Анклав

Под конец фразы что-то хрустнуло. Все посмотрели на Маленького: он тоже с удивлением разжал руки, в которых болталась безжизненная кукла со сломанным хребтом, когда-то называвшаяся Хватом. Серый, прозванный так из-за серого цвета кожи, от страха стал белым, глядя на шесть пар глаз, уставившихся на него. В каждом из них он видел ненависть, презрение, ярость и свою очень скорую смерть. Он забился и завыл в захвате Лома, и вдруг обмочился. Лом брезгливо оттолкнул пленника от себя.

- Что с ним делать, командир? - спросил он.

- Жить хочешь? - спросил Хохол третьего отморозка по кличке Дрон.

- Д-дд-да, - часто-часто закивал плешивой головой пленник.

- Тогда убей этого, мне об него руки марать не хочется.

Понимая, что сейчас произойдет, Серый мелко затрясся и заверещал тонким противным голосом. Как только Дрону развязали руки, он бросился на подельника. Видно было, что без оружия подонок убивать не умеет. Он бил товарища ногами по лицу, стучал головой об пол, топтал ему грудь, в конце концов, стал рвать горло зубами. Не желая смотреть на это кровавое безумие, люди вышли, в тамбуре остались только звери. Вскоре все было кончено, Серый не дышал, обезумевший, окровавленный Дрон принялся стучать кулаками по двери, умоляя отпустить его. Минут через пять в шлюз зашел Лом. Он был одет в радкостюм военного образца. На лице его был противогаз с обзорным щитком и системой очистки и подачи воздушной смеси, в руках он держал автомат Калашникова с примкнутым штык-ножом.

- Эй ты! - глухой голос раздался из-под маски, - выноси это мясо наружу.

- Но я там умру, - запротестовал Дрон.

- Хоть мне и все равно, но мне приказано сопровождать тебя.

Следом за Ломом в таком же обмундировании в тамбур вошел Соболь. Он тащил ведро с водой и какой-то сверток, который тут же полетел в руки Дрону.

- Упаковывай жмуров в мешки и привязывай к ногам веревки.

Дрон безропотно повиновался и старательно упаковал бывших подельников в дефицитные нейлоновые мешки. Привязав к ногам веревки, он вопросительно посмотрел на Соболя.

- Вытаскивай их из шлюза, а затем приберись здесь.

Лом открыл наружную дверь шлюза. За ней показалась небольшая площадка с массивной железной лестницей, уходящей наверх.

Пленник, схватив за веревку, вытащил из шлюза сначала один, а затем и другой труп. Вынул из ведра тряпку и тщательно вымыл полы. Тряпку сунул в пакет одного из трупов, а кроваво-грязную воду вылил в указанный водосток. Лом поднялся наверх и дал сигнал Соболю. Он подтолкнул к лестнице пленника, и тот, привязав к ремню веревки, полез следом за Ломом. Через какое-то время одна из веревок натянулась, и первый труп медленно пополз наверх. Когда трупы были подняты, Соболь присоединился к остальным на верхней площадке.

С огромной осторожностью была открыта внешняя дверь. Проверив, что все чисто, Лом приказал Дрону идти за ним. Они двинулись вдоль разрушенных домов. Лом охранял, а Дрон тащил мешок. Дойдя до одного из подвалов, Лом открыл дверь и приказал скидывать труп. Ту же операцию провели и со вторым мешком. После этого Лом велел лезть вслед за мешками и оттащить их на сто шагов. Дрон засомневался, но дуло автомата не давало времени на раздумье.

Когда Дрон выполз из подвала, Лома возле него не оказалось. Перепуганный негодяй бросился к шахте, но дверь была уже закрыта. Он стал барабанить по ней кулаками и просить, чтоб его впустили, но крепкая железная дверь оставалась глуха к его мольбам.

Вдруг, в стороне, что-то заскрежетало. Звук был такой, словно что-то большое пробирается сквозь руины. Бывший пленник завизжал от страха, бросился в противоположную сторону и вскоре скрылся за поворотом.

