Республика воров

– Зачем ты здесь? – спросил гарриста.

– Быть вором среди воров, – ответил Локк.

– Тогда запомни наше приветствие, – сказал гарриста, выставив вперед левую руку с чуть раздвинутыми пальцами.

Локк повторил его жест, приложив свою левую ладонь к руке гарристы.

– Обнаженная левая ладонь прижата к обнаженной левой ладони в знак того, что ты встречаешь своих братьев и сестер без оружия, что не гнушаешься их прикосновения и что не ставишь себя превыше их самих. Ступай и жди.

Локк отвесил церемонный поклон и отошел в тень колонны. Огромный зал с легкостью вмещал несколько сот человек, но сейчас в нем находилась лишь небольшая группа людей. Судя по всему, Локк стал одним из первых, принявших тайную клятву, и сейчас его распирало от восторга. Церемония шла своим чередом: в зал по одному вносили мальчишек и девчонок с мешками на головах, и ритуал раз за разом повторялся. К Локку один за другим присоединились Жан, Кало и Галдо, серьезные и на удивление молчаливые, словно бы даже напуганные важностью происходящего. В общем, Локк и сам это осознавал.

Вот мешок сорвали с головы Сабеты; по ее плечам рассыпались крашеные русые кудри, нож коснулся ее горла, и Локк невольно закусил губу. Сабета произнесла традиционные формулы тайной клятвы мелодичным, чуть хрипловатым голосом, а потом невозмутимо направилась к Благородным Канальям, искоса поглядев на Локка. Он затаил дыхание, надеясь, что она займет место рядом с ним, но тут Кало и Галдо расступились, и она встала между ними. Локк снова закусил губу.

В зал то и дело вносили все новых и новых подростков, нож раз за разом мерно подносили к шеям. Среди новичков обнаружилось много давних знакомцев Благородных Каналий.

Был там и Тессо Воланти с гривой черных намасленных кудрей, вожак шайки Полукрон, – он проникся глубоким уважением к Локку и Благородным Канальям после того, как Жан задал Полукронам хорошую взбучку; а вот Брюхан Сауль и Пузан Сауль из шайки Мясников Лжесвета; вот Сученыш Доминальдо; вот Амелия Скорохватка, которая ухитрилась наворовать столько, что смогла оплатить свое обучение у Гильдейских лилий; вот мальчишки и девчонки, которых Локк помнил еще по Сумеречному холму. Последней в череде посвященных оказалась Наска Белонна Дженевеза Ангелиза Барсави, единственная дочь и самый младший отпрыск единоличного правителя преступного мира Каморра.

Принеся тайную клятву, Наска вытащила из кожаного кошеля очки и нацепила их на нос. Разумеется, никому и в голову не пришло над этим смеяться, но Локк подозревал, что шутникам не поздоровилось бы, даже если бы она и не была дочерью капы.

Ее старшие братья, Пакеро и Аньяис, стояли поодаль, среди взрослых воров, а сама Наска, как положено, направилась к новичкам и, улыбнувшись Локку, легонько спихнула его с места у колонны.

– Привет, Ламора, – прошептала она. – Рядом с хлипким недомерком я выгляжу настоящей красавицей.

Про себя Локк подумал, что она и так настоящая красавица, – в последнее время и Наска, и Сабета неожиданно повзрослели, обретя воистину женское очарование. По какой-то непонятной причине Наска отдавала Благородным Канальям явное предпочтение; Локк подозревал, что это как-то связано с «небольшими услугами», которые отец Цеппи некогда оказал Барсави. Наске наверняка было что-то известно, хотя она об этом и не упоминала.

– О, и тебя к нам на галерку отправили?! – Сабета подтолкнула Жана и протиснулась поближе к Наске, оказавшись за спиной Локка.

У Локка захолонуло сердце.

– Сегодня все равны, – ответила Наска. – Воры среди воров.

– Женщины среди сопляков, – выразительно вздохнула Сабета.

– Жемчужины среди свиней, – добавила Наска, и обе захихикали.

Локк мучительно покраснел.

Стояла ранняя зима семьдесят седьмого года Азы Гийи. Ночь Сиротской луны случалась в маринеле, месяце пустынного неба, когда по древнему теринскому обычаю Локк, как и все сироты, не знавшие дня своего рождения, становились на год старше.

