Избранное

Однако будущего судью не так-то легко было сбить с толку, особенно когда вокруг не было больше ничего интересного. История с воображаемой птичкой ему быстро надоела, и он снова вспомнил о цветах.

— Ну, хорошо, ты сиди в коляске, а я сбегаю нарву тебе цветов. Только смотри не подходи к воде!

С этими словами Райчорон подвернул штаны и направился к дереву.

Но как только малышу запретили подходить к реке, внимание его мгновенно переключилось с цветов на воду. Река неслась мимо, плескаясь и шумя, словно гурьба непослушных детей, которые вырвались из рук какого-то огромного Райчорона и теперь со смехом бежали к запретному месту. Их дурной пример лишь подстегнул маленького человечка. Он осторожно вылез из коляски и пошел к реке, по дороге подобрал длинную соломинку и, добравшись наконец до воды, стал изображать рыболова.

А могучие волны будто говорили с ним на каком-то непонятном языке и, казалось, приглашали мальчика в свои дом поиграть.

Раздался всплеск.

Но мало ли в сезон дождей на Падме слышится всплесков!

Нарвав цветов, Райчорон сунул их за пазуху, слез с дерева и, посмеиваясь, подошел к коляске. Она была пуста! Он посмотрел вокруг — ни души.

Райчорон похолодел. В глазах у него потемнело. Из груди вырвался отчаянный крик:

— Мой господин! Мой дорогой маленький господин!

Никто не откликнулся, не раздался шаловливый детский смех, только Падма, как и раньше, неслась мимо, плескаясь и шумя, будто это ее не касалось, будто у нее не было ни минуты времени, чтобы обращать внимание на такие обыкновенные в природе происшествия.

Наступил вечер. Встревоженная хозяйка послала людей на поиски. Они пришли на берег с фонарями и тут увидели Райчорона. Как ночная буря, метался он по полю и хрипло кричал:

— Бабу! Мой господин!

Когда Райчорона привели домой, он упал к ногам своей госпожи и на все вопросы, плача, отвечал:

— Не знаю, мать.

В душе все понимали, что, кроме Падмы, винить некого, и все же людей не покидало сомнение: может, это дело цыган, которые расположились табором на краю деревни, а хозяйка даже подозревала Райчорона — уж не он ли украл ее сына? Она позвала его к себе и стала умолять:

— Бери что хочешь, только верни мне моего мальчика!

Однако Райчорон лишь молча в отчаянии бил себя по голове. Хозяйка прогнала его.

Онукул пытался рассеять несправедливые подозрения жены, доказывая ей, что Райчорону не к чему было совершать такое преступление.

— Не к чему? — отвечала жена. — Да ведь на ребенке были золотые украшения!

II

Райчорон покинул своих хозяев и вернулся к себе в деревню. Детей у него до сих пор не было, да он уж и не надеялся иметь их. Но не прошло и года по его возвращении, как жена, уже пожилая женщина, неожиданно родила сына и тут же покончила счеты с этим миром.

Новорожденный вызвал у Райчорона сильную злобу. «Ну конечно, он явился на свет для того, чтобы обманом захватить место маленького господина», — думал Райчорон. Радоваться рождению сына после того, как он утопил единственное дитя своего хозяина, Райчорон считал смертным грехом. И не будь у него вдовы-сестры, этот ребенок недолго прожил бы на свете.

Через некоторое время этот мальчик тоже начал совершать удивительные вещи: он переползал порог и, нарушая всякие запреты, стал проявлять любознательность и незаурядный ум. Даже голос его, смех и плач очень напоминали погибшего ребенка. И когда Райчорон слышал крик сына, сердце его начинало глухо биться: ему казалось, что где-то плачет потерявшийся маленький бабу.

Пхелна — так назвала ребенка сестра Райчорона — в положенное время стал называть тетку «те». Райчорона вдруг осенило: «Да ведь это маленький господин! Он не мог забыть, как я любил его, и снова родился в моем доме[95]».

Тому были неопровержимые доказательства… Во-первых, он родился вскоре после возвращения Райчорона. Во-вторых, с чего бы это вдруг его жене родить в таком возрасте? И наконец, малыш ползает на четвереньках, ковыляет и падает точь-в-точь, как маленький господин, и тетку зовет «те». В общем, все признаки будущего судьи были налицо.

И тут Райчорон вспомнил страшное подозрение своей госпожи.

