Страница 21 из 26
Ники идёт на кухню и берёт кастрюльку с молоком. Наливает его в чашку и высыпает туда хлопья. Она делает всё механически. Так что даже не замечает, что насыпала соль. Она ни на что не обращает внимания.
— Экспериментируешь со вкусами?
— Что?
— Ничего, просто… соль.
— При чём тут соль?
— Вот именно.
Симона берёт солонку, на которой даже есть наклейка «соль», и суёт её под нос Ники.
— Ой.
— Ой. Что с тобой?
— Ничего, мама, просто ночью… да ничего, забей!
— Что было ночью?
На мгновение, всего на миг ей захотелось сказать, что она заболела. Но каким-то образом совесть расставила всё по местам.
— Проголодалась. Ночью захотела есть.
— Надо было встать. Вчера днём вы у Олли занимались?
— Да, да. Мы перекусывали, чай с печеньем и много-много пиццы.
И всё.
Позже, в классе, Ники с первым звонком садится рядом с Дилеттой.
— Я ничего не знаю.
— Ты не учила?
— Нет. За мной приезжал Фабио, хотел, чтобы я послушала его новую песню.
— Весь день?
— Почти. А маме сказала, что буду заниматься у Олли.
— Отлично, ты хоть склонения знаешь?
— Я в них путаюсь, не могу запомнить винительный падеж.
— Восхитительно.
Профессор Бернарди входит почти бесшумно и кидает журнал на стол.
Все вздрагивают от неожиданности. До звонка ещё 2 минуты.
— Доброе утро, — она кладёт журнал на кафедру, но не садится. Как странно. Затем продолжает: — Кавалли и Сильвестри будут рады…
А как иначе. Лучшая трагикомедия всех времён сейчас будет транслироваться прямо у доски.
— Все свободны.
— Это что, такие шуточки у неё? — шепчет Олли на ухо Ники.
— Простите, профессор, в каком смысле?
— Вы не понимаете по-итальянски, Мази? В том смысле, что все свободны. Проекционный зал понадобился другим. Я забыла, что сегодня утром, на первые два урока приезжают люди из Asl, чтобы показать нам документальный фильм по экологической осведомлённости, многое будет из Киотского протокола о климатических изменениях. Очевидно, что теперь вы должны будете сделать письменную работу, распечатанную на компьютере, без плагиата из интернета, иначе я её не приму. Кавалли, Сильвестри, с вами мы обязательно встретимся в понедельник.
Обязательно. Ники не верит своим ушам. Дилетта смотрит на неё. Улыбается. Поднимает большой палец в знак победы. Святой Тициано Ферро, не знаю, как ты сделал это, но спасибо. Теперь вся домашка на компьютере. Я сделаю её безупречно. И сохраню тысячу раз. Конечно, те, кто создал компьютер, просто молодцы, что придумали автосохранение без лишних вопросов. Но я обязательно сохраню и сама.
Все очень быстро выходят из проекционного зала. Но фильм о Киотском протоколе они будут смотреть внимательно. По крайней мере, одна из них.
Одни
Как только появляется возможность. Как только удаётся выкроить свободное время. Проехать километры, чтобы оказаться здесь. У моря. Напротив скал. Наедине с самим собой. Глубоко дышать. Слышать шёпот волн. Ощущать существование параллельной реальности, где сбываются все наши мечты, и никто не может разрушить это. Реальность, которая защищает нас и даёт нам почувствовать себя живыми. И я говорю не о мечтах, здесь нет ничего общего со сном. Это кое-что другое. Это когда мы в своих мыслях возвращаемся в прошлое, к тому, что могли бы сделать, но не сделали. Здесь это происходит. Мы знаем, что в этой параллельной вселенной, пусть и неосязаемой, где нас никто не видит, мы можем получить желаемое, и это – бесконечное чудо фантазии.
Я смотрю на волны. Синие, мягкие, длинные, может, уставшие от своего вечного путешествия. Я вижу, как они приливают и отливают, радостные, полные чего-то большего. Может, частью нас самих. Я думаю и о других Волнах, Волнах во плоти, полных энергии.
