Страница 45 из 70
Воронин слушал её, не перебивая. Всегда стоит выслушивать собеседника, даже если он говорит вещи, которые вам не нравятся. Ошибки, просчёты чаще всего возникают от недостатка информации. Как их избежать? Во-первых, слушать, узнавать, и много, часто думать. А во-вторых — думать не предвзято. С первым у «Долга» всегда было богато. И сгинувший в аномалии, уже почти легендарный Ткаченко, и три года назад снявший себя с командирского поста Крылов ничего не делали наобум. А вот вторая часть уравнения, и Воронин это знал как никто другой, была слабой стороной «Долга». «Долг» делил мир на чёрное и белое и этим разделением руководствовался с самого начала — заманчивая, простая точка зрения. Которая, однако, как учит история — наука вредная и дошлая — мало кого довела до добра. Мир вокруг всегда оказывался слишком сложным.
Воронина жизнь научила другому пути оценки — он судил по делам и фактам. Судил по фактам — и заставлял опытного Паганеля идти туда, куда не лежало идти его нутро. Итог — уже год среди дальней разведки нет потерь от аномальной активности. Судил по делам — и не стал наказывать Брома, который два года ходил в рейды, а потом вдруг в Тёмной долине сорвался и убежал, с поля боя убежал, бросив автомат. Итог — когда брали Синичники, Бром сквозь кинжальный огонь и аномальное поле прополз на брюхе, занял водонапорную башню и один обернул поганый, тяжёлый бой в победу Долга.
Именно по этому своему убеждению — судить по делам и фактам, он и слушал сейчас, успокаивая, эту девочку, в которой человеческого-то было — дай бог, если половина, но которая вытаскивала людей с того света просто так — потому, что могла и, главное — хотела. Кто больший человек — она или, допустим, молодчики Волкодава — «чистокровные» люди — которые продаются тому, кто больше платит, и режут глотку вчерашнему союзнику просто потому, что новые союзники дали более жирный кусок?
— Спасибо, Оксан, достаточно рассказала. Спасибо. — Воронин допил последний глоток настоя из своего стакана. — Я тебя услышал и сказанное тобой проверю. Если они никуда не делись, эти… деятели — мы ими займёмся. А вот к тебе у меня будет несколько просьб и советов. Первое — никому не говорить про нашу с тобой встречу. Ну да это ты, я думаю, сама понимаешь — ты ведь вон какая умная. Второе — не болтай на каждом углу про то, что считаешь себя… не совсем человеком. Официально ты — человек. Ясно? От этого и иди. Остальное — досужие домыслы, болтовня. И да, — генерал развернулся в кресле — про Марго эту свою, и про остальных, ты тоже пока никому не говори. И мне тоже.
Он устало улыбнулся.
— Я-то не скажу… что мы с вами виделись. — Детёныш озабоченно сморщила нос и ткнула большим пальцем куда-то себе за спину. — Вот только мой приход к вам уже видела, наверно, половина «Долга», и ещё половина узнает позже — от видевших. С этим как быть?
— Не то я имел в виду, Оксан. Не о встрече говорить не нужно, а об её содержании — о том, что мы обсуждали. Понятно?
— А-а-а-а… Понятно. А тогда… ЧТО мы с вами могли обсуждать? — недоумённо, но с готовностью всячески его слушаться расширила глаза Ксана. — Ну, если кто приставать с вопросами будет? Всё-таки то, что я сама сюда пришла — очень… странно. И вопросы так и так возникнут. Что отвечать?
— Говори, что тебя наши разведчики напугали. Ты и пришла просить, чтобы больше не трогали.
— Ой-ёй… А вы думаете, поверят? — усомнилась девушка, — Ведь все в Зоне знают, как я от ваших бегаю… И пугают меня, кстати, отдельные ваши… товарищи чуть ли не при каждой встрече. Забава, наверно, у них такая… А тут — вдруг сама пришла на базу (которую обычно десятой дорогой обхожу), попросила встречи с вами… Видать, на этот раз хорошо напугали — раз так осмелела! Как сказал давеча Киллер — последний кровосос в Зоне сдох!
Она чуть подумала, а потом несмело предложила:
— А может… может так? Будто бы нашла вашего разведчика, задетого аномалией. Двигаться он не может, рация разбита, сам без сознания — но жить будет… Ну и пришла сказать, что всё в порядке, жив человек, у нас, лечится… Очнётся, оклемается — можно будет прийти и забрать… А? У меня и в самом деле было несколько таких случаев, это уж точно никого не удивит!
Воронин ничего не сказал — рассмеялся.
