Страница 3 из 6
Принято считать, что это стихотворение написано по случаю реставрации картины Рафаэля и оттого есть определённые сомнения в его точной датировке. Однако Пушкин очень хорошо знал, что произошло с альбомом Тур-суковой, и был немало озадачен случившимся событием.
Рисовальный альбом Марии Ардалионов-ны Турсуковой содержал в себе множество рисунков и живописных листов. Среди авторов альбома помимо рисунков дилетантов, с обычным в то время высоким уровнем художественной образованности, встречались работы больших мастеров, таких как Кипренский, Кольман, Корнеев… Этот рисовальный альбом был известен по всей Европе и, безусловно, представлял собой большую художественную ценность. Только все фамилии художников были написаны там по-французски. Непатриотизм рисовальщиков сильно не понравился Александру Семёновичу. Он вымарал все фамилии, написанные на иностранный манер, и своим крупным, аляповатым почерком нацарапал надписи по-русски. По сути это был акт вандализма. Потребовались сверхусилия всех заинтересованных сторон, чтобы привести альбом в первозданный вид. Его отправили в Париж, где все варварские надписи вывели тамошние химики. В альбоме остался нетронутым лишь лист со стишком Александра Семёновича, который он написал в оправдание своего поступка.
Впрочем, эпиграммы и сатирические стихи на Шишкова писали и другие литераторы, в этом отношении Пушкин был далеко не одинок. Была широко известна пародия стихотворения Жуковского «Певец в стане русских воинов», написанная Константином Батюшковым. Можно даже сказать больше: любой, кто остро высказывался по поводу Александра Семёновича Шишкова, имел в свете непременный успех. Партия славянофилов в пушкинские времена пребывала в явном меньшинстве.
Думается, что Пушкин язвил по поводу Шишкова не только по причине «модного» противостояния с приверженцами архаики. Он, безусловно, причислял себя к сторонникам Карамзина, выступавшим за языковое и общественное обновление, и идея общественного разворота к «Домострою» была ему чужда и антипатична. Но в чём-то ему был симпатичен Александр Семёнович. Ведь он сделал на посту Государственного секретаря во время наполеоновского нашествия очень и очень много. Вся идеологическая кампания против врага держалась на нём, на Александре Семёновиче Шишкове. Скорее всего, за это и любил Пушкин Шишкова, как было написано в Высочайшем рескрипте на пожалованный Шишкову орден Александра Невского – «за примерную любовь к Отечеству». Недаром же Александр Сергеевич написал впоследствии о нём:
Среди тех, кто поддерживал Шишкова и разделял его убеждения, был князь Сергей Александрович Ширинский-Шихматов. Будучи человеком совершенно самодостаточным, Александр Семёнович вряд ли нуждался в чьей-либо поддержке, но сказать с уверенностью то же самое о подверженном различным влияниям князе мы не можем. Впрочем, Шишков благоволил к нему, превознося литературные достоинства близкого по Музе стихотворца и полагая своим долгом знакомить с ними окружающую молодёжь. Надо ли говорить, что упомянутая молодёжь всеми силами и уловками пыталась избежать утомительного прослушивания Шихматовских вирш, однако Александр Семёнович был терпелив и упорен в своём намерении поделиться душевной радостью от поэзии Сергея Александровича. И упрямому адмиралу, в конце концов, крупно повезло: у него всё-таки нашёлся молодой слушатель, который мог выдержать нескончаемую декламацию тяжеловесных творений Сергея Шихматова. Все дружно сочувствовали молодому человеку, когда Александр Семёнович торжественно приглашал его в кабинет, но молодой человек ничем не изобличал своего недовольства перед заслуженным ветераном и покорно шёл на многочасовое прослушивание. Этим молодым человеком был будущий писатель и литературный критик Сергей Тимофеевич Аксаков.
