Страница 79 из 82
- Марды - враги нам. Они осели возле Понта и грабят наши границы. С ними мы будем воевать, равно как и с булгарами, которые желают помочь Людовику в его войне против Великой Моравы.
Михаил III дал знак, что считает аудиенцию законченной. Даго и Мелейнос опустились на одно колено, то же самое сделал и Василий, а потом все трое вышли из дворца.
Этой ночью Великий Конюший напился с Даго чуть ли не до потери сознания. Возможно, в этом жестоком и сильном человеке тлели какие-то человеческие чувства, и он просто полюбил Даго, которого нашел на берегу Сарматского Моря. Может он чувствовал, что уже никогда не встретит юношу, которого сам повелел научить искусству правления людьми. А может его терзали какие-то собственные тревоги, поскольку, опьянев, выкрикивал он слова, за которые мог лишиться всех милостей:
- Император - это самый обыкновенный пьяница, у которого нет ни собственного мнения, ни силы воли. Если бы не Бардас, никогда бы не победил он своей матери и не воссел на троне. Для него прав тот, кто приходит к нему со своей правотой последним. Он слишком поддается влиянию Фокия, а этот умник мечтает править вообще целым миром. Бардас же обожает малые войны, в которых легко может выйти победителем. Ясно, что надо помочь Великой Мораве, и что надо заставить уступить болгарского царя Бориса. Только глупо настраивать франков против себя и неустанно ослаблять их. Известно ли тебе, Даго, кто угрожает нам на самом деле? Муслимины, чертовы "подданные". Лишь совместно с франками сможем мы сломить их могущество и править всем Маре Итернум, Средиземным Морем, отобрать у них Сирию и Египет. От кого истекает Дух Святой? от Отца и Сына, либо же от Отца через Сына? И ради такой дурацкой причины мы должны расколоть христианский мир, когда нас начинает заливать вера "подданных"? Ведь мы станем строить вместо церквей мечети, потому что не можем договориться с франками. Какое мне дело, кто главнее: папа или патриарх! Здесь, на месте, так или иначе, но император будет назначать патриархов, а папам в Старой Роме ничего не останется, как согласиться с нашими решениями, поскольку, победив муслиминов, мы станем самыми сильными во всем мире. Тебя, Даго6 тоже обманули. Мне обещали, что тебе дадут денег и воинов, чтобы к северу от гор Карпатос ты создал дружественную нам державу. А из тебя сделали всего лишь соглядатая и подстрекателя.
Даго молчал, потому что искусство правления учило притворяться глухим, когда кто-то из могущественных выкрикивает подобные слова. Искусство это давно уже научило его, что обещания правителей непрочны, и сам он тоже решил не выполнять собственных обещаний, если для него это не будет выгодно. Он должен был подружиться с Карломаном и подговорить его на мятеж против отца. Возможно, что он так и сделает, но, может, и совершенно иначе. Ему поручили идти к ободритам и раздуть неугасимый пожар на восточной границе державы франков. Может он так и сделает, но, может - и нет!
На утро Мелейнос и двадцать сопровождавших его ромеев, большей частью греков, сели вместе с Даго на тяжелый, окованный металлом ромейский корабль и отплыли в направлении порта Барис, где находилась Фема Лонгобардис, последний бастион ромеев на италийском полуострове. Зачем была избрана такая кружная дорога, чтобы попасть ко двору Людовика Тевтонского, Даго не знал. Лишь очутившись в Старой Роме, где свалился он в неожиданной горячке и похудел от страшного поноса, видя беготню Мелейноса и его товарищей, странные и тайные встречи, происходящие в снятом ими доме, Даго понял, что у Мелейноса было множество поручений и заданий, и одним из них был подкуп епископов, чтобы те признали недействительными решения Латеранского синода в отношении Фокия. Случилось так, что разозлившись решениями синода, созванного Фокием и Бардасом в Новой Роме, папа Николай I собрал свой синод на Латеранском холме и заставил епископов признать избрание Фокия незаконным, считая и впредь патриархом Новой Ромы кастрата Игнатия. Денег на подкуп у Мелейноса хватало. Он распоряжался двумя повозками с наполненными золотом сундуками, на лошадей были навьючены мешки с золотыми солидами и нумизматами.
Вот почему не удалось Даго увидать Старую Рому, потому-то и не мог он оценить, можно ли сравнивать ее с величием и красотой града Бизиса. Но в одном он убедился точно, что было это место, где процветал всяческий разврат, где налево и направо торговали церковными должностями, где подкупить можно было каждого, а папы слишком недолго сидели на своем престоле.
