Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 6

- Иваныч, ты сам посуди, охрану я поставить у тебя не могу, но ты не огорчайся: если они тебя убьют, я их сразу возьму и посажу. Я всех их хорошо знаю!

Такой ответ Иваныча не вполне удовлетворил и он позвонил другому своему клиенту, а именно - известному в определенных кругах господину Кремневу. Кремневские ребята эту проблему тут же и разрулили. Потом, правда, вся эта гопа ездила к Иванычу лечиться, и он уже не тем бандитам, а этим проституток проверял по баням, и отказать уже никак не мог. Впрочем, Иваныч в накладе не оставался - ему всегда везло на деньги: он еще при Советах подрабатывал в приемнике-распределителе на Каляева, и там однажды при осмотре девчонки-проститутки достал у нее из влагалища аккуратно свернутую стодолларовую купюру.

Могла ли быть подобная ситуация с Жориком Парижским? Думаю, вряд ли. Это был не его уровень. Я вообще никогда не слышал, чтобы гинекологи ездили по вызову бандюганов осматривать проституток в банях и чтобы на этой почве у них были какие-либо конфликты.

Может быть, муж какой-нибудь пациентки его убил? Хотя с чего это вдруг мужу убивать гинеколога? По религиозным соображениям? Но восточные женщины вообще не ходят к врачам без мужа или брата, это у них по правилам запрещено, а русским мужикам - тем в принципе все равно, куда его жена ходит лечиться. Спроси обычного нашего мужика, к какому гинекологу ходит его подруга, да он вряд ли и знает, что вообще куда-то ходит. Для него это все на уровне тампонов, месячных, бритья ног, подмышек, выщипывания бровей и прочего, от чего его воротит. Он просто не желает в это вникать. Одна цикличность женской физиологии и так-то его достает: именно когда больше всего хочется, тут-то тебе и облом: "А я сегодня не могу!", опять же тут плохое настроение, капризы.

Конечно, не имея достоверной информации, можно разного еще понапридумывать: например, вдруг произошла некая врачебная ошибка, вследствие которой во время родов потеряли ребенка или мать, или же был сделан неудачный аборт, приведший к смерти или бесплодию, а расстроенный муж потом взял да и прикокал врача. Или, предположим, Жорик взял большие деньги за операцию по восстановлению детородной функции, а работу не сделал; или вдруг женщина накапала своему мужу-бандиту-психопату, что этот мужик-гинеколог якобы ее домогался. Она, например, могла это сделать из злости, скажем, за то, что как раз, напротив, не приставал и не домогался. Но это уже редкое клиническое безумие и в таких случаях оно обязательно проявлялось бы еще в чем-нибудь другом, и муж это наверняка бы знал. У одного моего хорошего приятеля первая жена была такая. Она постоянно врала. Ни одного слова правды сказать просто физически не могла, и складывалось такое ощущение, что она сама в эту ложь искренне верит, поэтому все выглядело очень даже правдиво. Он из-за этого ее патологического вранья несколько раз попадал в довольно неприятные истории.

Другой возможный вариант: может быть, Жорик вымогал за лечение большие деньги, и его прибили на этой почве. Тот самый уже нам известный нам Иваныч как-то в период кризиса попросил у одного очень даже небедного мужика за лечение простатита два колеса для своей машины. Тот было заупрямился, сказав, что получается слишком дорого. Тогда раздосадованный Иваныч сказал ему прямо: "Ну, и повесь эти колеса себе вместо яиц, а вместо члена - вставь глушитель!"

Иваныч такое сказать очень даже мог, а вот Жорик - никогда.

Мог прибить его какой-нибудь сексуальный психопат? Есть, конечно, люди чрезвычайно, даже не в меру, увлеченные сексом. Как-то я смотрел один немецкий фильм, где человек этим делом увлекся до такой степени, что, в конце концов уменьшился до размеров мальчика-с-пальчика, разделся и влез в женские гениталии, как в пещеру. Да там и остался. Для съемок была сделана очень натуральная гигантская декорация этого самого женского органа (думаю, рабочие от души повеселились, когда ее строили). Понятно, что в этом был определенный символизм и прочее. Но с другой стороны, я знал одного мужика, который был буквально одержим проблемой оргазма, причем даже не своего, а свой жены. То, что она после года брака особо ничего не испытывает, оказалось для него настоящим откровением, поскольку он занимался с ней сексом, казалось бы, по всем правилам: с прелюдией, разогревом и все такое, - он даже специально книжку про это купил, изучал по ней эрогенные зоны и позиции. Она при близости вроде даже стонала, охала, как в кино, и тут вдруг оказалось, что ничего такого особенного не ощущает. Его это сильно задело, и они стали пытаться достигнуть оргазма самыми разными способами. Наконец, вроде что-то стало получаться. Это потребовало значительных усилий и времени и впоследствии достигалось всегда с большим трудом. Половой акт у них начал превращаться в долгую и утомительную работу вроде копания канавы.

