Страница 149 из 176
Шарль Гюго - Франсуа-Виктору, 16 апреля 1868 года:
"Бедное, дорогое дитя, уходя, будет чувствовать, что мы провожаем его, потому что ты - это я, это Алиса. Но ведь и теперь он с нами, - душа не последовала за телом. Его брат, который скоро появится на свет, принесет ее нам с собою... Скажи, не откладывая, отцу, что ему придется изменить назначенную им сумму и посылать в Париж больше, потому что мама, при своих ограниченных средствах, не может выдержать новых расходов".
Госпоже Гюго недолго оставалось жить.
Шарль - Франсуа-Виктору:
"Маме все не лучше. Аксенфельд предупредил меня, что у нее очень тяжелая болезнь и такие серьезные расстройства главных органов, против которых медицина бессильна. Она чувствует себя настолько сносно, насколько это возможно при ее состоянии. Мы ухаживаем за ней и стараемся развлекать ее, как можем".
Шарлю хотелось остаться в Париже, основать там газету, но подходящий ли был для этого момент? Отец, с которым он посоветовался, сказал, что в такое предприятие он не вложил бы ни гроша. Случалось, Гюго не писал писем по целому месяцу, с головой уйдя в новый роман - "По приказу короля". Мерис взял на себя труд выплачивать его жене и сыновьям ежемесячно содержание из денег, которые давала постановка "Эрнани".
Госпожа Гюго - Виктору Гюго, 3 мая 1868 года:
"Ты, конечно, знаешь, мой дорогой великий друг, что Шарлю и его жене пришла в голову хорошая мысль остановиться у меня. Я очень рада, что могу приютить их, - значит, им не придется нанимать квартиру. Мои дополнительные расходы - это их питание и некоторые другие траты, поскольку нас теперь трое. Стало быть, в Париж надо посылать больше денег, как тебе, вероятно, писал Виктор, а в Брюссель гораздо меньше, - там осталось только два человека - Виктор и горничная (кухарку временно отпустили). Виктор, должно быть писал тебе также, что при новых обстоятельствах тебе следует увеличить наш бюджет... А раз это так, то считаешь ли ты удобным, чтобы моим банкиром оставался Мерис? Ведь в его распоряжении только случайные суммы. Или ты хочешь сам стать моим банкиром, как это было для брюссельского дома? Ты, наверное, знаешь, какие деньги есть в запасе у Мериса, и в том случае, если он останется нашим банкиром, ты дашь ему распоряжения и спросишь, истратил ли он уже сборы с "Эрнани". У меня счета в полном порядке, и по твоему требованию я могла бы послать их тебе. До того дня, как приехали наши дети, я не переходила известных тебе пределов. Итак, теперь ты знаешь все о материальной стороне нашего существования, очень грустного вдали от тебя и еще столь недалекого от несчастия, постигшего нас..."
Постскриптум Шарля Гюго:
"До скорого свидания, тысячу раз дорогой отец. Поблагодари добрую г-жу Друэ за ее слезы. Она так любила нашего Жоржа! Обнимаю ее и тебя..."
Шарль пытался уговорить своего брата приехать к нему в Париж. Жить там было так приятно.
Шарль Гюго - Франсуа Виктору, 10 мая 1868 года:
"Почти каждый день мы обедаем в гостях... Вчера у нас обедала г-жа д'Онэ со своей прелестной дочерью. Как нам было бы хорошо в Париже, если бы ты захотел сюда приехать! Все это твердят в один голос. Тебя не понимают. Твой стоицизм и твоя совестливость удивляют всех. У нас был бы в Париже самый большой и самый интересный салон. Подумай об этом. Тратя в Париже не больше, чем в Брюсселе, мы можем вести здесь вполне достойную и очень приятную жизнь. Кроме того, мы будем в центре и за короткое время сможем создать себе положение в литературном мире. Я в этом убежден. Что касается отца, то, я думаю, он только выиграет в общественном мнении и в мнении отдельных лиц, если у него появится постоянная связь с Парижем, раз там поселится его семья. Наш салон будет представлять его утес. Но пока ты будешь повторять: "Останется один - клянусь, я буду им!" - это невозможно.
Хочешь, я сообщу тебе новости о Бонапарте? Я видел его несколько раз на Елисейских Полях и в Булонском лесу. Он обрюзг и постарел. Его мертвенно-бледная физиономия изборождена морщинами, взгляд по-прежнему безжизненный. Усы сероватые. А все-таки он выглядит неплохо, увы! Негодяй, как видно, здоров. Он всегда в экипаже. Его очень мало приветствуют. Никаких восторженных криков. Но, в общем, он царствует.
Париж прекрасен. Новые кварталы великолепны. Теперь строят действительно превосходные дома, в разных стилях. Множатся скверы, сады, аллеи, фонтаны. Неслыханная роскошь во всем! Экипажи, лошади и красивые женщины - непрестанный праздник для глаз".
Но Франсуа-Виктор хотел быть верным изгнанию, и Шарль, с легкой иронией, вздыхал: "До тех пор покаты будешь таким, ничего не поделать!" Он жаловался на отца.
16 июня 1868 года:
"От отца все еще ничего нет. Он не послал нам ни одного су с тех пор, как мы здесь, и мы жили на фонд Мериса... Мама посылает для Адели сто франков, которые я вложу в это письмо..."
26 июня 1868 года:
"Мама хотела бы знать, послал ли в апреле отец триста франков Адели, на ее летние туалеты. Если не послал, то попроси его, чтобы он это сделал. Настаивай. Мама из-за этого тревожится!.. Напиши нам, как обстоит дело..."
Но приближалось лето, а вместе с ним те дни, когда вся семья собиралась в Брюсселе. Госпожа Гюго радовалась свиданию с мужем:
"Что до меня, то, как только ты явишься, я ухвачусь за тебя, не спрашивая твоего разрешения. Я буду такой кроткой и такой милой, что у тебя не хватит духа снова меня покинуть. Конец, о котором я мечтаю, это умереть у тебя на руках". На пороге смерти она цеплялась за эту силу, так часто ее ужасавшую.
Ее желание исполнилось. 24 августа 1868 года она совершила прогулку в коляске со своим мужем; он был с ней ласков и нежен, она очень весела. На следующий день, около трех часов пополудни, у нее случился апоплексический удар. Свистящее дыхание. Спазмы, паралич половины тела.
Записная книжка Виктора Гюго, 27 августа 1868 года:
Умерла сегодня утром, в 6 часов 30 мин. Я закрыл ей глаза. Увы! Бог примет эту нежную и благородную душу. Я возвращаю ее ему. Да будет она благословенна! По ее желанию мы перевезем гроб в Вилькье и похороним ее возле нашей милой дочери. Я провожу ее до границы..."