Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 34



– Кто спорит, придумали бы, наверное. А тут даже думать не пришлось. А если учесть, что кто-то за них думает и командует…

– Что вы имеете в виду?

– Пока только подозрения. Верней, ощущение. Что сами по себе пацаны так быстро и антиобщественно не организовались бы. Кто-то за ними стоит.

Председатель вздохнула и спросила с явным недоверием:

– ЦРУ или вредители?

– Вот эти-то вряд ли, – со смешком ответил милиционер. – Хотя ничему по нынешним временам… То есть выясняем.

– Хорошо, выясняйте, – утомленно подытожила Мария Владимировна.

И Лариса почему-то подумала, что надо бы сегодня же серьезно поговорить с Артуриком, чтобы был осторожен, не водился с кем попало и не шлялся по незнакомым комплексам.

Поговорить не удалось. Лариса доплелась до дома к самой программе «Время». Артурик делал уроки в своей комнате, зато Вадик уже вернулся, очень, по его меркам, рано и в очень приподнятом настроении – по любым меркам. Причем не из-за футбола: вчерашний-то матч с ГДР он почти пропустил без особых сетований, а сегодня играла олимпийская сборная, которую Вадик недолюбливал и обзывал «пучком подснежников».

Едва позволив Ларисе разуться, он потащил ее к двери в ванную и велел:

– Открывай.

Лариса открыла, ахнула и бросилась мужу на шею. Вадик жмурился, уворачивался от поцелуев и упорно пытался объяснить, что это «Вятка-12», полный автомат, то есть сама все делает, качество супер, экспортный вариант, в УРСе за нее драка была, но героический Вафин всех расшвырял и успел первым, потому что вот как я тебя люблю.

– Артурик, смотри, что у нас есть! – крикнула Лариса, не сообразив, что сын-то на машину, скорее всего, успел налюбоваться, а может, и затаскивать в квартиру ее помогал.

Артурик явился, сделал восхищенное лицо и сказал:

– Прикольно.

Вадик снова, возможно даже не во второй раз, пустился в объяснения насчет экспортного варианта и полного автомата, а Лариса шагнула к огромной белоснежной машине, только пластмассовые накладки желтоватые, нет, как слоновая кость, – и ласково провела ладонью по эмали, по круглому стеклянному люку. Эмаль была прохладной и будто прихватывала пальцы, люк глубоко вдавленным и очень гладким.

– Как иллюминатор у космического корабля, да, Артурик?

Артурик кивнул и затоптался на месте, но не ушел. Вежливый мальчик, молодец.

Лариса скользнула пальцами по круглой рукоятке, потом по панели с мелкими черными буквами. Буквы были нерусскими и с ударениями, как в книжке-малышке.

– Вадик, – сказала Лариса, – а как ее включать?

– Погодь, сперва надо к трубам подключить, это же не «Чайка» какая-то, это автомат. А включать – ну там все автоматически. Двенадцать программ, прямо как написано.

– Здесь не по-русски написано, – сказала Лариса.

– Так экспортный же вариант, говорю, – начал Вадик, сбился, неуверенно добавил: – Ну, ты же немецкий…



Замолчал, нагнулся к люку, чуть повозившись, распахнул его и сунулся вглубь.

– Это не немецкий, – сказала Лариса зачем-то, а Артурик из-за спины еще и усугубил:

– И не английский, кстати.

Вадик выдернул из глубины машины книжечку и удовлетворенно сказал, вставая:

– Вот инструкция, тут все…

И снова замолчал.

– Прикольно, – сказал Артурик.

Инструкция была на том же языке. Вся.

Вадик пробормотал что-то и ушагал к телефону.

Артур ухмыльнулся и вернулся к урокам.

Лариса вздохнула и принялась ждать.

Язык оказался венгерским, самым сложным для изучения после китайского, как авторитетно сообщил Артурик, привыкший фонтанировать странными знаниями, годящимися только для того, чтобы злить отца.

На сей раз у отца нашелся более серьезный повод, чтобы разозлиться. В приложенном к машине комплекте не оказалось патрубка, необходимого для присоединения к трубе с холодной водой. Синьку с русским вариантом инструкции замдиректора УРСа клятвенно обещал приготовить к понедельнику, а вот патрубок найти не раньше чем через полторы недели.

– Да ладно, потерпим, – сказала Лариса. – Спасибо, Вадик.

Она поцеловала мужа в виноватые губы, поцеловала еще раз и пошла замачивать рубашки.

2. Счастливый пельмень

Лариса не очень любила готовить, зато пельменные дни любила. Они были праздничными и совсем-совсем семейными.

