Страница 51 из 70
— Эгей, люди! Вы там живые? Можно выходить, гон кончился!
Спустя несколько секунд она расслышала за дверью еле уловимый шорох: кто-то осторожно поднимался по ступенькам.
На всякий случай посторонившись от двери (а то кто их знает, ещё начнут стрелять с перепугу!), девушка повторила:
— Гон прошёл. Всё в порядке. И… не стреляйте, пожалуйста, я — не псевдоплоть, не излом и даже не кот-имитатор. Я — Ксана!
— Ксана? — глухо и, кажется, удивлённо раздалось из-за двери. Потом внутри погреба кто-то забубнил, видимо — разговаривали. Наконец, лязгнул засов, и дверь приотворилась. Наружу вырвался луч фонарика.
— Привет! — сказала Детёныш, заслоняясь от света ладонью. — Ой, только в глаза не светите!
— Действительно — Ксана… — проговорил тот, кто держал фонарик, и опустил его. — Ты что здесь делаешь?
— Живу… — слегка удивилась девушка. Проморгавшись, она вгляделась в одежду собеседника. — А вы — люди Воронина? Да, вижу. Ой, как хорошо, что вы успели сюда добежать! А то тут такое творилось!..
— Воронин говорил о каких-то самосёлах. Где они? Тут ещё кто-то живёт кроме тебя?
— Только я и моя подруга… Её сейчас… нет на хуторе. А что?
— Ничего… — долговец посторонился, давая остальным троим товарищам выйти из погреба.
— Привет! — улыбнулась и им Ксана. Один ответил, двое кивнули, разглядывая её.
Грищенко, старший группы, бросил взгляд на тёмное небо, посмотрел на часы. Первый час ночи.
— Однако…
Выбираться из окружённой аномалиями Бердяевки в ночное время, да ещё и после гона…
Чистое самоубийство.
Старший озабоченно поскрёб затылок и взялся за рацию.
— Центральный, я Седьмой.
— Центральный слушает.
— Палыч, всё закончилось, мы вышли. Тут эти твои самосёлы… в единственном лице — как оказалось…
— Знаю. Оксана Жабенко. Дай мне её.
Грищенко удивлённо вскинул брови, но подчинился. Протянул Ксане рацию.
— Тебя… Генерал Воронин…
— Вячеслав Павлович! — обрадовалась Ксана. — Добр… ой ночи!
— Доброй ночи, Оксана. Что там у тебя тогда стряслось со связью?
— Ох… — девушка сконфузилась. — Я… её разбила… Нечаянно… Я больше не буду! — добавила она поспешно.
Слышно было, как на том конце связи Воронин весело хмыкнул в ответ на эту сакраментальную фразу провинившихся детишек всех времён и народов.
— Ладно, переживём… Как там мои бойцы?
— Все целы, у нас в погребе ховались.
Воронин помолчал. Голос его стал более мягким:
— А сама как?
— Нормально… Честное-пречестное, нормально.
— Добро. Что вокруг творится?
— Ну… у нас тихо, но в окрестностях ещё не все успокоились. Бегают так отдельные четвероногие, меж собой грызутся… Мне кажется, вашим людям лучше переждать ночь здесь, а утром, как проснёмся, выходить. Переночевать есть где, дома крепкие, порождения сюда не зайдут… А утром идти. Если что — я провожу, как и обещала.
— Добро. Дай старшого… Петя! Приказ такой: до утра сидите в Бердяевке, отдыхайте, а утром — выдвигайтесь к блок-посту на Свалке. Если что — Оксана вас проведёт. Девочку слушайте внимательно — она лучший проводник в этих местах. И да — вы у неё в гостях, так что соответствуйте — голос в динамике рассмеялся.
— Есть… — растерянно проговорил Грищенко.
— И вот ещё что: одну рацию ей оставьте.
— Есть…
Долговец окончил переговоры с начальством и всё с тем же замешательством уставился на Ксану.
Девушка, которая слышала всё из того, что сказал Грищенко командир, не осталась в долгу. Улыбнулась, склонила голову набок и тоже окинула весь квад лукаво-выжидательным взглядом.
— Может, чайку? — вдруг предложила она. — А потом я покажу, где вам устроиться на ночь.
— А можно и чайку! — решительно хлопнул по поясным подсумкам Грищенко, и обстановка разрядилась.
Ксана провела их в свою хату.
