Страница 10 из 22
— Вечером расскажу всем. Ты им объяви, чтобы собрались.
— А почему не сейчас?
— Вечером, вечером.
— Мне ты расскажешь сейчас, — медленно и раздельно произнес Стефан.
И тотчас исчезла самодовольная жаба, прыгнула в болото и затаилась — остался лишь нескладный толстый подросток с уродливыми руками и подбитым глазом, очень старающийся не встретиться взглядом с неподвижным Стефана.
— Ну, может, вечером, а? — заныл он. — Я и не готовился еще…
— Поговори у меня, — фыркнул Стефан. — Обойдешься без подготовки.
Анджей тяжко вздохнул. Его грабили. У него отнимали аудиторию. Трибуну. Но он справился.
— Я это… диаграммы нарисовал… принесу.
— А без диаграмм? — с интересом спросил Стефан.
— Без диаграмм ты не поймешь… Ой, то есть я хотел сказать… я не хотел…
— Уже сказал. Ладно, считай, что я не слышал.
Стефан уступил рабочее место. Садясь, Анджей снова вздохнул, но уже не так обреченно, покряхтел, кашлянул в кулак, и кресло, прогнувшись под ним, пискнуло, моля о пощаде. Уродливые лапы легли на пульт с каким-то даже изяществом, а короткие пальцы словно бы удлинились необъяснимым образом по меньшей мере втрое. Кроме Анджея лишь Стефан да еще Уве и Донна знали наизусть всю последовательность операций по пробуждению работоспособных остатков корабельного мозга, но Анджей справлялся быстрее.
— Когда-нибудь он точно откажет, — бормотал Анджей. — Не вечный же… Всякий раз боюсь: а вдруг сейчас?
— Только не сейчас, — сказал Стефан, хотя не был уверен в этом.
Наконец монитор засветился, тускло и робко, и почти сразу — Стефан не успел заметить, как Анджей это сделал, — на экранчике возникла модель звезды: набор концентрических окружностей в левой его части и плотные колонки цифр в правой. Анджей с облегчением выдохнул, задвигался, усаживаясь поудобнее, и потер руки столь энергично, что Стефану стало даже интересно, как это все его наросты и болячки не посыпались на пульт.
— Итоговая модель, — объявил он и повозил толстым пальцем по экранчику. — По сути, это первая непротиворечивая модель нашей звезды и, вероятно, последняя. Лично я думаю, что она верна, причем отнюдь не только в первом приближении. До сих пор мы исходили из естественного предположения, что планета и звезда имеют одинаковый возраст, хотя это вовсе не очевидно и ниоткуда не следует. Будь это так, прежняя модель была бы хороша. Я, конечно, не утверждаю, что новая идеальна, просто, с нашей аппаратурой большего не сделать… — Анджей сделал укоризненную паузу, словно в малой пригодности аппаратуры «Декарта» для астрофизических исследований был виноват не кто иной, как капитан. Стефан фыркнул. — Возраст планеты нам известен с приемлемой точностью. По-видимому, звезда старше планеты, и если мы это допустим, а мы должны это допустить, то сразу же устраняется ряд существенных расхождений между наблюдаемыми данными и результатами расчетов, тем более неприятных, что…
— Понес, понес… — морщась, сказал Стефан. — Тебя об этом спрашивали? — Он ткнул пальцем в монитор. — Это что?
Анджей пожал плечами. Вопрос был для него дик.
— Внешняя конвективная зона, что же еще…
— Так. А это?
— Тоже конвективная зона, только внутренняя.
— Две конвективные зоны?
— Так я же и говорю! — закричал Анджей и даже вскочил с кресла, но тут же прикусил язык и сел. Кресло крякнуло. — Третью я не нарисовал, она маленькая и влияет лишь количественно. Тут у меня расчеты, я мог бы подробно…
— Подробно во время доклада расскажешь, — прервал Стефан. — Ты давай самую суть.
— Самую суть я не умею, — уныло признался Анджей.
