Апостол

3

Но видел я и свет учения —прекрасных старцев во скитах;одних – с природой в единении,других – во благостных делах.и было в них явленье силы —спокойной, ясной, неземной;в них мудрость дом свой находила,любовь и старости покой.и были речи их о Боге,казалось, те же, что в церквах,но не было в них догмы строгой,обрядов, золота, и страхне жил у старцев в услужениипроклятым скалящимся псом —он был источник вдохновения,он был прощающим отцомдля си́рот, жизнью обделённых,для нищих духом и сумой,рабов всевластья, наделённыхвеликой ношей и клюкой;он не вселял в сердца сомнений,не иссушал живых ручьёвпалящим жаром суеверий,не проклинал за дерзость слов.я был смущён и озадачентакой святою простотой;и в думах тягостных и мрачныхпришёл с молитвой на покой,но не застал в церковных сводахспасителя заблудших душ,в унынье сел к иконной лавке,перекрестился и уснул.

4

Разбужен был седой старушкой,что в услужении жилапри храме в маленькой избе.она вела торговлю в лавкеи посочувствовала мне.присела рядом на колоду,вздохнула, словно бы простясь,и… не сказала мне ни слова,шепча молитвы и крестясьна купол голубого свода.в святом молчанье слов не нужно.сочувствие без лишних фразбывает столь необходимов тот месяц, день и судный час,когда сомненье точит душуи тем испытывает нас.я благодарен был за этои приходил к её избев её старушечее летов лучистый полдень и в заре;я приходил к ней не учиться,я приходил к ней не искать,не знать, не думать, не молиться;я приходил к ней – помолчать.

5

Она была дитя столицы,студентка голубых кровей,некоронованная жрицанаук, искусства, и Орфейласкал ей слух своей кифарой:богам угоден был полётвысокородной и державнойцаревны, вышедшей в народ.служенье людям – крестный путь —был выбран ей в угоду жизни.покинув общество и свет —тщеславной гордости обитель —и дав безбрачия обет,смирила плоть и дерзкий разум,в монаший узел завязавгордыню, страсть и боль утрат.

6

И вот, однажды, в час заката,в похмелье зноя и жары,язык мой понесло куда-то —он без костей, я с ней на «ты»;спросил про жизнь и про здоровье,спросил о праведных делахи, словно плаху к изголовью,задал вопрос: зачем же страх?зачем так много смертных казней?зачем жестокости кнуты?подобно дьявольским объятиям —что могут порождать они?и почему в святых скрижаляхубийство – первый смертный грех —стал главной мерой воздаяния?видать законы не для всех?она молчала в своей грусти,ответив тем на мой вопрос.я был смущён своим распутьем —наивным порожденьем грёз,и вдруг, молчанью вопреки,как нежный голос шепчет «спать»,услышал странный я совет:– Ты прекращай Завет читать.но не последовал советунемногословной старины.и ветхость книг я изучал,чтоб видеть суть и изнутрипознать все тайны и законыцерковной власти; мой удел —стать дланью вышнего прогресса!– я выбрал путь. я так хотел.

7

Шли годы прежней чередой,меняя лица, песни, флаги.обрёл я разума покой,но не нашёл покой во взглядена суть природы человека,его пороков и страстей,любовных тайн во власти рокаи страха смерти; всё сильнейхотел я править не народом,не загнивающей страной,а чистым полем без намёкана быт и суету плебеев —хотел я власти над душой.и я отрёкся от соблазнов.мирскую я презрел тщету.в посту и строгом воздержаниигордыню пестовал свою.взирал на мир греха и тьмыс высот провидцев и пророков.в неравном с разумом боюя в сердце породил жестокость:в душе своей судил другихза недостаток дел благих,судил воров, судил детей,распутных вдов и матерей,обжор и пьяниц, лень и праздность,простых, безхитростных людей;тем желчь в себе я собирал,и под покровом правдолюбцая стал безропотным рабомчестолюбивого безумства.поборник правды и законовстал выше храмов и толпы.своей гордынею ведомый,я власти захотел, увы.я падал долго; в своей лжисебе не смел я признаваться,писал объёмные талмуды,учил других, как надо жить,в свою безгрешность свято верил,жил праведно, не лицемерил,и вот, однажды, за труды —попал в объятья Сатаны.