Дневник приемной матери

Все мои действия сначала казались мне самой очень искусственными и я не была уверена в их эффективности. Однако я вспомнила спор между Станиславским и Мейерхольдом. Мейерхольд разрабатывал такую систему актерского мастерства, при которой правильно принятая поза актера приводит в соответствие его эмоциональное состояние. Например, если актер примет позу печали, то ему обязательно станет действительно печально. Станиславский же наоборот выстраивал свою систему из внутреннего состояния актера, а не из его внешнего самоопределения. Поскольку я не могла повлиять на внутреннее состояние своей дочери, а внимательной и усердной сама по себе она не станет, то я сконцентрировалась на внешней позе моей дочери, доверившись Мейерхольду. Мы экспериментировали, в какой позе моей дочери удастся написать более грамотно задание. Мы поднимали ноги, мы поджимали ноги, мы ставили их на табурет, мы снимали их с табурета и они висели произвольно. Мы экспериментировали с высотой кресла: моей дочери нравилось его регулировать. Так или иначе, но манипуляции с креслом сделали свое дело и через нескольких месяцев ежедневных усилий, моя дочь садилась без напоминаний за свой стол делать мои задания в одной из разработанных нами поз внимания.

Моя рука на ее макушке

Хуже обстояло дело с чтением. В первые месяцы каждый вечер я читала своей дочери сказки. Она с удовольствием слушала их. Сама она любила только рассматривать картинки и прочитать хотя бы маленький отрывок интересного и познавательного текста, например, из детской энциклопедии, наотрез отказывалась. Дочери было почти 12 лет и мы безнадежно отставали в развитии из-за того, что дочь моя не умела читать. Но она не просто не умела читать. Она имела ярко выраженную негативную реакцию на чтение. Она сначала скулила, потом начинала отнекиваться «Не буду, не хочу, не интересно!», а затем уползала под одеяло, стол и там рыдала.

Мне с трудом удалось ее уговорить читать вместе со мной по очереди. Пока читала я, моя дочь сидела прямо и внимательно слушала. Но как только она сама начинала читать, она тут же принимала почти лежачее положение, при котором горло зажималось, и слабеньким, едва слышным голоском она произносила какие-то отрывистые звуки, редко соответствующие написанным в книге буквам. В результате одно слово моей дочерью читалось как пять или шесть разрозненных и отрывистых звуков. Чтение было похоже на «умирающего лебедя», голос которого вот-вот исчезнет вовсе. Я поняла, что с такой позой чтения мы далеко не уедем и что необходимо подготовить пространство для хорошего звучания. Поэтому первое, что я сделала, это стала следить за позой, держа свою руку на макушке головы своей дочери. Как только моя дочь начинала сползать, я поначалу не больно пальцами цеплялась за ее волосы. Но если сползание продолжалось, я уже больно хваталась за волосы и тащила все тело вверх, до ровного вертикального положения. Этим же способом я регулировала силу голоса. Как только голосок моей дочери становился слабее, я пальцами барабанила не больно по макушке.

Конечно, первые дни моя рука на макушке у дочери вызывали агрессию, злость и раздражение. Я понимала, насколько это неприятно, но настаивала на своем. И еще я делала общий массаж, вытягивала ей руки, ноги. Массаж дочь очень полюбила и прощала мне то, что приходилось делать ей больно, тащить ее за волосы. Я рассказывала, как барон Мюнхгаузен сам вытащил себя за волосы из болота и тем самым спасся от неминуемой гибели. Я показывала на себе, как барон себя тащил. Моя дочь, впечатлившись Мюнхгаузеном, достаточно быстро сочла этот способ приемлемым для обучения чтению. Сейчас она может сидеть спокойно и прямо. Но мы пролили много слез и испортили много вечеров ради этого.