Стефан махнул рукой. Приходилось терпеть. Если хочешь управлять людьми, нужно снисходительно относиться к их маленьким слабостям, а слабости Пупыря еще не из худших. Эта мысль, пока Анджей, ловя за хвост прерванную фразу, кряхтел, облизывал губы и колыхался в кресле, успела прокрутиться в голове Стефана несколько раз. Вот интересно: почему я, собственно говоря, решил, что хочу управлять людьми? «Не хочу я этого, — с внезапной ясностью понял он. — Давно уже не хочу. Устал. Как же вы до сих пор не дотюкали, не допетрили: мне приходится вами командовать, потому что я не знаю, кем вы станете, когда от вашего зада уберут кнут и покажут путь в кладовку, где хранятся пряники… Нет, не так… Не знаю — так можно сказать при всех, на общем сборе, и это будет неправдой. Знаю. То-то и оно, что очень хорошо знаю».
«Потому что мы — общество, — подумал Стефан. — Без стаи особь погибнет, так же, как и человек без общества и без иерархической структуры. Между прочим, ничего умнее метода кнута и пряника человечество в области управления еще не выдумало. Не нравится? Понимаю. Хочешь выжить один? Пожалуйста. Катись! Твой уход, конечно, ослабит структуру, но это — твое право. Уходи — и это будет честно. Мы всего лишь люди, дети людей, не требуй от нас большего. Почаще глядись в зеркало и убеждайся в правоте Дарвина».
Пупырь вещал, шевеля толстыми губами. Тыкал пальцем в экран. Звезда старая, ей уже пора сходить с главной последовательности… Развитие внутренней неустойчивости, которая через миллион лет приведет светило к фазе красного гиганта… Стефан механически кивал, когда Анджей к нему поворачивался. Да… Миллион лет — срок, прямо скажем, замечательный. Приятно планировать будущее на миллион лет… Ну же, дальше! На кой ляд мне знать об исходных аномалиях протозвездного облака? Дальше! Как он квакает, как он мямлит, этот карманный Эддингтон! Неудивительно, что когда-то на доклады этого олуха ломились с ожиданием и надеждой, а ныне приходится загонять едва ли не палкой — у каждого враз находится неотложное дело… Так. Спектр фотонный, спектр нейтринный, околополюсные инверсии… Это уже ближе к теме. Еще Аристид Игуадис понял, что разгадка в звезде, а не в мифических местных вирусах и не в скороспелой мутации вирусов земных, и даже пытался начать подготовку «Декарта» к взлету, но отца уже не было в живых, и Хансена не было, и Шварцбаха, а Максименков умирал среди запертых в изоляторе, и Игуадис один, конечно, не справился… Ну же! У-у… Кто даст мне терпения? Теперь циклы активности… Аномальные ядерные реакции в подповерхностном слое, редчайшая картина изумительной красоты… Скотина! Значит, ты полагаешь, что вспышка, истребившая девять десятых видов живых организмов на этой планете и продолжающаяся по сей день — красива?! Думай, балбес! Не ляпни такое вслух в присутствии Дэйва: он тебе за одно это словечко и второй глаз уделает — в окуляр не влезет…
— Стоп! — холодно сказал Стефан. — Я про вспышку который год уже слышу. Меня не интересуют процессы. Меня интересуют выводы. И прежде всего: когда?
Анджей насупился и побагровел: ему опять помешали. Он с оскорбленным видом выразил нетерпеливому начальству претензию, перейдя на официальный тон. Анджей заявил, что готов, памятуя об убого-утилитарных запросах капитана, специально пояснить: возраст вспышки, если тому угодно называть так кратковременную спектральную аномалию данной звезды, не превышает полутысячелетия, что, помимо астрофизических расчетов, подтверждается прямым анализом возраста костных останков вымершей фауны. Что же касается живых материй, попадающих под воздействие аномального спектра звезды в период вспышки, то он, Анджей, если капитану угодно знать, ими никогда не интересовался, не интересуется и впредь интересоваться не намерен, он не врач и не биолог, — пусть Маргарет рассказывает любопытным про биологические механизмы, если только сама поймет, хотя, по правде сказать, где уж ей, коли она даже руки ему, Пупырю, вылечить не может… И ноги.
Стефан схватил толстяка за воротник. Рывком приподнял — затрещали швы, — встряхнул с усилием. Слегка придушенный, Анджей молчал, закатывал глаза и демонстрировал полную готовность отвечать незамедлительно и по существу.
— Я тебя спрашиваю, — прошипел Стефан, с наслаждением комкая и крутя ворот, — когда кончится вспышка?
Он разжал пальцы — рухнув в снова застонавшее кресло, Анджей натужно заворочал шеей.