Провинция (сборник)

Она открыла сумочку и достала две сизых бумажки по полсотни.

– Этого тебе пока хватит. Вечером здесь встретимся, по полной программе.

Оксана потянулась к Витьку:

– Дай я тебя поцелую, лев ты мой!

Витёк, изобразив блаженную улыбку, притянул Оксану к себе. «Тощая кошка… Хитрая!»

Погода по-весеннему сухая и тёплая. Витёк шёл по городу расстегнув куртку, подняв голову, не заглядывая в зеркальные стекла магазинов. Он чувствовал себя молодым и этаким победителем… в борьбе двух женщин за обладание им. Пока такая ситуация его вполне устраивала. А что потом? Дальними планами Витек свою седеющую голову обременять не привык.

Возле лифта

Это дело произошло часов эдак в девять вечера, когда некий ветеран ВОВ в самом благом настроении возвращался из гостей, где прилично поужинал и принял граммов сто пятьдесят.

В подъезд вслед за этим ветераном заскочило двое молодых парней. Один из них, опередив не спеша поднимающегося, улыбаясь навстречу идущему, стал перед лифтом, другой, ростом пониже первого, стал сзади. Благодушное настроение подвело Семена Кузьмича, бывшего фронтового разведчика, и он не придал никакого внимания такому нехитрому манёвру молодых людей. «Вам на какой этаж?» – поинтересовался он, глядя снизу вверх на высокого хилястого парня перед ним. «Нам на самый верх!». Парень улыбался так мило, но Кузьмич не успел его разглядеть по-настоящему, как удар сзади в правое подглазье выключил его сознание, и он оказался стоящим на четвереньках.

«Да, мало меня учили в разведвзводе…» – пронеслось в голове, и он, вместо того, чтобы упасть на пол и застонать, стал подниматься. Малорослый второй парень ударил ему в голову кулаком. Семён Кузьмич ударил парня в промежность и тот ойкнул, но тут же, заматерившись, ответил ударом ноги в бедро. И опять кулаком в скулу. «Нет, я уж не тот! – промелькнуло в мыслях Семена Кузьмича, – покалечат, бандиты!» – Всё, всё ребята! – примирительно забормотал он, а малый парень ещё раз его ударил, в грудь. «Боксёр, видно, в солнечное попал». Дыхание перехватило. – Тише! Молчи! – змеиным шёпотом свистел над ухом малый, а длинный, сдёрнув до половины куртку, держал сзади Семена Кузьмича за рукава.

Подхватив под руки, парни по ступенькам поволокли Кузьмича на площадку между первым и вторым этажом.

– К стенке! Лицом к стене! – командовал всё тот же малорослый налётчик.

В далёкое фронтовое время учил его, семнадцатилетнего пацана, командир взвода разведки: при встрече с двумя незнакомцами встать так, чтобы за спиной никого не было, а сбитому лежать, набирая силу, для броска, для удара, а он? Расслабился, постарел…

– Деньги! Деньги давай!

– В книжке! В записной. Больше нету. Книжку отдайте…

Денег было всего две двадцатки и ещё пара гривен, пустяк. Хотя, конечно, они бы не помешали дотянуть до пенсии – финансы Семена Кузьмича подорвала покупка зимней куртки. Дешёвая, турецкого производства, из кожзаменителя, чёрного цвета, она привлекла этих шакалов блеском. Ну, что они за куртку получат у скупщика? На пару «доз»?

– Не оборачивайся! – шипел мелкий, но краем глаза Кузьмич видел, как осматривает высокий парень снятый с него пиджак. Старый, с порванной подкладкой, он был ценен только красиво сделанной колодочкой орденских планок – подарком цехового художника к годовщине Победы.

Куртка, перекочевавшая в руки малого, уже вместе с ним отправилась за двери подъезда. Пиджак, обшаренный по всем карманам, рослый отбросил в угол.

– Дед, стой, как стоишь, пока за мной дверь не закроется. – И сбежал по ступенькам.

Семён Кузьмич опустил руки от подоконника, поднял и надел свою чёрную вязаную шапочку и пиджак, тяжело ступая, спустился на площадку первого этажа. Идущая к лифту молодая женщина с испугом от него отшатнулась. Семён Кузьмич чувствовал, как напухала, наливалась кровью кожа вокруг глаза, из носа и рта сочилась кровь. В крови были и руки, и лацканы пиджака.

