Страница 51 из 56
Он открыл дверь в комнату жены и с порога сказал:
– Назначен на перезапись, Тамарочка…
Тамара сидела перед трюмо и кончиками пальцев массировала предательски обозначившиеся в уголках глаз "гусиные лапки". Не отвлекаясь от этого занятия, она сказала:
– У тебя будет свой бис?! Чертовски современно. Лидочка, дочь Олимпиады Львовны, говорит, что бисы - прелесть. Они как члены семьи… Подумать?! Ты должен наконец настоять, чтобы Оленьке предоставили самостоятельную жилплощадь. Оленькина комната подойдет бису; немножко сыровато, но ведь он железный…
– Бису дадут отдельную квартиру, - дрожащим от обиды голосом объяснил Чебукин и вышел из комнаты.
Отчаявшись найти дома сочувствие, Чебукин заглянул В гостиную, резиденцию Кольки, и попросил сына:
– Меня, знаешь, на перезапись… ты бы позвонил Сыроварову…
– Сто новейших дублонов, - сухо заметил Колька, поднимая трубку. - Житейские испытания и подледный лов заморозили мое сердце.
Чебукин молча отсчитал требуемую сумму.
– Анджей Люсьен? - спросил Колька, набрав номер лаборатории. - Ах, извините, Андрей Петрович… Моего предка, простите, простите, моего отца назначили на перезапись, и я… Ах, так - "в порядке живой очереди и согласно действующим инструкциям…"
Положив трубку на рычаг, Колька печально проговорил:
– Еле шевелит плавниками. Все предано забвению. Забыт селигерский десятикилограммовый судак и сигаретный коробок с острова Фиджи, алмаз твоей коллекции, Анджей Люсьен, добытый с ущербом для моей репутации… Все, все в глубинах небытия!..
Глядя на отца, Колька сказал еще:
– А тебя не отчислят как памятник старины? Сейчас памятники не в моде… Впрочем, говорят, бисы перенимают и родительские чувства. Не информирован?
… Чебукин впал в глубокую задумчивость.
– Ну и будет Чебукин-бис, что с того? - утешал он сам себя. - В Ученом совете два биса. Терпсихоренко-биса, после смерти Терпсихоренко, даже и не называют бисом.
Чебукину вдруг вспомнился тот Терпсихоренко, настоящий: балагур, весельчак, любитель сыграть пульку. Умер он год назад, а уже всеми забыт. Терпсихоренко нынешний по ночам сидит не за бутылкой вина и преферансом, а штудирует книги в профессорской читальне. На ученом совете его специальность "уточнять": резолюции, цитаты, установки. Улыбка у него металлическая; впрочем, какой ей и быть, если он из металла?
В два часа курьер в кожаном вальто принес запечатанный сургучом пакет. Вскрыв его, Чебукин прочитал:
НАПРАВЛЕНИЕ НА ПЕРЕЗАПИСЬ No 000319Р
Податель сего, Чебукин Василий Иванович, настоящих направляется в вашу лабораторию на предмет перезаписи.
Подпись и гербовая печать.
14
Внешность и еще раз внешность - напоминаю я вам. Можно скрыть недостаток образованности - молчанием, дефекты воспитания -сдержанностью. Но противоречие в расцветке носков и галстука - вопиет!
Дю-Шантале, маркиз и присяжной поверенный
Зал был круглый, со сферическим потолком и напоминал планетарий. Вдоль стен располагалось десять или двенадцать кабинок с прозрачным верхом. На крайней кабинке загорелось "319Р", и двери, отворилась. Внутри стояли друг против друга два кресла с откидной спинкой, какие бывают в самолетах. Чебуки сел и перевел дыхание. Под потолком зала как бы пари, легкий помост с алюминиевыми перильцами. Металличе ские лесенки оплетали его. По лесенкам поднимались и сбегали вниз девушки в синих спецовках и беретах.
Было тихо, только доносился шелест, похожий на шум приводных ремней. На помосте виднелись щиты управления с разноцветными сигнальными лампочками. Посреди помоста возвышалось нечто, похожее на капитанский мостик. Там, перед селектором, стоял Люстиков.
Кроме шелеста, до Чебукина порой доносились приглушенные голоса девушек:
– Тогда он сказал: сегодня я тебя украду!
