Офицер особого назначения

По-быстрому умывшись, ухватив приготовленный с вечера чемодан, Сергей выбежал из землянки. Сухой морозный воздух перехватил дыхание. На востоке алел рассвет.

— Ефрейтор Бодров, — представился высокий шофер в ватнике, ватных брюках и валенках.

— Па?!

— Господи, сынок!

— Па!

— Вот уж чего не думал, так не думал. — Николай Дмитриевич широко раскинул руки в стороны.

Отец и сын обнялись, расцеловались. Сергей схватил отца в охапку, приподнял и закружился с ним. Вокруг стали собираться отъезжавшие офицеры, подошли солдаты, оказавшиеся поблизости. Нечасто такое случается на фронте!

— Вот мать-то будет рада! — Отец прослезился. — Я обещал ей увидеть тебя, да разве в этой кутерьме отыщешь.

Десятки километров до Воропоново они сидели вместе, говорили и не могли наговориться, смотрели друг на друга, с трудом поверив, что могли встретиться.

Отец рассказывал, рота автоматчиков Шведова сейчас в резерве штаба войск НКВД по охране тыла, а он шофером на его автомашине.

— Нам бы в МТС пяток таких «студебекеров», мы всем колхозам вывезли бы урожайное зерно на элеватор. А то ведь до сих пор везут на быках.

Николай Дмитриевич прислушался к ровному шуму работающего двигателя.

— Слышишь, как урчит? Музыка!

Продолжая прерванную мысль, сказал:

— Анатолий относится ко мне хорошо, по-сыновьему. Служить можно.

Попрощались у вагона. Отец опять прослезился. Вытер глаза тыльной стороной ладони, прокашлялся. Дрогнул и у Сергея голос, когда сказал:

— Прощай, папа. Когда еще свидимся? — Потом уже повеселевшим голосом: — А ведь увидимся! Шведов со своей ротой вскоре прибудет туда, куда направляюсь я.

— Дай-то бог!

Стоя в раздумьях у окна вагона, Сергей до мельчайших подробностей вспоминал разговор с отцом. Николай Дмитриевич рассказывал о Зине. О том, как они добирались по разбитой, сплошь покрытой колдобинами дороге из Красноармейска до Средней Ахтубы. Нет, она не сказала, кто отец будущего ребенка. Была рада, что именно отец Сергея сопровождал ее. Как-то загадочно при этом улыбалась. «Надеется еще увидеться», — сказал отец.

Сергей представил, с какими трудностями добиралась Зина на попутках до Камышина и далее до Михайловки. Нотки сочувствия и сострадания вспыхнули в сердце. Вспомнились ему и слова отца. Заметив, что сын явно расстроен отношениями с Зиной, он сказал:

— Не горюй об ней. Возможно, я не о том мыслю, но все они такие. Жены, так те еще блюдутся. А другие… — он махнул пренебрежительно рукой.

До конца поездки отец о Зине уже не говорил. Сергею хотелось еще услышать о том, как она выглядит, во что была одета. Но он так и не осмелился еще раз начать разговор.

За окном разбитой техники уже не было. Смотреть не на что. В коридоре вагона накурено, хоть топор вешай. На нижней полке сидеть не хотелось, по полу тянуло холодом, потолочный вентиляционный люк покрылся инеем. Старенький плацкартный вагон давно отслужил положенный срок. Но теперь «ветеран» вновь в строю, в составе воинского эшелона, где кроме него еще восемь таких вагонов да столько же обычных двухосных теплушек, в которых веселые «буржуйки» создавали тепло и уют. В пассажирском вагоне печка работает, дневальный шурует курной уголь, но он горит плохо, тепла от него мало, а вони и дыма хоть отбавляй.

Группа офицеров капитана Бодрова прикомандирована к чужому штабу, а это значит, можно не рассчитывать на скорое получение обещанных старшиной-каптенармусом одеял и горячей пищи. Такой неписаный закон армейской солидарности. Прикомандированные получат положенное и в полном объеме, но в последнюю очередь. Это тебе не гости долгожданные, а необходимость нежеланная.