В воскресенье Артурик просыпался к «Будильнику», который почему-то смотрел до сих пор, и даже Вадик над этим не насмехался. К тому времени Вадик уже нарезал мясо и свинину, Лариса чистила лук, вымешивала тесто, пока шел «Будильник», раскатывала его. На кухню с недовольным видом прибредал Артурик, собирал мясорубку и принимался крутить фарш. Лариса рюмкой вырезала кружки в тесте, Вадик начинал лепить пельмени, после каждого десятка заменяя Артурика у мясорубки, – а тот, соответственно, принимал отцову вахту лепильщика. Лепил он не так быстро, как отец, но и не так разлаписто. Раньше эти переменки растягивались почти на час, теперь Артурик заматерел и вертел рукоятку побыстрее Вадика, так что чавканье и хруст от случайных хрящей заглушали шум из форточки, бормотание радиоприемника и проникновенные мелодии вперемешку со строевыми песнями, долетавшими из зала, – сын вечно забывал выключить телевизор, по которому маршировала передача «Служу Советскому Союзу!».

Случались коротенькие перерывы из-за того, что жилы и сало забирали винт и нож мясорубки в глухой белесый кокон, – чем дальше, тем чаще случались: и нож тупел, хоть Вадик пытался его подтачивать, и мясо становилось все слоенее, а свинина все сальнее. Приходилось разбирать мясорубку, сдирать кокон и выковыривать серую слизь, копившуюся на стыках. Но в любом случае к началу программы «Здоровье» горка фарша в тазу прекращала расти и принималась стремительно сокращаться. Работа шла в три пары рук – правда, Лариса время от времени сбегала за порог кухни, чтобы послушать, как Белянчикова рассказывает про детский сколиоз или гастрит. Мужики «Здоровье» презирали и лепили пельмени, как комбайны из мультика: только успевай пересыпанные мукой подносы подставлять. На плите уже закипал бульон, первый поднос, едва наполнившись, опрастывался в кастрюлю. Вдогонку Вадик непременно бросал «счастливый» пельмень.

Раньше он делался как обычный, только в чайную ложку фарша Вадик дополнительно всовывал пол-ложки черного молотого перца – и больше всех радовался, когда «счастливый» попадался ему: мычал, распахнув рот, хохотал сквозь слезы и закидывал в пасть половники сметаны. Потом «счастливого» выловил Артурик – и минут пять ревел, распахнув рот с белым мякишем в черных крапинках. Эта картинка – горько рыдающий, смертельно обиженный сын с текущими глазами и носом, а ртом в черно-белую крапинку, как югославский пиджак, – до сих пор стояла у Ларисы перед глазами. И мучила до сих пор. Вафины перестали класть в «счастливый» пельмень перец – делали его цельномучным, с остатками теста вместо фарша. Перец или тесто еще ладно, Белоусы в «счастливый» пельмень вообще копейку кладут. Жаннка чуть зуб не сломала – и ничего, все равно денежку в фарш суют.

Честно говоря, «счастливца» всегда можно легко отличить. Тестяной пельмешек легче и совсем белый, перцовый, наоборот, темнее обычных, а копеечный тяжелее, поэтому лежит на дне кастрюли – и, соответственно, вынимается последним. У Вафиных «счастливый» упорно доставался Вадику – потому что ему это нравилось и «потому что я такой счастливый, а вы завидуйте».

Но к моменту раскладывания еды по тарелкам все всегда были такими голодными, что не вглядывались в ложки вообще. К тому же начиналась «Утренняя почта». Ведь стол выносился с кухни в зал, к дивану и напротив телевизора, Артурик расставлял тарелки, традиционно бормоча: «Ах как вкусно пахнет, наверно, Гитлера жарят», Лариса разливала по плошкам сметану, уксус и хреновину, Вадик торжественно выплывал с клокочущей под полотенцами кастрюлей – никак он не мог, конечно, нормально прихватку взять – и шумно, с брызгами, раскидывал пельмени по тарелкам. Над столом взметывалось облако лаврового пара, запаха уксуса и мясного аромата, оно стремительно расширялось, заставляя каждого замычать, схватить ложку и бездумно сунуть первый блестящий пельмень, вздутый и мгновенно высыхающий от внутреннего жара, в залитый слюной рот, раскусить его, охнув от раскаленного удара в нёбо, и все равно немедля разжевать, обжигаясь, давясь, отдыхиваясь, чтобы счастливо замычать и вслепую зашарить по столу в поисках уксуса или чего там ближе, потому что из телевизора уже льются позывные «Утренней почты».