Может быть, Ники тоже иногда приезжает на море одна, безо всякой причины, лишь в ответ на далёкий зов. Мне нравится думать вот так. Что иногда, например, субботним днём, ты пересекаешь дистанцию между центром и синевой, между городом и песком, и приезжаешь на своё любимое место, какое есть у каждого из нас. Оно только наше, пусть тут и бывают многие. Но они не могут увидеть в нём того, что видим мы, и потому оно и остаёмся только нашим. И может быть, в моей волне купалась и ты.
Ники смотрит на линию горизонта. Между тем небольшая волна задевает её обувь. Она не убирает ног. В конце концов, это такое невинное нападение. Волна, не поняв этого, быстро возвращается, но словно не хочет полностью промочить кроссовки. Ники остаётся на месте, не чувствуя времени и никуда не торопясь. Думает о сёрфинге, о Максе, о том, как много он ей помогал, всегда на нормальной дистанции, никогда не подразумевая большего. Словно для него она как маленькая сестрёнка, которую он вводит в самый красивый в мире спорт. Она вспоминает о книге, которую он ей подарил. Её написал один сёрфер. Когда Фабио её увидел, то открыл и прочитал посвящение. Он сразу стал выходить из себя.
— Кто это?
— Мой друг-сёрфер.
— И чего он хочет?
— Ничего. Это просто подарок.
Книга называется «По океанскому ветру». В ней есть отрывок, который очень нравится Ники и она часто вспоминает его.
«Моя свобода духа позволяет мне видеть вещи такими, какие они есть, а не такими, каким нас учили видеть их; моя свобода позволяет мне наполнять душу правдой, которая меня окружает. И даёт мне надежду. Потому что, хотите верьте, хотите нет, мир наполнен магией, чудесными местами и мыслями, которые есть у каждого живого существа, которое готово дать жизни шанс… Я понимаю, что мои сокровища – это не материальные вещи, не моё имущество, а лишь возможность обходиться малым. Я знаю, что единственное, чем я хочу владеть, — это воспоминания о золотых моментах и проблески истины. И чем ближе я к этой части самого себя, тем больше понимаю природу свободы. И тем лучше у меня выходит быть счастливым в каждое мгновение моей жизни».
И это настолько верно, словно ты вдруг научился правильно жить.
Стена
Ноги вверх, глаза выпучены, как резиновые, тут и там, в ожидании сигнала. Скутеры свалены в кучу, как защитное укрепление, разводной мост ещё поднят. Смех, расстояние, близость, сигареты, новые кроссовки, старые кроссовки, идеи. Замок, логово, цель – стена. Способная вместить всех и выгнать кого-то, если придётся. Дом без крыши, потому как она не нужна больше. Точно возврата и момент начала много чего.
Любой день любого года в любом городе.
Ребята болтают в ожидании этого момента целое утро. Момента стены.
— Дай сигарету.
— Одолжи скутер.
— Подойди на секунду, нужно кое-что сказать.
— Во сколько вечером?
Быстро сменяющиеся вопросы, повторяющиеся ответы, сплочённость. Соединяющий их цемент иногда может быть оружием, побеждающим, по крайней мере — отчасти, время. Однако есть и другие люди, которых соединяет лишь слабый клей, который не сможет надолго скрепить оба края новообретённой дружбы.
Каждому своё. Низкая, обшарпанная, полуразрушенная. Совершенно новая, подарок от городской администрации. Личная, может, от чьего-то дома. А ещё, если не хватает камня и кирпича, стена превращается в скамью на площади, в ступеньку на тротуаре, в седло одного из скутеров, брошенных в ряд. Общее остаётся. Остаётся ощущение единого цветастого пчелиного роя.
Думаю, что и у Волн есть такая стена или была раньше. Настоящая или воображаемая. Вроде того дня на виа деи Джуоки Истмичи, когда в моих фантазиях они устроили дефиле. Как когда я вижу их в комнате Ники или Олли, сидящих на полу с вытянутыми ногами и болтающих. Или за столиком в Аляске. Стена – всё это. Это каждое место, где ты чувствуешь себя уверенным и свободным быть самим собой.
А главное, что ты там не один. Потому что пустая стена означает лишь две вещи: либо слишком рано и скоро все придут, либо слишком поздно и все уже ушли. Хотя иногда это говорит и о другом: это стена воспоминаний, очень далёких, когда ты с ностальгией рассматриваешь это пространство, которое когда-то было занято тобой, вами. И всеми несказанными словами… какими бы они ни были.