Страница 8 из 24
Суховатая жилистая фигура его обогнула меня в стремлении оставить место событий.
– Я тоже жду подмогу, – попробовал остановить я его ещё раз, памятуя о Прохоре, который вот-вот мог возвратиться.
– Вот и славно. Располагайте моим жилищем. Я пришлю носильщиков завтра. Отдайте им… всё. – Он широким шагом вошёл в дом и огляделся, я последовал за ним.
– Я иду с вами, – возразил я.
– Это совершенно незачем, – сухо отрезал он.
На его недоуменный взгляд я объяснил, что раз он боится возвращения своих недругов, так же и мне есть резон опасаться их в одиночестве, поскольку я помог их прогнать. Он только кивнул, и разжёг заранее приготовленный факел.
– Только скорее, – он извлёк из крошечного подпола какой-то сак и ступил на двор.
– Я полагал, что это колодец, – сказал я, видя, как он бросает в жерло верёвку.
– Это и есть колодец, – подтвердил он. – С секретом. Ну, лезьте… Ладно, я пойду.
– Мне нужно дождаться своего… коллегу.
Вместо ответа он проворно скользнул во мрак. «Тогда не смею обременять вас, друг мой», – почудилось мне оттуда. Боясь отпустить его более чем на сажень, я нырнул следом. Не успей я проделать этого, он улизнул бы от меня без труда, ибо даже при свете факела я промчался бы мимо узкого бокового ответвления посередине глубокой норы. Кажется, он разочарованно вздохнул, заслышав в подземном ходе за собой и мои шаги.
– Кто эти люди? – спросил я, нагнав его едва ли не на четвереньках.
– Интересный вопрос от человека, который без спроса залез в мой дом и порылся в моих вещах. Грабители. А вы?
– Чушь несусветная, – бросил я. – Так кто они?
– Сперва обоснуйте вы, – спокойный его голос глухо доносился из-под низких сводов.
– Ожидая грабителей, не снимают дома с потайными ходами. От грабителей не бегают по подземельям. Дали пинка – и живите спокойно. Это раз. Два: грабители – все европейцы со шпагами. Здесь сие невозможно. И три: на меня самого нападали раз семь. Оказалось, что они не вполне грабители… господин Карно, – вкрадчиво добавил я.
– Всё верно. Кроме того, что я… Как вы сказали?
– Никто иной, как Карно, разумеется. Обосновать?
– Оставьте. Вы чёртов учёный. На кого же ещё могли нападать семь раз! Не на ювелира же или ростовщика. Вероятно, вы чересчур сжились с ролью кабинетной крысы… вас просто пытались истребить, как опасную тварь. Да, знайте, что учёный – не комплимент. Учёный – значит, твердолобый осёл. С вами спорить, что воду в решето лить. Зачем вам Карно?
Форма его вопроса пришлась мне по вкусу, но не успел я усмехнуться, как он ударом сапога вышиб потайную заслонку, и мы очутились в вечернем мареве загаженных задворок.
– Я вас спас, теперь вы у меня в долгу. Говорите правду. – После потёмок я на несколько мгновений прикрыл ладонью глаза, а когда открыл их, то обнаружил у своего горла лезвие ножа. Француз располагался у меня за спиной, готовый пустить его в ход при малейшем моём неверном движении.
– А я – вас, – процедил он, – когда вы опрометчиво израсходовали одну пулю, выстрелив в мои ценные книги. А что, если бы второй дал осечку? Ужас, как неприятно. Впрочем, вы же и навели на меня этих олухов. Вот только теперь остаётся выяснить, с умыслом или без оного.
Я попробовал отодвинуть руку с клинком, но он решительно прижал его к моему горлу, и я вынужден был объясняться, хоть и весьма разгневался от несправедливости происходящего.
– Они искали вас. Волею случая я подоспел на помощь. Иначе почему они атаковали не мою персону, а вашу?
– До вас мне жилось тихо лет, эдак, восемь. Странное совпадение, не правда ли?
– Так тихо, что повсюду рассовали оружие с секретом, мешки с сухарями и масляные факелы. Так кто они?
Он опустил руку, а я выбил нож в порыве мести и приготовился ратовать кулаками. Но он стоял совершенно равнодушно, рассеяв мой пыл.