В конце, весь в поту, тяжело дыша, он ее спрашивал:



- Ну, как?

Она же, тоже вся мокрая, виновато отвечала:

- Почувствовала какой-то приятный зуд внизу живота, потом расслабление - может быть, это и есть оргазм?

Он, весь измочаленный, скрежетал зубами. Его это вовсе не устраивало. Ему казалось, что это говорит о его мужской несостоятельности, и что она, как говориться, "в поисках чувственных наслаждений" может уйти к другому. А это, скорее, было особенностью конкретно ее женской физиологии. В таких случаях бывает, что после рождения ребенка, оргазм возникает гораздо проще и сам собой, но ребенка у них тоже почему-то никак не получалось. Постепенно этот мужик превратился, по сути, в того самого немецкого мальчика-с-пальчика, поглощенного женскими гениталиями. Я его, этого мужика, кстати, недавно видел. Такой вполне мог не только жену прибить, но и ее гинеколога.

А тогда мы с Кирой все-таки расстались. И надо сказать, я о том сожалею, потому что никого лучше ее я в своей жизни уже не встречал. А ведь, не влезь тогда Жорик, все могло сложиться по-другому. Впрочем, она довольно скоро вышла замуж, и, как оказалось, очень удачно. А я ведь ее действительно любил! Помню, сидел однажды в институтской читалке, ждал ее с какого-то собрания и думал: сейчас просто умру, если она не придет. Иногда в выходные, помнится, мы с ней из постели просто не вылезали - так и валялись до следующей ночи. Отчетливо помню: хотелось, чтобы время остановилось. И так уже не повторится. И никогда больше не будет того запаха талого снега и вечернего мартовского тумана, сквозь который призрачно мерцали фонари. Это все было в едином комплексе чувств: юность, любовь, весна. Может быть, это просто был возраст любви. Вокруг тогда царило всеобщее любовное безумие. Все с кем-то спали и кого-то любили.

К слову, еще про возраст любви. Помню, работал у нас в больнице такой хирург-травматолог Семен Моисеевич, уже очень пожилой, толстый и одышливый. Однажды на обходе старушка ему пожаловалась: "Доктор, миленький, посмотрите, а у меня рука криво срослась!" - "Что тут поделаешь - возраст любви!" Или, в другой раз абсолютно классическое: "Доктор, мне плохо!" - пожаловалась ему больная. - "Дорогуша, а кому сейчас хорошо?" - грустно ответил на это Семен Моисеевич.

А недавно мы встречались нашим курсом. В три часа народ начал собираться у седьмой аудитории. К моему удивлению сокурсников пришло довольно много. Вскрикивания, рукопожатия, объятия, поцелуи. Подойдя, я начал вглядываться в лица и постепенно узнавать - кого-то с трудом, поскольку не видел с самого выпуска, кого-то и сразу. Время затронуло всех, хотя и в разной степени. Некоторые люди были просто неузнаваемы, поэтому всем нам предусмотрительно выдали бейджи с именами и фамилиями, чтобы мы хоть как-то смогли опознать друг друга. Какой-то облысевший дядька с седой щетиной рванулся ко мне. Мы обнялись, и только потом я его узнал. Это был Толик Маракуев - парень из нашей группы. И Кира тоже пришла. Потом мы сидели в седьмой аудитории на расположенных амфитеатром крашенных черной краской скамьях. За прошедшие годы тут ничего не изменилось, разве что светильники на потолке поменяли. И опять через много лет Кира сидела рядом со мной. Я ей, смеясь, рассказал что-то из нашей прошлой жизни; она с удивлением сказала, что совершенно ничего из того, что я рассказываю, не помнит. Потом, оглядывая аудиторию, она вдруг спросила: