Страница 45 из 56
– Я хочу съесть кара… - Репродуктор замолк на середине слова.
Извилина погасла, и поверхность щучьего мозга сделалась однообразно серой. Люстиков чувствовал, почти видел, как локатор ищет в этой тьме. Еще секунда, и темно-красным светом загорелась другая извилина.
– Включаем мыслесниматель, - скомандовал Люстиков и, помолчав, добавил: - Смотрите, какое красивое багровое свечение. Лешка Крушанин сосчитал, что более длинные волны соответствуют отдаленной по времени информации. Не очень-то я верю самодовольным теоретикам, но если Лешка прав, мы вступим в область щучьего детства и щучьих мечтаний.
Мыслесниматель вошел в извилину.
– Включаем… громкоговоритель, - не сразу, с внутренним колебанием, сказал Люстиков.
– Есть, включить громкоговоритель.
Раздались треск, шипенье, и, словно чем-то острым разрезая звуковой фон, послышался тонкий голос, почти писк:
– Я вырасту и съем карася… И съем карася… Исъем-карася… Исъемкарася.
Темп все убыстрялся. Громкоговоритель словно задыхался. Короткая пауза, и еще громче зазвучало:
– Я вырос и съел карася… Исъелкарася… Исъел-кара…
– "Мечтания"… "Золотая пора детства"… К черту! - проговорил Люстиков, рывком выключая АДП.
Неожиданно для самой себя Оленька осторожно погладила его. Люстиков обнял и поцеловал Оленьку.
– Ты меня любишь? - еле слышно спросила она.
– Да, - ответил он.
– Ты меня любишь? - спросил он.
– Да, - ответила она.
Минуту в лаборатории царила тишина.
– Неужели и у нас… так просто? - спросила она.
– Нет, - ответил он.У нас не просто. Снова стало тихо.
– Знаешь, - сказал он, - в Институте физиологии был сотрудник, совсем ни черта не понимающий в учении Павлова. И он написал книгу "Евгений Онегин с точки зрения условных рефлексов". И там все очень…
– Не надо, Гришенька, милый, - попросила она. - Ты меня любишь?
– Да, - ответил он, - Ты меня любишь?
– Да, - ответила она.
Оленька плечом задела пусковую кнопку и нечаянн включила аппарат.
– … ся, - пронзительным рыбьим голосом закричал репродуктор,заканчиваяпрерванную фонограмму - Я вырос и съел карася… Исъелкарася… Исъелкарася…
Оленька заплакала. Обнимая ее правой рукой, левой Люстиков снова поспешно выключил АДП.
Оленька продолжала плакать.
– Мы ее зажарим на спиртовке! - предложил Люстиков.
– Я не люблю жестокости…
– Тогда… Тогда мы отнесем ее в магазин.
– Ее купят и зажарят.
– Выпустим в реку?!
– Чтобы она сожрала всех карасей?
– Как же быть? - спросил он.
– Подожди…-Подумав, она тихо закончила: - Знаю… Идем!
Они вышли из лаборатории, миновали Пушкинскую площадь, магазин "Рыба", гостиницу "Националь". Электронаркоз еще действовал, и щука мирно спала в эмалированном ведре.
Горели три яруса огней: звезды, окна и фонари. На Кропоткинской площади прожектора освещали огромный бассейн. Поверхность воды сверкала, и представлялось, будто именно тут, среди шумного уличного движения, солнце отдыхает во внеурочные часы.
В гардеробе бассейна они взяли купальники и полотенца. Оленьке удалось заговорить дежурного, охраняющего вход, тем временем Люстиков проник внутрь бассейна.
Неожиданно щука очнулась и с такой яростью бросилась на эмалированные берега, что ведерко едва не выскользнуло из рук.
– Злыдня! - пробормотал Люстиков, украдкой швыряя щуку в воду.
– … Ты меня любишь? - спросил Люстиков, когда они снова очутились на Гоголевском бульваре.
– Да… - кивнула Оленька. - А что станется со щукой? Чем она будет питаться?
– Не знаю, - рассеянно ответил Люстиков. - Пусть жрет микробов!
– Вода хлорированная, Гришенька!..