— Вот. Тут я и живу. — с затаённой гордостью сказала она, видя, как долговцы с любопытством рассматривают внутреннее убранство кухни с развешанными под потолком пучками трав и связками лука и чеснока. Немедленно взгляды всей четвёрки зацепились за свисающую с потолка обычную лампочку, к которой была примотана… сборка артефактов. Лампочка не горела, зато артефакты, внешне очень напоминающие смотанную ёлочную гирлянду, светились вовсю, заливая маленькое помещение уютным желтоватым светом.
Ксана проследила взгляд гостей.
— Ну да, — как ни в чём не бывало кивнула она. — Диоды и волчья лоза. Не бойтесь, они для людей неопасные! С ними только одно неудобство — не выключишь. Но я уже привыкла.
— Особенности национальной электрификации… — пробормотал один из долговцев не то иронично, не то осуждающе.
— Электричества-то и керосина тут нет, свечек и спичек не напасёшься, а хату освещать как-то надо… — пожала плечами Ксана и деловито сменила тему:
— Ну в общем, руки помыть можно в сенях — там умывальник висит, полотенце… мыло вот только кончилось — зато есть зола, тоже хорошо отмывает. Вода у нас в колодце чистая, почему — не знаю, сама удивляюсь… Прочие… надобности — во дворе, за хатой, там увидите, где… Аномалий на хуторе нет. Устраивайтесь, отдыхайте. А я — за водой!
Она схватила с лавки у кухонной раковины ведро и выскочила за дверь.
— Кошак, подсуетись! — Грищенко сделал знак заместителю. — А я тут пока молодым пару слов скажу.
Кошак — ладно скроенный, с гибкими движениями и на вид — столь же тёртый Зоной, что и Грищенко, понимающе кивнул и вышел следом за девушкой. В четвёрке он был самым контактным и умел находить общий язык, кажется, со всеми.
Командир повернулся к оставшимся. Один из них был стажёр, взятый на ответственный выход «пообтереться», другой ходил в четвёрке полноправным членом второй месяц. Но оба были ещё довольно зелены. Сам Грищенко и его зам были теми, кто к настоящему времени выжил из самого первого состава группы.
— Значит так, братцы. — предупредительно сказал Грищенко, — Давайте договоримся: всяких неудобных вопросов мы хозяйке хутора не задаём, а всё, что видим — воспринимаем спокойно и тихо. Уяснили?
— Так точно! — ответил за обоих тот, кто был поопытнее.
— Вопросы?
— Можно? — поднял, как в школе, руку стажёр. И, дождавшись кивка командира, спросил: — А всё-таки, это правда — то, что в Зоне про неё говорят? Что и с монстрой дружит, и аномалии чует… Да и сама, вроде как, не чел… мутантка?
— Правда или нет — никто этого доподлинно не видел и не знает. — сдержанно ответил командир. — А болтать, конечно, всякое могут. Но я так считаю: если у этой девушки имеются какие-то общие… интересы с «Долгом», и Воронин, судя по всему, ей доверяет — то можно считать, что тут всё в порядке. Она — наш человек… да, человек!.. и верить ей можно. А всё остальное, Вук, — досужие выдумки и сплетни. Ясно?
— Так точно! — хором ответили оба бойца.
— Вот и молодцы! — кивнул Грищенко.
— Командир, а я вот подумал… — неожиданно и задумчиво проговорил тот, что опытнее, — а не она ли и есть те самые «первые руки», от которых Воронин и про гон, и про… тот объект, что мы искали, узнал? Помните, она ещё к нам на базу приходила, ещё все офигели?.. И то, что Воронин нас сюда направил, как на резервный аэродром, а потом они разговаривали, будто обо всём заранее договорились… И рацию ей велел дать… Это что же получается…
— Фриз, я знаю, что ты у нас — мудрый Каа, но держи-ка ты свои соображения при себе! — взгляд командира многозначительно скользнул по лицу подчинённого. — Мы этого пока официально не знаем — а стало быть, не знаем вообще. А знаем только то, что нужно и то, что должны. Так что — язык за зубы и молчок! Даже своим! Оба! Вам ясно?
— Ясно, товарищ командир!
— То-то! А теперь — вольно, всем заниматься своими делами — умыться там, или до ветру… но оружие в доме не оставлять и вообще быть начеку! Выполнять!
— Ксан, погоди, помогу! — догнал Детёныша на крыльце один из долговцев.
— Да я сама… — смутилась она.