Он вышел из подъезда во двор. Было тихо и безлюдно. В это время старшие и дети сидели по квартирам, у телевизоров или у кухонных столов, а молодёжь ещё не возвращалась с дискотек и других увеселений. Девять вечера, самый удобный час для разбоя, охоты за одиночками. Окна домов напротив были освещены, со стороны проспекта доносился шум проезжающих машин и, кажется, произошедшее на площадке возле лифта было в дурном сне. В голове у Семена Кузьмича шумело, всё тело ещё напряжено, и боль проявилась только в левом бедре, когда он пошёл к подъезду.

– Что с вами, папа? – ужаснулась жена сына, открывшая ему дверь в квартиру.

– Ничего, ничего Лида. Всё в порядке.

– Кто это тебя, батя? – вышел из комнаты сын.

– Тех уже след простыл… Умоюсь. До утра всё пройдёт.

Утром, глянув в зеркало, Семён Кузьмич не обрадовался своему виду. Вздутая гематома на правой скуле и залитая фиолетовым цветом глазная впадина явно не украшали. Удар в солнечное сплетение давал знать о себе при каждом вдохе, ныло левое бедро.

Надев старую куртку и надвинув шапочку до солнечных очков, Семён Кузьмич вышел во двор, чтобы сходить в аптеку.

Воскресное утро середины октября выдалось солнечным, и на проспекте было людно. Молодёжь ещё в лёгких куртках, без головных уборов, да и люди постарше тоже. Семён Кузьмич с горечью подумал, что с синяком, в старой куртке и с прихрамывающей походкой он смотрится тёмным пятном на радостном фоне жизни. Правда, приглядевшись, он заметил, что радостных лиц мало, а если и слышится смех, так от групп парней, походя сосущих бутылки и банки пива. Заметил он и торопливость, спешку идущих, ранее как-то им не замечавшуюся. И вдруг вспомнилось послевоенное время, пустые полки магазинов, очереди за хлебом, серая одежда и военные обноски на людях… И в то же время добрые взгляды, словно ожидающие, что вот-вот всё будет хорошо…

Семён Кузьмич пошёл вверх по проспекту. Он шёл, вглядываясь в лица молодых людей, но не с целью узнать нападавших на него, – вряд ли бы он узнал даже высокого парня, а у малорослого он и лицо-то не видел. – ему захотелось поглядеть на это поколение, от которого был он в последнее время далёк. Вчерашнее ощущение бессильной ярости и ненависти к нападавшим, ушло. Вчера, будь он моложе, извернувшись, бил бы и калечил без жалости тех парней. Сегодня это чувство сменилось на что-то похожее на жалость. В мире блестящих иномарок, сверкающих витрин магазинов, разряженных женщин и холеных мужчин, алкоголь и наркотики скрашивают жизнь этим изгоям, толкают к преступлениям. Что их ждёт? Тюрьма, букет болезней, отбитые почки и ломаные ребра…

Семён Кузьмич вспомнил новую куртку. Ну, сорвали… Чёрт с ней! Слишком блестела эта кожа или тот же кожзаменитель…

Побеседовав в аптеке с молоденькой, но очень серьёзной девушкой-провизором, Семён Кузьмич приобрёл таблетки, снимающие отёк, получил рекомендацию по пользованию. Теперь можно идти домой, отлёживаться.

Есть, о чём поговорить

Мобильный телефон в кармане забился в дрожи, и Седунов, не сбавляя шага, достал его и приложил к уху. Звонила его знакомая, Анна Горская. С утра он с ней встречался в коридоре Университета, где она, как и Седунов, работала преподавателем. Утром обычное приветствие давно знакомых и не совсем равнодушных друг к другу людей в коридорах это: «привет!», если поток студентов не очень густ, а в толчее – поднятие руки с улыбкой в придачу. В это утро было последнее.

– Николай, у меня есть идея посидеть за чашечкой кофе или чая. Заходи часам к шести.

Седунов и Горская давно были на «ты», а за чашкой кофе, иногда и чего-то покрепче, именовались Коля и Аня.

Хотя Николай Петрович Седунов и до знакомства сталкивался с Анной Борисовной в длинных и часто полутёмных коридорах, её лицо, бледное, с усталыми глазами, обрамлённое простой учительской причёской, не бросалось ему в глаза. Да и одежда Анны, чаще всего в серых и тусклых тонах, не подавала ему сигналов как мужчине. А его, рослого мужчину с чёткой выправкой отставного офицера, женщины замечали. Случай свёл их за пределами учебного заведения. Они познакомились в «Диалоге», клубе мецената Игоря, владельца торговой фирмочки.