Тепло камня

Хоть и не скоро, но они вполне могут управиться сами, а спешить, в общем-то, некуда — с травой, которая оказалась под грузом, на этот сезон можно проститься в любом случае.

После завтрака шуа разбрелись кто куда, но, как показалось Рэю, у каждого из них была определённая цель.

Небольшую группку оставшихся, в составе которой оказались Тун, Риш, ещё несколько молодых шуа и примкнувший к ним Рэй, Тиша отвела к белевшим в поле длинным рядам контейнеров из мягкого, но очень прочного пластика.

На каждой упаковке была надпись на Общем языке, а также символ, обозначавший вид груза. Шуа могли легко выучить Общий язык, но только разговорную его часть. Не имея собственной письменности, они, без сомнения, не могли (да и не пытались) освоить чужую.

Рэй предполагал, что им пригодится его помощь, чтобы разобраться с грузом, читая надписи. Но, к его удивлению, Тун начал показывать Тише и остальным, где что лежит, ориентируясь на символы, которыми был обозначен груз на каждой стороне упаковки.

— Откуда Тун знает, что они обозначают?

Риш, сосредоточенно рассматривавший очередной значок, оторвался от своего занятия и посмотрел на человека слегка затуманенным взглядом.

— Пунт показал. Вчера, прежде чем уйти, — Риш снова повернулся к тёмно-синему значку на белом фоне.

— И он так сразу всё запомнил?

Шуа поднял глаза и уточнил:

— Когда ты говоришь “сразу”, то имеешь в виду — очень быстро?

— Ну-у, да, — протянул Рэй, — примерно так.

— Тогда не сразу. Он посмотрел на них внимательно, как я сейчас — и запомнил.

— Понятно, — сказала Рэй, наблюдая, как остальные шуа переместились к другому ряду контейнеров и замерли на несколько секунд, разглядывая новое обозначение, — чего ж тут непонятного, — пробормотал он уже себе под нос.

Вот так просто взял и запомнил несколько десятков незнакомых символов… Их тут самое меньшее двадцать, а то и больше. Конечно, у шуа прекрасная память, но память вообще и способность запоминать абстрактные символы — это совсем не одно и то же.

Рэй всерьёз усомнился в том, что подобный способ передачи информации не знаком Народу. Может быть, сведения о том, что они не знают письменности, просто не точны? При первых контактах случаются и не такие недоразумения.

— Вы, наверное, тоже так делаете? — возможно, человеку это только показалось, но новый вопрос вызвал у шуа лёгкое замешательство.

— Что делаем? — спросил Риш после небольшой паузы.

— Пользуетесь символами, чтобы записывать и передавать друг другу нужные сведения, — ответил Рэй, почему-то на девяносто девять, а то и на все сто процентов уверенный, что Риш с самого начала прекрасно понял, о чём его спрашивают.

— Мы так не делаем, — глядя в сторону, ответил шуа.

Впервые за время общения не только с Ришем, но и с Пунтом, и другими шуа, Рэй почувствовал, что собеседник не хочет продолжать разговор. Да он уже и сам пожалел, что пристал с расспросами и, кажется, вынудил юношу солгать.

Прежде, если речь заходила о нежелательных для шуа предметах, они так прямо и говорили, но в этом случае отказаться отвечать было бы равносильно признанию.

В конце концов, они имеют полное право хранить в тайне то, что считают нужным. И всё же Рэй не мог отделаться от возникших вопросов. Прежде он был уверен, что все секреты и запретные темы как-то связаны с религией шуа — скрытность в этой области свойственна многим расам — и это не вызывало ни удивления, ни любопытства.

Хотя теперь, сопоставив всё, что ему уже известно о шуа, со своим (и чужим) опытом, Рэй пришёл к выводу, что для Народа — такого открытого, не склонного к предрассудкам, умного, если не мудрого — эта таинственность если не удивительна, то по меньшей мере любопытна.

Теперь уже никто не смог бы разубедить человека в наличии у шуа хоть какой-нибудь письменности. Может быть, она не имеет широкого распространения, может быть, находится в зачаточном состоянии, но Риш определённо сказал неправду, и похоже на то, что это случилось с ним впервые в жизни.