— Ох ты, конспираторша!.. Ну, добро! Пусть так будет. Ты, кстати, Оксан, действительно отметь-ка на карте, где ты сейчас обитаешь. Чтобы мои бойцы к тебе ненароком не забрели. Вон, карандашик лежит. И мне, если понадобится, с тобой найтись будет проще.
— Ой, конечно! — чему-то обрадованная девушка с энтузиазмом схватила карандаш… и растерянно замерла над картой. — Э-э-э-э-э… а я не умею картами пользоваться… Вы сами отметите, если я объясню, где?
— Отмечу, отмечу.
— Так… Надо найти Мёртвые Холмы. Это между Тёмной Долиной и Кишкой. Там есть заброшенный хутор в четыре дома. Не знаю, как он раньше назывался, но теперь это Монстрохатки… это мы с Марго его так назвали. А что касается ваших бойцов… Если они не станут пугать местных обитателей, которые гнездятся неподалёку, и ссориться с ними — то пусть забредают, мне не жалко. Мы там как раз недавно погреб починили, чтобы от выбросов прятаться… Но пусть будут осторожны: там у нас аномальное поле под боком!
Воронин склонился над картой. Чего ещё за Холмы такие? А, вот, кажется, они — от Долины недалеко. Так, нежилая деревня… Конец карандаша забегал по бумаге. Вот она. Деревня Бердяевка. Он сделал аккуратную отметку около группы прямоугольников, обозначавших дома.
— Нашёл. Хорошо. Теперь, Оксан, я тебя отпускаю. Ступай себе в эти твои Хатки, и сиди там тихо. Надо будет — я тебя разыщу. Чего, может быть, ещё хочешь спросить?
Детёныш озабоченно потёрла переносицу.
— Да не то чтобы спросить… Скорее, уточнить. Вот вы говорите, чтобы я никому не говорила, что я не человек… А смысл? Куча народу видела, как я защищала снорка-Гурмана и уводила его из Деревни… Добавить то, что про меня говорят — и что аномалии с выбросами чувствую, и что с монстрами, как с родными… и всё такое прочее… Вам-то я открылась потому, что не хочу, чтобы вы и ваши люди меня воспринимали, как угрозу для людей. Хочу, чтобы всё было по-честному. Но даже если я напишу на лбу «Я — человек!» — всё равно никто не поверит. Потому что уже поздно. Так что пусть всё идёт, как идёт, ладно? Болтать налево-направо о своей природе я и раньше не болтала, но и переубеждать кого-то в отношении себя не стану. Бесполезно.
— Оксана, Оксана… Как же тебе объяснить… Кому, как не тебе, не знать, как «Долг» относится к мутантам? Я не скрою, что и к тебе какое-то время назад отношение было настороженное, если не сказать враждебное. Оно изменилось, и более того — для нас ты теперь официально считаешься человеком. Есть такое слово — официально. То есть, всякий, кто является членом «Долга», должен относиться к тебе, как к человеку, несмотря ни на что. Мы не слепые, поверь. Я скажу открыто — я вижу и видел, какие в тебе есть черты наравне с человеческими. И люди это видят. Но признать — во всеуслышанье признать, что мы, «Долг», стали почти друзьями с мутантом — равнозначно потере той основы, на которой «Долг» зиждется. А с потерей основы может произойти… много опасного. Сейчас не то время, когда можно терять почву под ногами. Так что пусть лучше то, что мы с тобой мирно сидим и беседуем здесь, будет просто одной из странностей в жизни «Долга», чем трещиной в нём. Ты поняла меня? Скажи, если не поняла, я попробую объяснить по-другому. Это важно, девочка. Пойми.
Ксана чуть задумалась. Потом медленно и очень серьёзно кивнула.
— Я вас поняла, Вячеслав Павлович. И… спасибо вам за эти слова, они для меня очень важны и… дороги! — она посмотрела на долговца с искренней горячей признательностью и смущённо покраснела, — Ведь и мне самой приходится… делать всё, чтобы не терять этой, как вы говорите, почвы. Ведь помогая людям в Зоне, я не имею права отдавать предпочтение какой-либо одной группировке или клану. Мне нельзя водить людей по Зоне, как проводнику, или помогать им добывать артефакты. Как бы ни просили, что бы ни предлагали и чем бы ни угрожали. Иначе нарушится равновесие… достаточно уже того, что Мамо позволила мне лечить людей. Я даже не знаю, чем мне аукнется мой сегодняшний приход к вам… Но разве в такой ситуации можно оставаться в стороне? Это же будет неправильно, правда?