Сильный голос

Как я уже говорила, моя дочь читала очень слабеньким голосочком, звучащим отрывисто. Но ее голос не был слабым в принципе. Моя дочь иногда производила столько шума, сколько не может производить и орава детей. Она разговаривала громким, глухим голосом. А в чтении ее голос вырождался в слабый и неуверенный. Поэтому вторым делом мы начали прорабатывать силу голоса. Надо сказать, что многие взрослые люди понятия не имеют о свойствах своего голоса, о его возможностях и о его силе. Голос также уникален, как почерк, речь, манера, стиль. К сожалению, голоса российских мужчин и женщин в большинстве своем не раскрыты, не развиты и их потенциал никак не задействован. Как многие взрослые используют 10 % мощности своего компьютера, используя его только как печатное устройство, так многие взрослые люди используют возможности своего голоса не более, чем на 10 %. А те люди, которые профессионально используют свой голос и работают над ним, например, певцы, дикторы, артисты, отлично знают, что голосовые связки развиваются, и язык «накачивается» также, как и обычная мышца, и артикуляция может быть достаточно четкой, если ею заниматься. И мы занимались. Тянули каждую букву, пока ее звучание не становилось приличным. Мы старались при чтении контролировать темп и ритм и добивались «наполненности» в голосе. Это было самым сложным, но необходимым. Как я уже отмечала, нам очень помогла игра на флейте, благодаря которой у моей дочери установилось правильное дыхание. Мы прорабатывали горестные ситуации из прошлой жизни моей дочери, благодаря чему зажимы в области горла ослабевали. И чем больше открывалось горло, тем легче было удерживать голос наполненным и сильным.

Через год нам стали доступны стихи. Это было здорово!

Техника чтения

Чтение — это сложный процесс согласования зрительной, аудиальной и кинестетической модальностей. Ребенок смотрит глазами на текст, зрительная информация переводится в аудиальную — ребенок произносит то, что он видит, подстраивая при этом кинестетику — движение губ, языка, мимических мыщц, артикуляцию в целом. Детям, у которых ведущей системой восприятия информации является зрительная, легко читать. Они мало осознают то, что говорят. Потому что они произносят почти только то, что видят. Они также не зациклены на усталости, так как они не осознают утомление мышц, участвующих в речи. Они легко запоминают отличия в зрительных образах каждой из букв. На то они и визуалы!

Для аудиалов, детей с ведущей аудиальной (слуховой) модальностью, чтение таит в себе сложности, поскольку им приходится подчинять свою ведущую модальность зрительной, а это само по себе нелегко сделать и требует больших усилий над собой. Поэтому аудиалы не дочитывают слова, а стараются их узнать или угадать по первым слогам и договорить, путая окончания или неправильно согласовывая их со словами рядом. Они также как и визуалы, не утомляются от чтения, как и в целом от своего любимого говорения (аудиалы чаще всего болтуны), но их может раздражать то, что нужно внимательно смотреть достаточно длительное время. Долго подчиняться своему зрению они не любят и зачастую их трудно заставить прочитать до конца все, что задано. Они бы с большим удовольствием сочинили продолжение сказки, рассказа, повести, чем читали текст дальше.

Для кинестетиков главным является ощущение, поэтому эти дети слишком быстро ощущают усталость от чтения и долго им действительно читать трудно. В это может не верить учитель или родитель, но от этого кинестетику не легче: он устает. К тому же, именно кинестетик переживает всю гамму чувств, заложенных в сказке, рассказе, повести. И ему очень важно поделиться своими чувствами с другими, или наедине с собой пережить еще раз то, что он прочитал только что. Поэтому кинестетики отвлекаются от чтения. Все это в буквальном смысле раздражает учителя, но именно для этого и пишутся сказки, рассказы, повести — чтобы их переживать! Поэтому кинестетик наиболее близок к пониманию смысла текста. Не просто к техническому запоминанию, а к сопереживанию. Но именно глубина переживаний и делает невозможным высокие формальные показатели чтения. Техника чтения, его скоростные характеристики являются для некоторых детей не только непреодолимыми, но и бессмысленными. Невозможно предъявлять одни и те же требования по чтению для визуалов, аудиалов и кинестетиков. Потому что смысл чтения для каждого из них находится в разных пластах.