– Страсти какие! Надо же. А она?..-спросил другой голос.
– Она ответила: только навсегда!
– А он?
– Он сказал: навсегда я не могу…
– Подумать, - вздохнула вторая девушка… Из другого угла доносилось:
– Гладко, гладко, а тут плиссировочка…
И еще:
– А он, дурак, к Машке липнет…
– 319П, под перезапись! - скомандовал, наклоняясь над трубкой селектора, Люстиков.
С потолка на тросах спустился похожий на шлем алюминиевый колпак и закрыл соседнюю кабинку.
– А почему он не может навсегда? - спросил первый голос.
– Во-первых - женатик, во-вторых - член месткома.
– Надо же… - снова вздохнула первая девушка. "Тишина!! Идет перезапись!!!" - загорелось на алюминиевом колпаке. Голоса оборвались. Шуршание стало сильнее. Запахло озоном.
– Включить извилину музыкальных интересов! -скомандовал Люстиков.
– Не выражена, - отозвался женский голос.
– Включить сферу юмора!
– Не выражена.
– Включить извилину любви!
– Включить извилину добрых и смелых дел!
Прозвучала новая команда:
– 319Р - под перезапись. '
Теперь и над Чебукиным опустился алюминиевый колпак. В наушниках шлемофона послышалось:
– Включить административно-руководящие извилины.
– Включить извилину теории эстетики!
– Включить извилину добрых и смелых дел!
– Включить извилину любви!
– "Таню ведь я любил, очень любил, но…" - думал Чебукин.
Вдруг показалось очень важным вот сейчас же вспомнить двадцать пять добрых дел. А в голову лезли сущие пустяки, к тому же стародавние. Чебукин снизил себе норму с двадцати пяти до десяти добрых дел, но и то последние два номера представлялись сомнительными.
Лет шесть назад он отменил приказ об увольнении курьера с длинной фамилией, которая никак не припоминалась. Но курьер почему-то исчез.
Он тогда все собирался спросить заместителя, как это курьер все-таки исчез, да, помнится, не собрался.
А в детстве был случай, когда отец дал ему большой кусок пирога и с начинкой, а Глашке - младшей сестренке, нелюбимой в семье, - маленький кусок и почти без начинки. Он отдал свою порцию Глашке - "на, подавись" Чем не доброе дело? Только, помнится, в тот раз у него болел живот, даже смотреть на жирный пирог было тошно А с другой стороны, доброе дело остается добрым независимо от того, болит живот или нет.
– Внимание, 319Р, - приступаем к операции выбор. биса, - прозвучало в шлемофоне.
Спереди отодвинулась дверца, образовав прямоугольный просвет двух метров высоты и шестидесяти сантиметров ширины.
Послышалось:
– Предлагается на выбор тридцать высококачественных, утвержденных бисов, различающихся чертами лица, расцветкой глаз и волосяных покровов, фасоном костюма, Напоминаем: выражением лица бис не располагает, оно будет придано бису в процессе перезаписи посредством копировки оригинала. 319Р - приготовьтесь:
Дзинь… Впереди возникла цифра "1". Шагнув слева направо, показался бис.
Он стоял под своим номером, вытянувшись как в строю, одетый в отличный черный костюм. Лицо у него было снабжено всем необходимым - носом правильной формы, полногубым ртом, серыми глазами под несколько нависшими бровями, черными с еле заметной сединой волосами, зачесанными назад, умеренно низким и покатым лбом, - но, не обладая выражением, оно, при этой полнокомплектности, производило жуткое впечатление.
– Сгинь! Сгинь! - услышал; Чебукин собственный свой неприлично дрожащий голос.
У биса совсем не было выражения лица, даже такого, каким снабжаются, например, манекены в провинциальных парикмахерских или гипсовые фигуры при въезде в санаторий.
Дзинь. Бис в черном костюме шагнул вправо, подтянул ногу и скрылся из глаз. Загорелась цифра "2", и под ней вытянулся бис чрезвычайно моложавый, с косо подбритыми височками, в клетчатом костюме с узковатыми брюками.
То же абсолютное, трудно предстввнмое и не поддающееся описанию отсутствие выражения объединяло черного седеющего биса с бисом клетчатым.