сигнальный фонарь системы Ратьера образца одна тысяча девятьсот четвертого года? А доктора кто пустил?

Доктор пожал плечами, вызвав очередной снегопад:

- Я даже и не спрашивал. Наверное, потому, что везде с кофром хожу. Привык. Вроде как на службе. А красному кресту проход везде.

- Что, и сейчас при чемодане?

Доктор поднял рукав: к левому запястью обычная “собачья” цепочка крепила всем знакомый пластиковый ящик с красным крестом на крышке. Потертая нержавейка замков тускло блеснула в зеленом свете правобортового фонаря.

- Мы никак не можем привыкнуть жить без войны. Только чуть-чуть попробовали, и на тебе. Война Тумана. Чего-то там Удар. Ангелы-херангелы. А итог, как в сорок первом году. Опять на букву “дабл-ять”. Беженцы. Бедность. Бандиты. Болезни! Три эпидемии только за то время, что я учился. Считай, каждый четный год. Буржуинских лекарств больше не везут. Шовного материала куй да маленько. Протезные вставки чугуниевые. Важным пациентам - наночугуниевые. Но ничего, научились. Кто выжил, то есть. Тревожный чемодан в каждом доме. Уроки эпидемической опасности в школах. У нас так и назывались: “чумной час”. Дружинники на улицах... По распределению я попал к боярину Кужугетовичу. Практику проходил на Воркуте, когда там затопленные шахты откачивали...

Корнет вздрогнул:

- Нифига себе ты суров! Это прямо с альма ее матери и в ту мясорубку?

- Да я не просил этого! - крикнул доктор. - Мне эта крутизна в буй не уперлась! Из-за нее же все рухнуло! Кто-то из шишек позвонил моему начальнику. Типа: давай-ка нам опытного хлопца, которого не жаль, и который не зассыт кишки на локоть наматывать. Своим-то всегда находятся места неподалеку от кассы. А мне подали вроде как шанс. “Карьеру сделаешь, диссертацию напишешь. Перспективное направление, первому миллиарды...” Ну, вся лапша, которая в таких случаях вываливается. Откажись - загонят на Кузбасс, до конца жизни таблицей Менделеева дышать! Взял я в исполкоме документы, билеты, а тревожный чемодан всегда со мной. Домой пришел. И тут оговорочка по Фрейду...