– Тогда… Ну, раз ты так волнуешься… Мы ей будем приносить колбасы.
Оленька успокоилась. Дальше они шли молча, взявшись за руки и совсем не думая о щуке.
5
"Неужели все так просто?" - вот мысль, которая в то время не давала покоя ни мне как научному руководителю темы, ни неизменному нашему сотруднику О. В. Чебукиной.
Г. С. Люстиков. К истории вопроса'
Когда парадная дверь закрылась за Оленькой, Люстиков сел на ступеньки. Минут тридцать он думал только об Оленьке. Еще полчаса - об Оленьке и АДП; а затем АДП целиком овладело его воображением.
Он поднялся и быстро пошел, почти побежал. Сперва он не сознавал, куда так торопится, потом огляделся, узнал Староконюшенный переулок и обрадовался тому, что избрал единственно верное направление - квартиру Лешки Крушанина. "Великая вещь - инстинкт", - подумал он.
– Здравствуй, Ветеор! - сказал Люстиков, входя в маленькую Лешкину комнату; общепринятое между друзьями сокращение "Ветеор" означало - "великий теоретик".
– Здорово, ползучий эмпирик! - покровительственно отозвался Крушанин.
Он сидел за пустым письменным столом, обремененным только листом бумаги и, вертя в руке карандаш, пристально смотрел на стену, где, то и дело меняя направление, ползала муха.
– Наблюдаешь многообразие живой природы?! - сказал Люстиков.
– Ага, - не улыбаясь кивнул Крушанин. - Хорошо бы сосчитать…
– У меня задачка позабористее… - Люстиков сел рядом и описал то, что происходило во время опытов с щукой. - Неужели все так просто устроено? - закончил он.
Лицо Крушанина сохраняло выражение отстраненности, но рука его время от времени заносила на листок цифры и строки интегралов.
– Интересно сосчитать, - проронил Крушанин, когда Люстиков замолк.
– Считай, Ветеор…
Крушанин углубился в работу. Минут через двадцать он сказал:
– Твоя мыслеснимательная телега меряет только жалкие скаляры, ну, векторы, самое большее. Сложные психические процессы, выраженные в тензорах, не записываются… А к мухе ты напрасно так относишься. Тут проглядывает интереснейший вариант классической задачи "Прогулка пьяницы" в рамках закона случайны блужданий.
– Кто тебе дороже: друг или муха? - спросил Люстиков.
– Что еще?.. Кажется, ясно, - сказал Крушанин и перестал выводить формулы.
– Мне нужен не приговор, а направление поисков
– Это уж не мое дело, это эмпирика, - усмехнулся Крушанин. - Впрочем, изволь: переделай свою телегу поставь ее на рельсы, швырни в электронно-космический век.
– Не подойдет… На это ушло бы лет десять.
– Тогда… Не знаю… Тогда попробуй другой объект: с богатой разнонаправленной психической деятельностью и без одной резко доминирующей элементарной эмоции.
– Курицу-дилетанта, карася-полиглота или муху-эрудита? - насмешливо спросил Люстиков.
– Курица?.. Не думаю, лучше попробовать человека.
– А знаешь, это идея, - обрадованно сказал Люстиков и заторопился.
В ближайшем автомате Люстиков набрал Олин номер. Довольно долго никто не подходил, потом послышался сонный бас:
– Чебукин слушает!
– Можно Оленьку? Ольгу Васильевну, - поправился Люстиков.
– Кто говорит? - поинтересовался бас.
– Люстиков! Я научный руководитель Ольги Васильевны.
– Хм… В качестве отца разрешите выразить надежду, что вы научный руководитель моей дочери днем, а не ночью.
Короткий щелчок, и зазвучали гудки "занято".
Пошляк и гад, устало подумал Люстиков. Странно, у такой девушки этакий папаша.
6
Он является деятелем некоторых ответвлений наук, или деятелем искусств, или деятелем, посвятившим себя деятельности других деятелей, а точнее всего, просто деятелем в самом концентрированном значении слова, всеобщим деятелем, этой всеобщностью несколько напоминающим мировой эфир в представлении физиков недавнего прошлого.