Рэй не был особенно высокого мнения о собственной проницательности, но вряд ли Риш мог ввести в заблуждение хоть кого-нибудь. Значит, ему строго запрещено говорить об этом. Но почему? Может быть, письменность носит у них сакральный характер? Однако эта версия не казалась Рэю убедительной.

Он припомнил другие странности, которые почерпнул из информационного терминала “Зелёной стрелы” по дороге сюда. Ему не без труда удалось разыскать отчёт Службы (ОСП) о контакте с Народом.

Довольно сухой и скупой на подробности документ производил странное впечатление.

Детали, вероятно, были вынесены в приложения, попавшие только на стол Высшего Совета. Но даже в этом кургузом и лишённом эмоций тексте чувствовалось удивление его составителя по поводу реакции шуа на контакт.

Вывод напрашивался сам собой: Народ знал о существовании множества миров и других разумных рас, а также предполагал (или знал), что пришельцы могут прийти и с добром, и со злом — это уж смотря какие попадутся. Это могло до некоторой степени объяснить скрытность шуа — чем меньше потенциальным врагам о них известно, тем лучше. Но откуда у них эти страхи?

Обычно молодые расы, если у них и возникают мысли о других населённых мирах, либо боятся всех пришельцев без разбора, либо наоборот — идеализируют их. Если бы шуа прежде вступали в контакт, то это многое могло бы объяснить, но их отрицание подкреплялось фактами.

По мнению ОСП, просто некому было с ними контактировать. По крайней мере, известные расы, вышедшие в космос и способные добраться до Шуали, были, так сказать, вне подозрений. Кроме навров, разумеется. Но встречу с ними шуа могли бы вообще не пережить, а если бы пережили, то совершенно точно не отнеслись бы с таким спокойствием к прибытию лириан.

Оставалось предположить, что они имели контакт с какой-то высокоразвитой (а иначе как до них добраться), но до сих пор неизвестной расой, которая предпочитает оставаться таковой (то есть неизвестной) и впредь.

Или же у всех странностей есть какое-то другое (и может быть даже очень простое) объяснение. Возможно, оно кроется в особенностях мышления и религиозного культа Народа. И всё. И никаких загадочных, никому неведомых пришельцев неизвестно откуда. Приходилось признать, что такое решение наиболее вероятно.

Рэй усмехнулся: сам загадал себе загадку — сам придумал разгадку. Неинтересную такую, а жаль… Ещё жаль Риша: ему, похоже, всё ещё не по себе. Рэй от души хотел как-то сгладить возникшую неловкость и отвлечь шуа, но как назло, ничего подходящего в голову не приходило.

Оглянувшись вокруг в поисках темы для отвлекающего разговора или вопроса, он неожиданно заметил группу тилапов. Все шуа, кроме Риша, уже смотрели в сторону невозмутимо пощипывающих траву существ.

Впрочем, даже Рэя, вчера впервые увидевшего живого тилапа, не могла обмануть их несколько наигранная безмятежность. Они старательно делали вид, что интересуются исключительно сочной травой и практически в упор не замечают стоящих неподалёку шуа, зато не упускали возможности как бы невзначай окинуть взглядом необъятные контейнерные залежи.

Видимо, картина их не радовала, и, возможно, поэтому тилапы не спешили приближаться. Похоже, что они собирались уходить: постепенно разворачиваясь в сторону, два или три из дюжины животных начали медленно удаляться.

Только один из группы не щипал траву и пока не хотел уходить. Кажется, он смотрел прямо на Риша, который был обращён к нему боком и слишком погружён в свои мысли, чтобы замечать, что происходит вокруг. Рэй прищурился, и ему показалось, что он видит белое пятно на носу тилапа, отставшего от своих собратьев.

— Посмотри-ка, — человек ткнул оцепеневшего шуа в бок, — провалиться мне на этом месте, если это не Туся и если не тебя он ждёт!

Риш встрепенулся, всмотрелся в ушастых и, повернувшись к Рэю, выпалил:

— Это он!

Рэй с облегчением увидел, что глаза юноши искрятся радостью. Риш, не раздумывая, бросился к тилапу, на ходу доставая сафата — лакомство нечастое в рационе Народа — и увлекая за собой Рэя.