Сергей положил под голову шапку-ушанку, не раздеваясь прилег на свою полку лицом к стене, забылся в тяжелом сне. Добрым для него выдался прошедший день, а во сне увидел узкоплечего старшину, который вместо одеяла сунул ему в лицо вещевой мешок, громко захохотал и больно толкнул в раненое плечо. Сергей силился двинуть усмехающегося старшину по зубам, но никак не мог справиться с навалившейся на тело тяжестью. А узколобый опять толкнул его и захохотал громко, по-лошадиному. Проснулся он от удара плечом о стенку вагона. «Ветеран» пару раз дернулся и остановился. Попутчики хохотали. Только старший лейтенант на противоположной средней полке, явно рассказчик, сидел с серьезным видом, не разделяя общего веселья.

Сергей вышел. Неприятный сон растеребил душу.

— Нелюдимый у нас командир, — прокомментировал лейтенант с верхней полки вслед выходящему Бодрову.

— Переживает. С отцом ведь встретился неожиданно, — подхватил разговор старший лейтенант с нижней полки. Немолодой, с проседью на висках, он казался старше других.

— Евтеев, — представился он, — а то сколько времени едем вместе, а друг друга не знаем.

— Лейтенант Попов, — послышался со второй полки голос русоволосого крепыша.

— А я Блошкин Иван, — представился старший лейтенант со средней полки. Его улыбчивое лицо выражало готовность к шутке, веселому разговору.

— А вы можете разговаривать не улыбаясь? — съязвили с третьей полки.

Не отвечая на реплику, Иван продолжил прерванную мысль:

— Кто-нибудь читал Лескова, как знаменитый косой Левша аглицкую блоху подковал? Так вот, это был мой прапрапрапрадед. С тех пор стали нас называть «блошкиными детьми», а затем фамилию дали — Блошкины. Не верите? Смотрите. У меня на щеке есть родимое пятно, точь-в-точь как у того Левши.

Темно-оранжевая неширокая полоска родимого пятна от мочки уха до подбородка действительно украшала лицо старшего лейтенанта.

— А что, родимое пятно действительно имеется и почти на том же месте, — поглядев на «знаменитого родственника», сказал Евтеев, — жаль, нельзя сверить с подлинником. Придется поверить на слово.

— Грамотного человека сразу видно, — согласился Блошкин.

— Ну а ты, потомок искусных ковалей, — продолжил Евтеев, — лошадь, например, подковать сможешь?

— Нет. В наследство от прапрапрапрадедов мне досталось мастерство ружейного дела. Подчиненным постоянно твержу: винтовки чистить кирпичом никак нельзя, стрелять не будут. То же самое говорил мой далекий дедушка.

— Тут явное сходство с Левшой. А у меня не было знаменитых родственников, — вздохнул Евтеев.

— Сочувствую.

— Но позвольте, — вмешался в диалог попутчик с третьей полки. — Лейтенант Вихров, — представился он, — а зовут Константином. Левша был холостяком. Какой же он вам прапрапра…

— Ты, Вихров, того не знаешь, у косого Левши был родной брат, тоже работал левой рукой, имел родимое пятно возле уха. И доподлинно не известно, кто конкретно делал для подковки гвозди, а кто ковал — мой далекий прадедушка или его брат.

— Одним словом, Блошкин из семейства Блошкиных, — подытожил разговор Евтеев. — С вами все ясно. Теперь вам слово, товарищ Вихров. Кстати, почему такой непричесанный? Офицер все-таки.

Приглаживая светлый непокорный ежик волос, Константин ответил:

— У нас, Вихровых, волосы всегда стоят торчком, как их ни причесывай. Потому и фамилия такая «вихрастая».

— А солидолом смазывать не пробовал? — заметил Блошкин.

— Из-под смолы — и то пробиваются.

— Капитану нашему такая прическа не понравится. Он видишь, какой опрятный, подтянутый. Не то, что другие, — заметил Попов.

— Придется причесаться «под нулевку».

— Слышал я, будто наш капитан одним ударом может убить человека, — продолжил разговор Попов. Среднего роста, хорошо сложенный, с тугой шеей и крепкими кулаками, смотрел он со средней полки на попутчиков серыми добродушными глазами.

— На громилу не похож, — ответил Вихров.

— Я тоже слышал, боксер он хороший. С ринга от него все убегают до начала матча, — показал свою осведомленность Блошкин. — Стоит ему посмотреть в глаза сопернику, у того руки сразу опускаются.

— Матчи бывают в футболе, а в боксе — бои, — поправил говорившего Вихров. — Одним словом, лучше ему не перечить от греха подальше.