Горький мед

Какое-то время она еще пыталась поддерживать родственное оживление, добродушно отметив, что теперь, поскольку Ирина тоже месяц назад защитила диплом, у них полностью дипломированная семья, учитель и строитель, и что полезнее этих профессий в жизни не бывает, кроме, пожалуй, врача.

— Кстати, о врачах, — вдруг заторопилась она, ухватившись за спасительное слово, так как почувствовала, что переоценила свои силы и разыгрывать дальше роль доброй старшей сестры ей невмоготу. — Вы тут посидите, а я пойду попытаюсь что-нибудь выяснить. Может быть, удастся переговорить с главным врачом.

Понаблюдав больше часа больничную жизнь, Ольга заметила, что в кажущейся суете и неразберихе царил какой-то свой, особый порядок, в котором трудно было разобраться непосвященному. Так, к главному врачу, у чьего кабинета толпились страждущие родственники, нельзя было попасть без бумажки от врача лечащего, к которому проникнуть было еще сложнее.

Наконец, преодолев все эти препятствия, поговорив с обоими врачами, которые оказались очень милыми и симпатичными людьми, Ольга поняла, что ничего нового ей узнать не удалось, кроме разве того, что приступ стенокардии, случившийся у дяди Паши, именуется в народе «грудной жабой» и что, если завтра больного переведут в общую палату, можно будет навестить его.

Узнав об этом, Игорь с Ириной решили переночевать в Александровке, благо оттуда рукой подать до больницы, всего минут двадцать на автобусе.

— Ириша, передай маме и тете Тамаре, что я завтра не смогу приехать, — сказала Ольга. — У меня очень важное дело за городом.

— С Вадимом? — кокетливо спросила та. — Где же это, если не секрет?

«А действительно — где?» — мелькнула внезапная мысль.

— Ну… в Серпухове, — сымпровизировала она. — Может так случиться, что придется там заночевать, так что ты скажи маме, чтобы не волновалась. А в воскресенье я обязательно приеду в больницу.

На чем была основана ее уверенность, что она вообще вернется оттуда, куда завтра собиралась, она и сама не могла бы объяснить.

Дома она поставила в воду поникшие на коврике георгины и пошла в ванную. То, что ее страхи, связанные со звонком Ираклия, на время отошли на задний план, вовсе не означало, что она от них избавилась и забыла, что ей завтра предстоит.

Выйдя из ванной и сварив крепкого кофе, она взяла листок с выписанными вчера телефонами и решительно набрала номер Алика. Тот долго не мог понять, кто это говорит, но при имени Светки оживился, стал судорожно икать и хихикать, наконец сообщил, что сегодня его день рождения, и пригласил Ольгу в гости. На другом конце провода слышалась музыка и чей-то смех. Надежда на помощь Алика рухнула: он был безнадежно пьян.

Оставался только Шурик, так как Ольга поняла, что ни к Андрею, ни к Грише обратиться за помощью она все же не решится. Ей вдруг стало страшно от мысли, что Шурика может почему-либо не оказаться дома или вообще в Москве, что он носится где-нибудь на своей байдарке. Она сильно разволновалась, отчетливо представив, что тогда ей уж точно ни поддержки, ни спасения ждать неоткуда, и долго не решалась набрать его номер.

Слава Богу, Шурик не только оказался дома, но живо откликнулся на ее мольбу о помощи и спустя час сидел у нее на кухне, внимательно выслушивая подробный рассказ о случившемся.

— Вот что, Ольга, — подытожил он, дослушав до конца, — хорошо, что ты не сообщила в милицию, они его только спугнут. Увяжутся за машиной, он сразу же все поймет.

— Но что же делать? — спросила она в надежде, что, отвергнув милицию, Шурик предложит собственный план. — Ты ведь не можешь появиться у памятника вместе со мной.

Он нервно закурил, помолчал, потом решительно заявил:

— Сделаем вот как. Я поеду завтра с тобой, ну не с тобой, а как бы сам по себе. Мне необходимо увидеть этого Ираклия. Дальше… я… я запишу номер его машины и пойду в милицию… или в ГАИ. Они должны определить по номеру имя владельца и его адрес.

— Ну ладно, — согласилась с таким планом Ольга. — Но только ты пойдешь в милицию не раньше, чем мы уедем.