— Сердце матери чувствовало, кто украл ее сына! — с изумлением говорил он себе.

Теперь он очень раскаивался, что все это время не обращал на ребенка внимания, и с этих пор целиком посвятил свою жизнь сыну.

Райчорон так воспитывал Пхелну, словно тот был из благородной семьи: купил ему атласную рубашку, парчовую шапочку, переделал украшения покойной жены на браслеты для него. Он не разрешал ему играть с деревенскими детьми и сам был его единственным товарищем. Ребята при всяком — удобном случае дразнили мальчика сыном наваба[96], а соседки удивлялись безрассудству Райчорона.

Когда Пхелне пришло время учиться, Райчорон распродал все, что у него было, и повез ребенка в Калькутту. Там он с большим трудом нашел себе работу и отдал Пхелну в школу. Сам он жил впроголодь, все его интересы были сосредоточены на мальчике, только бы хорошо кормить и одевать его, дать ему хорошее образование.

«Дорогой мой, — думал он, — из любви ко мне ты вернулся в мой дом. Никогда не будет у тебя ни в чем недостатка!»

Прошло двенадцать лет. Мальчик хорошо учился, прекрасно выглядел, большое внимание уделял своей внешности, был всегда весел и доволен. Райчорона он любил, но обращался с ним не как с отцом, потому что тот прислуживал ему, словно слуга. Райчорон скрывал от всех свое отцовство… Товарищи Пхелны по пансиону постоянно подшучивали над Райчороном, и я не могу утверждать, что в отсутствие отца Пхелна не присоединился к ним. Друзья Пхелны и сам он любили безобидного, доброго Райчорона. И все же в отношении сына к отцу чувствовалась какая-то снисходительность.

Райчорон постарел. Теперь хозяева постоянно были недовольны его работой. У него уже были не те силы, он не мог работать с прежней внимательностью, все забывал. Но хозяева не желали считаться с его возрастом. Ко всему прочему у Райчорона кончались деньги, привезенные им из деревни. Теперь Пхелне приходилось терпеть некоторые лишения в питании и одежде, и он начал выражать недовольство.

III

В один прекрасный день Райчорон взял у хозяина расчет и дал Пхелне немного денег.

— Мне надо на несколько дней поехать в деревню, — сказал он сыну и отправился в Барашот, где Онукул-бабу служил судьей.

У Онукула так и не было больше детей. Жена его до сих пор тяжело переживала потерю сына.

Однажды вечером бабу отдыхал после работы, а хозяйка в это время покупала у саньяси какой-то очень дорогой корень, якобы излечивающий от бесплодия, и еще хотела купить у нею благословение. Вдруг кто-то произнес во дворе:

— Пусть будет тебе удача, мать!

— Кто это? — спросил бабу.

— Это я, Райчорон.

Райчорон подошел к хозяину и поклонился,

Увидев старика, Онукул расчувствовался. Он забросал Райчорона вопросами о его теперешней жизни и наконец предложил снова поступить к нему в услужение. Райчорон грустно улыбнулся:

— Я хочу поклониться госпоже.

Онукул повел его во внутреннюю часть дома. Госпожа встретила старого слугу далеко не так приветливо, как ее муж. Райчорон, почтительно сложив руки, обратился к ней:

— Госпожа, мать! Это я украл твоего сына. Не Падма, не кто-нибудь другой, а я, неблагодарная тварь!

— Что ты говоришь? — вскричал Онукул. — Где же он?

— У меня дома, послезавтра я привезу его.

Наступило воскресенье, и с самого утра оба, муж и жена, нетерпеливо поглядывали на дорогу. В десять часов приехал Райчорон с Пхелной.

Жена Онукула, ни о чем не спрашивая, ни о чем не думая, посадила мальчика к себе на колени и, плача и смеясь, стала гладить его руки, голову, одежду, вдыхать его запах, жадно всматриваясь в его лицо. В самом деле, мальчик был очень хорош — ни в одежде его, ни в манерах не было и намека на бедность. Выражение лица приятное, скромное, несколько застенчивое. Онукул тоже почувствовал к нему неожиданное расположение.

95

…снова родился в моем доме… — Идея перерождений является центральной в индуизме и ряде других индийских религий; в соответствии с этим представлением душа претерпевает в зависимости от суммы добрых или дурных дел в прошлом все новые и новые рождения в разных материальных образах и в разных социальных статусах.

96

Наваб — князь; мусульманский феодальный титул.