Заметим, что не стоит считать такое поведение слабостью. И слушатели, и чтецы назовут тысячи разных причин, заставляющих одних читать, а других слушать. В литературном мире имеют место быть различные типажи, и слушатель чужих сочинений являет собой самый редкий и благородный подвид. Обычно это весьма уважаемый или подающий большие надежды литератор. Таким, к примеру, был Василий Андреевич Жуковский. Каждый ему хотел что-нибудь да почитать, и Жуковский стоически принимал необходимость прослушивания, точно подразумевал под этим составляющую своего литературного служения. Обычно он садился в кресло и, бывало, засыпал под вдохновенное чтение очередного оратора. Гоголь даже как-то сжёг принесённую Жуковскому рукопись, когда убедился, что глава русской романтической школы не слушает его, а шумно, бесцеремонно спит. Зато Кюхельбекер не давал нашему романтику отойти в царство Морфея. Он теребил и поминутно вопрошал Жуковского, требовал замечания или похвалы.
Сказать, что Александр Семёнович Шишков вёл себя по отношению к Сергею Аксакову как пылкий Вильгельм, нельзя. Впрочем, у всякого Жуковского свой Кюхельбекер. По крайней мере, заснуть Сергею Тимофеевичу в присутствии Шишкова не удавалось.
Но как ни усердствовал Александр Семёнович в искусстве декламации, и как ни уважал Сергей Тимофеевич декламатора, но полюбить стихи Шихматова Аксаков так и не сумел.
Шихматов познакомился с Шишковым в Морском учёном комитете при Адмиралтействе, где Шишков долгое время был председателем. Служебная карьера обоих поэтов начиналась одинаково – с моря. Двенадцати лет Шихма-тов был определён в Морской кадетский корпус, который закончил в 1800 году. Спустя некоторое время он поступил туда же воспитателем и уже не менял места службы вплоть до своего ухода в монастырь, хотя ему неоднократно делались весьма лестные предложения. Воспитанникам Сергей Александрович запомнился как умный и справедливый наставник, ни разу не применивший телесных наказаний, допустимых в этом учебном заведении.
Литературная деятельность Шихматова началась с переводов, князь хорошо знал иностранные языки. Однако знание языков не мешало Сергею Александровичу в собственных литературных произведениях наполнять тексты устаревшими словами и архаической лексикой церковного обихода, да так, что понять сочинения князя представлялось непростым делом. Но именно эта особенность его творчества и радовала немногочисленных почитателей шихматовской музы. Вскоре князь оказался среди самых почётных членов клуба «Беседа любителей русского слова».
«Кружок Карамзина» не мог не замечать такого образования как «Беседа любителей русского слова», избрав членов этого литературного объединения в качестве мишеней для своих эпиграмм. Мнительный и чуткий князь Шихматов такие нападки переживал очень болезненно. Но критика никак не сказывалась на произведениях Шихматова, наоборот, сочинения князя приобретали всё более и более религиозный характер, становясь, по сути, богословскими текстами.
Современники утверждали, что впечатлительный Шихматов попал под сильное влияние архимандрита Фотия, властного харизматика, воинствующего религиозного консерватора.
Вот что писал о Фотии Пушкин:
Архимандрит изображал из себя святого человека, носил вериги и везде выступал как единственный избранник Провидения. Изъяснялся Фотий очень туманно и витиевато, постоянно ссылаясь в своих речах на видения и божественные откровения, ниспосылаемые ему как спасителю церкви, царя и Отечества. Под влияние Фотия попадали очень многие. Не устоял перед Фотием даже Император Александр. Однако сменивший его Николай не был столь благосклонен к архимандриту. Новый Император любил прямоту и ясность, не выносил кликушества и поисков «сынов беззакония» без собственного в том участия. Архимандрит был удалён от Двора, с запрещением ему выступать в качестве новоявленного пророка. Фотий должен был вернуться в монастырь и приступить к исполнению своих прямых должностных обязанностей. Вскоре за ним в монастырь последовал и князь Шихматов, постригшись в монахи под именем Аникиты.