Ночь для Ольги выдалась спокойная, без сновидений, а наутро началась вдруг такая внутренняя паника, что впору было отключить телефон и зарыться головой в подушку. Если бы не присутствие Шурика, вполне возможно, что именно так она и поступила бы.

Шурик заставил ее съесть бутерброд и выпить чашку кофе.

— Путь тебе наверняка предстоит неблизкий, — деловито пояснил он. После этих слов Ольгу буквально затрясло.

— Хорошо бы тебе принять что-нибудь успокаивающее, — посоветовал он, видя ее плачевное состояние, — только без побочного снотворного эффекта.

Ольга нашла в аптечке упаковку элениума и, не помня точно, имеет ли он вообще какой-либо эффект, кроме побочного, тем не менее выпила сразу две таблетки. Она долго не могла сообразить, какие туфли надеть и брать ли с собой зонтик.

— Зонтик — брать, туфли — без каблуков, — безапелляционно произнес Шурик, зная, что командный тон хорошо действует на людей в подобном состоянии, и, улыбнувшись, добавил: — Чтобы легче было убегать, если придется.

Но Ольге было не до шуток. От выпитого кофе внутренняя дрожь только усилилась, и она долго не могла попасть ключом в замочную скважину, чтобы закрыть дверь.

Их встретило прекрасное летнее утро, свежее после ночного дождичка и румяное от нежаркого солнца. Во дворе играли дети, беззаботные птицы распевали свои песенки, а озабоченные пенсионеры на лавочке у подъезда обсуждали очередную денежную реформу.

Все было на своих местах, и ничто не предвещало опасности.

Шурик предложил в целях конспирации ехать на разных видах транспорта, поэтому Ольга вышла на дорогу ловить такси, а он поплелся к метро. Понятно, что она прибыла бы на место гораздо раньше назначенного срока и, что самое главное, раньше его. И если Ираклий вдруг тоже появится раньше, ей придется ехать с ним, не дождавшись Шурика. Таким образом, план их мог рухнуть, поэтому Шурик велел ей доехать, скажем, до Белорусского вокзала, а дальше идти пешком, но ни в коем случае не появляться у памятника раньше одиннадцати.

Таксист оказался очень подозрительным субъектом: его красная шея напомнила Ольге ту, бычью, из ее ночного кошмара. Милиционер, зачем-то остановивший их на перекрестке и проверивший у водителя документы, тоже вызвал у нее подозрение: слишком уж странно, даже как-то игриво посмотрел он на нее.

Ей начало казаться, что таксист и милиционер в каком-то сговоре с Ираклием, что машина вот-вот свернет на шоссе и умчит ее на зловещую заколоченную дачу, а Шурик, так ничего не узнав и не выяснив, не сможет ей ничем помочь.

Не выдержав нервного напряжения, так и не доехав до вокзала, она попросила водителя остановиться и с облегчением вышла из машины.

Времени у нее было достаточно, чтобы идти, не торопясь и не натыкаясь на прохожих, которые невольно разделились для нее на два потока: одним не терпелось поскорее попасть к памятнику Пушкину, другие же сломя голову бежали от него. Ольга охотнее присоединилась бы ко вторым, но мысль о Шурике и, главное, о Светке заставляла ее держаться первых.

Возможно, лекарство начало оказывать свое действие, возможно, эта вынужденная прогулка пошла ей на пользу, но она постепенно пришла в себя, приободрилась и даже смогла улыбнуться своим недавним фантазиям по поводу таксиста и милиционера.

К месту встречи Ольга подходила ровно в одиннадцать, как было условлено не только с Ираклием, но и с Шуриком. Народу около самого памятника было немного, в основном все сидели на скамейках или прогуливались по дорожкам вдоль усохших фонтанов. Стоило ей только приблизиться к толстой цепи, окружавшей памятник, как кто-то сзади мягко взял ее за локоть.

— Доброе утро, Ольга Михайловна! Я Ираклий.

Она увидела перед собой высокого, статного мужчину лет пятидесяти, с открытым взглядом и приятной белозубой улыбкой. Ей сразу пришло в голову, что квартирная хозяйка вполне могла принять его за Светкиного отца: у него были такие же синие глаза и темные волосы, только с проседью на висках, что придавало его облику особую мужественность и импозантность. «Такая внешность должна принадлежать знаменитому артисту или преуспевающему режиссеру», — успела подумать Ольга.