Ожил он только лишь в Ахене, в великолепных дворцах, построенных Карлом Великим. Купаясь и плавая в бассейне с водой из теплого источника, восстанавливал он здоровье и силы. В Ахене же Даго очутился в свете замысловатых интриг. Дело в том, что лотарингский король Лотарь II пожелал взять в жены красивую наложницу Вальдраду, у которой с ним уже были дети, и бросил свою законную жену Теубергу, обвиняя ту в развязном поведении. Громадные деньги потратил Лотарь II, а так же и Мелейнос, чтобы местные епископы разрешили королю развестись, вопреки воле папы Николая I. Все это делалось затем, что любое ослабление папской власти служило делу Фокия, но Николай I, к которому король апеллировал ранее, решил показать зубы. Легатов, одобривших королевский развод, он лишил церковных должностей и заставил духовенство Лотарингии аннулировать развод под угрозой наказаний. Получилось, что папа выиграл, и замешанный в это дело Мелейнос спешно оставил Ахен, направляясь в Регенсбург, ко двору Людовика Тевтонского. Впрочем, поспешить его заставило известие о том, что произошло наихудшее: Людовик к этому времени совместно с болгарами ударил с двух сторон на Великую Мораву и осадил Ростислава в граде Довине у слияния рек Истра и Моравы, заставив того признать зависимость от себя. Таким образом, Великая Морава вновь очутилась под влиянием франков, хотя миссия Константина и Мефодия продолжала действовать.
Дивился Даго обычаям франкских повелителей. У них не было стольных градов, и они, собственно, все время были в пути, переезжая из дворца в дворец. Иногда они жили за счет своих вассалов, предупреждая баронов, епископов и аббатов, что едут к ним, приказывая готовить для целого двора соответствующее количество помещений, еды и питья. Это, якобы, должно было служить единству франкских держав, созданных из различных народов, говорящих на совершенно различных языках - только на самом деле, жизнь за счет баронов, аббатов и епископов казалась франкским королям гораздо более легкой и дешевой. Вот почему Людовик Тевтонский лето проводил во Франкфурте, а зиму - в Регенсбурге.
Как раз в Регенсбурге в начале зимы они и нашли Людовика Тевтонского. Повелитель был упоен своей победой над Великой Моравой и принял посольство от императора ромеев милостиво, равно как и рулон пергамента, в котором Михаил III выражал королю свое восхищение и уважение, обещая вечную дружбу и называя "братом". Источником великодушного отношения Людовика к ромейскому посольству был факт того, что марды, называемые еще и мадьярами, прорвались в Аллеманию, грабя и опустошая страну. У Людовика появилась мысль, а не ударить ли ему на мардов вместе с ромеями, чтобы навсегда изгнать кочевников даже с побережий Понта.
В Регенсбурге Даго скучал, так как замок не был таким великолепным как замки и дворцы Новой Ромы или даже Ахена. Не удалось ему сблизиться и с Карломаном, которого Людовик держал чуть ли не под замком. Потому он дважды съездил в Фульду, чтобы ознакомиться там с хрониками, касающихся проживающих за Альбис склавинов, а еще завел роман с аббатисой ближайшего монастыря, Альбегундой, внебрачной дочерью короля Людовика. Это была тридцатилетняя женщина необыкновенной красоты, страстная и нежная; знаменита она была еще и тем, что писала прелестные стихи, называемые "винилодес", за что наиболее строгие монахи осуждали ее, например, рабан Маурус из Фульды. Ведомое Даго искусство любви настолько потрясло Альбегунду, что она изгнала всех своих любовников, и монастырь ее стал любовным гнездышком только лишь для нее и Даго. Как и каждая женщина, впервые познавшая полное наслаждение от любви, она хоть как-то желала отблагодарить Даго, дать ему богатство или, хотя бы, титул, Это она подсказала Людовику, чтобы тот пообещал графский титул тому, кто вызовет на поединок Зигфрида из древнего рода Нибелунгов. Зигфрид был вассалом короля, но, тем не менее, он не явился по зову своего сеньора на войну против Великой Моравы, что сам Людовик посчитал за личное оскорбление. Взял тогда Даго латную рукавицу Людовика тевтонского и вместе с тремя ромеями, которых дал ему Мелейнос, а также с несколькими тевтонскими рыцарями направился в замок Страссфурт на реке Боде, где, якобы, много-много лет назад легендарный Зигфрид из Нибелунгов, предок нынешнего барона, жил с женою, слывущей своею красотой Крумхильдой.