– Нет, правда, чёрт вас побери. Я неуживчив, но жил спокойно, хотя много лет ожидал их возвращения. Они никогда не оставляют начатого. Раз в два-три года я меняю дома и города. Вы оказались не слишком осторожны. Надеюсь, что только ваша неопытность всему виной. Спрашиваете, кто они? Извольте. Это – мои любимые враги. Ни одного из них я не знаю.
– Ни одного из этих троих – или?..
– Ни одного из вас четверых, – медленно отчеканил он.
Я всё же перечислил ему известные мне имена членов тайного общества, не забыв Артамонова и Карнаухова и спросил, знакомы ли они ему. Разведя руки, он лишь спросил, не один ли это человек?
– Увы, их много, – посетовал я и вспомнил, где в последний раз видел глаза одного из нападавших. Их взгляд принадлежал тому, кто организовал преследование на Босфоре и в котором предполагал я человека Карнаухова или Голуа, или их обоих, если они заодно. Но сказать о том Карно означало бы, что и впрямь его утверждение о моей неосторожности верно.
– Плевать, – подвёл итог он. – У любого из моих врагов имён больше, чем всех названных вами. Так что плюньте и вы.
– Не могу, они желают мне зла.
– Как угодно, – ответил он и, отвернувшись, быстро двинулся прочь. Я догнал его и предупредил, что не для того проделал такой путь, чтобы оставить его в покое.
– Тогда выкладывайте вы! – рявкнул он. – Что вам от меня нужно?
– Сперва тихое местечко, где мы могли бы побеседовать.
– Для меня все места одинаково скверны. А вам – решайте сами. Откуда вы меня знаете, если я о вас ничего не слышал?
Мы выбрались на людную площадь, которую он считал безопасной. В полутёмной кофейне, куда спускалось полтора десятка ступеней и которую я не рискнул бы посетить и с дюжиной бедуинской охраны, в углу, за густой завесой табачного дыма, мы ели пилав и пили шербет. Он разглядывал меня, я его.
– Я пришёл с мирными целями и в интересах науки, – попытался успокоить я его снова, но он исторг из себя взрыв негодующего хохота, который тут же подавил ладонями обеих рук.
– Откуда мне знать, что вы не из их числа, чёрт побери! Разыграли комедию в лицах. Трое против одного, а четвёртый – спаситель, чтобы втереться в доверие. Почему вы стреляли в воздух, а не в… своего приятеля?
– Не хотел осквернять себя убийством, а ваше жилище трупом! – едва сдерживая гнев, воскликнул я. – Как вам такое объяснение? Итак. Мне рекомендовал вас господин Муравьёв. И лишь в качестве лучшего знатока семитских наречий.
Он наискось придвинул ко мне гримасу, состоявшую из прищура и скривлённых губ.
– Андре? Прелестно, – и рожа исчезла за чадом, оставив у моего лица ладонь с вытянутым пальцем и хрипоту голоса. – Он рекомендовал вам меня, но не рекомендовал вас мне. Так что я имею право продолжать не любить вас. Вот ведь! – воскликнул он, и на нас стали коситься личности, с которыми я не желал бы повстречаться один на один даже в приёмной Мегемета Али. – Я оказал Андре услугу, а он отплатил чёрным вероломством.
Услугу? Вот, значит, как! Но я предпочёл оставить эту мысль на время.
– Верно, мой друг не знал о ваших опасениях.
– Вы опять о себе? Вы не в счёт. При чём здесь опасения? Я – лучший не только в семитских языках, но и во многом другом. А он принизил меня. Ладно. Допустим. Дальше.
Я вытащил поддельную копию скрижали, развернул лист, подал ему со светильником.
– Переведите или объясните. Что это?
– Фальшивка, – бросив мимолётный взгляд, отдёрнул он руку как от скорпиона.
Я вспыхнул:
– Значит, вы знаете, как должно выглядеть настоящее?
– Странен ваш интерес к этому, – он ухмыльнулся столь нагло, что я против воли ощутил к нему какую-то необъяснимую приязнь. Так порой удаётся сдружиться с нахальным торговцем, искусно набивающим цену своим истинным или мнимым раритетам, после особенно горячих споров придя к обоюдному удовлетворению.
– Вот так сразу вы справились с задачей, от которой… – я замолчал. Но он тоже сосредоточенно жевал, не мигая глядя мне в глаза. – Я обнаружил эту надпись там, где её не могло быть ни при каких обстоятельствах.