В эту ночь, раз в году, в древних темных подземельях славного города Каморра юных воришек посвящали в тайные обряды Многохитрого Стража, Отца уловок и плутней, Безымянного Тринадцатого бога.

Этой ночью Локку Ламоре, по предположению отца Цеппи, исполнилось тринадцать лет.

Прежде всего надо было раздобыть подходящее жертвенное приношение. С этого и начался день.

– Давай уроним торт вон на того типа, – предложил Жан.

В полдень они с Локком укрылись в переулке, за углом одного из особняков на улице Пяти святых в Фонтанном квартале, где обитали люди респектабельные и зажиточные.

– Ага, он вроде подходящий, – кивнул Локк, беря в руки хлипкий фанерный ящик в два с половиной фута шириной, аккуратно упакованный в роскошную веленевую бумагу. – Ты откуда зайдешь?

– Справа.

– Ну тогда пошли знакомиться.

Они устремились в разные стороны: Жан – на восток, вдоль улицы, а Локк побежал к западному концу переулка, откуда ему предстояло проделать путь на север по Лавровой улице, параллельно улице Пяти святых, и, заложив крюк, перехватить жертву.

Благополучие обитателей Фонтанного квартала подтверждалось и огромным числом слуг на улицах, и видом желтокурточников, неторопливо обходивших дозором ухоженные парки и широкие проспекты. Назначение в подобный квартал требовало немалых связей и считалось огромной удачей, поэтому стражники прилагали неимоверные усилия, дабы выглядеть достойно и внушать должное уважение окружающим; они щеголяли новехонькими, с иголочки, мундирами и до блеска начищенными сапогами, а все их снаряжение сверкало и лоснилось от смазки.

Каморр славится мягким, приятным климатом, и каморрские зимы не исключение, – разумеется, если небо не притворяется дряхлым старцем, утратившим контроль над мочевым пузырем. Теплые лучи солнца и ласковый ветерок позволяли ненадолго забыть о том, что горожане время от времени истекают потом от невыносимого зноя или задыхаются от всепроникающей вони каналов.

Пробежав два квартала на север по Лавровой улице, Локк свернул направо, на бульвар Изумрудных ступеней. Сегодня он оделся в ливрею слуги знатного семейства, а увесистый сверток в руках позволял двигаться с непочтительной быстротой.

Добежав до перекрестка, Локк поглядел направо, на улицу Пяти святых, и ярдах в пятидесяти отыскал взглядом намеченную жертву. Теперь можно было не торопиться и замедлить шаг. Локк моментально превратился в юного посыльного, весьма озабоченного сохранностью ценного груза. Расстояние неумолимо сокращалось: сорок ярдов… тридцать…

В некотором отдалении за спиной жертвы виднелась фигура Жана.

В двадцати ярдах от жертвы Локк слегка отступил в сторону, всем своим видом показывая, что любой ценой желает избежать столкновения с идущим ему навстречу господином. Локку оставалось десять ярдов до жертвы, с которой Жан почти поравнялся.

В пяти ярдах от Локка Жан словно бы невзначай налетел на прохожего со спины. Ничего не подозревающий дородный господин средних лет, сбитый с ног в строго заданном направлении и со строго заданной силой, врезался точнехонько в аккуратно обернутый фанерный ящик, хлипкость которого была обеспечена заранее. Бумага немедленно прорвалась, хрупкие стенки с треском обрушились, и пятнадцать фунтов пряничного бисквита в сахарной глазури, глухо чавкнув, шмякнулись на мостовую, как отбивная на прилавок мясника. Сладкие ошметки обляпали Локка; он отлетел на несколько шагов, с изящной непосредственностью шлепнулся задом о булыжники и застонал:

– О боги! Я погиб!

– Да я… Я… Ты сам… Не… Тьфу ты! – Толстяк с неожиданным проворством отскочил от кусков торта и придирчиво оглядел свой наряд; кожаная нашивка, предохраняющая правый рукав от чернил, красноречиво свидетельствовала о том, что ее обладатель бóльшую часть времени проводит за конторским столом. – Меня толкнули! Сзади!

– Ох, сударь, каюсь, виноват, – сказал Жан, щегольским нарядом и комплекцией весьма походивший на своего собеседника, несмотря на трехкратную разницу в возрасте. – Прошу простить великодушно, я по чистой случайности вас задел. Примите мои искренние извинения, сударь! Увы, боюсь, мы с вами безвозвратно погубили торт, который нес посыльный.