***

Тем временем, в логове Колдуна, дети, замученные беготней по тоннелям и измотанные нервотрепкой, доставшейся на их долю, заснули, слившись в плотный клубок в ногах дедушки. Миша и Вика обнялись, а Митя, обхватив их руками, плотно прижал к себе. Было видно, что холодные, беспокойные ночи, проведенные без опеки взрослых, вбили в детское подсознание такую привычку: беречь крупицы тепла и получать эмоциональную подпитку от близости с родственной душой. Хохол подошел, приподнял их головки. Митя сразу открыл глаза и тревожно посмотрел на него, его рука уже обнимала рукоять отцовского ножа. Хохол успокаивающе улыбнулся и, подсунув подушку, убрал руку. Затем укрыл их одеялом. Митя расслабился и опять заснул. В логове наступила тишина, людские души очищались от всей мерзости, накопившейся в течение предыдущего дня, а тела набирались сил для следующего. И только шорох часов нарушал тишину.

На следующее утро обнаружилось, что детский клубок распался. Это был хороший признак, дети стали доверять своим спутникам, живость характера и избирательная память помогали быстро забывать неприятности и с неиссякаемым любопытством смотреть на каждый новый день, а ощущение безопасности придавало им уверенности. Митя спал в вполглаза: он расслабленно лежал под одеялом и наслаждался его теплотой, нежился на мягкой подушке, его лицо можно было бы назвать счастливым если бы не глубокая морщина между нахмуренными бровями. Не скоро, ой не скоро она исчезнет, не все смогла простить и забыть детская душа! Слишком много пришлось пережить, слишком много взвалилось ответственности на эти хрупкие мальчишеские плечи! Вика лежала на спине. На ее милом личике блуждала улыбка, было видно, что ей снится что-то очень хорошее. Миша, непонятно как, очутился на груди Колдуна. Он обнял его ручками, прижался щекой и так крепко спал, что из приоткрытого рта свисала ниточка слюны. Колдун боялся пошевелиться, чтоб не спугнуть прикорнувшего на его груди воробушка. Он лишь тихонечко поглаживал его по головушке и улыбался. Проснувшиеся бойцы ходили на цыпочках. Половина группы быстро собралась и отправилась к станции -помогать Виктору Григорьевичу наводить порядок, другая половина отдыхала и занималась повседневной работой: одни чинили одежду, другие чистили оружие.

***

Вскоре помещение заполнили вкуснейшие запахи. Малыши стали потягиваться, но сладкая нега не хотела отпускать их. Несмотря на то, что под одеялом было почти так же уютно, как и тогда, когда я просыпался рядом с мамой, я заставил себя встать и сесть за стол.

- Ну, лежебоки, просыпайтесь, пора завтракать, - сказал Соболь, расставляя тарелки.

Малыши сначала сели на топчане, принялись зевать, протирать глазки и потягиваться, потом их животики забурчали и потащили к столу. Тут же подсели Маленький и Васятка, а потом и Соболь, подавший Колдуну тарелку в постель. За столом дети вертели головами: за прошлый вечер они не очень хорошо рассмотрели помещение и сопровождающих, все вокруг было интересно, но чаще всего, конечно, они глядели на огромного дядьку, трескающего кашу из миски, похожей на тазик, ложкой, похожей на лопату.

- Что, нравлюсь? - улыбнулся великан.

Миша кивнул, восторженными глазенками рассматривая свою вчерашнюю лошадку. Могучие мышцы великана перекатывались под тельняшкой. На толстой, бычьей шее сидела, будто вырезанная из камня, голова. Грубые черты лица пугали и притягивали одновременно.

- Дядя, а почему Вас называют Маленьким? - спросила Вика, - Вы же вон какой огромный великан!

- А ты великанов видела? - спросил он.

- Нет, - призналась девочка.

- Ну, хоть истории про них знаешь?

- Знаю, мама рассказывала историю про бобовые зернышки, там были Великаны, - обрадовалась она, и продекламировала, -

Фи, фай, фо, фам.

Гром спустился по горам.

Звери дикие бегут,

Птицы в страхе не поют.

Там между туч и облаков,

Край великанов Кантуа,

И племя злобных чужаков,

Спустилась с неба как чума.

- И какие они были, эти великаны? - продолжил расспрашивать Маленький.

- Ну, вроде как, они были выше деревьев и выше домов. Но я никогда не видела настоящее дерево. И домов не видела, только на картинках.

- А как ты думаешь? Деревья выше, чем потолок станции?

- Думаю да, - с некоторым сомнением сказала Вика