Громовые степи

О пропуске через сектор огня двух целей снайпер не стал докладывать командиру взвода. Объясняться тогда пришлось бы долго.

Второй день стажировки не принес какого-либо результата. Когда Николай Дмитриевич опять на рассвете вернулся к поваленному дереву, оказалось, вся седловина от одной высоты до другой перерыта траншеей, а высокий бруствер не дает возможности визуального наблюдения обороны противника. На этой надежной и удобной позиции делать стало нечего, но и уйти было невозможно. Стоило подняться или поползти, пулеметная очередь или пуля снайпера была бы ему обеспечена.

Снайпер не спеша просмотрел через оптический прицел видимую часть переднего края обороны противника, но ничего ее обнаружил.

Стало пригревать солнцем спину, запахло влажным снегом. Жизнерадостными стайками перескакивая с ветки на ветку поваленного дерева, к своим повседневным делам приступили вездесущие воробьи, совершенно не обращая внимания на неподвижно лежащего человека.

Николай Дмитриевич стал вспоминать — сколько раз стрелял из охотничьего ружья по воробьям так, от нечего делать. Сейчас ему стало их жаль. Пришел на память случай, как такой же ранней весной в своем дворе подстрелил галку. Говорили знающие люди, ее мясо не уступает по вкусовым качествам куриному. Жена сварила щи, а они оказались с горьковатым привкусом.

На переднем крае у немцев по-прежнему без перемен.

Погода хорошая, лежи себе и лежи, отдыхай — редкие минуты на фронте. Мысли вот только невеселые. Как жена? Скоро сажать огород, сено готовить для коровы на зиму, Лида помощник слабый, от сыновей что-то нет долго писем. Вспомнилась Финляндия, множество каменных высот, поросших мхом, соснами да елями, канав, прорытых параллельными рядами, для стока воды.

С Финляндией у Николая Дмитриевича была связана одна неприятная история. Совершал он поездку на своей автомашине ГАЗ-АА в соседнюю воинскую часть с помпотехом батальона, старшим лейтенантом. Мороз под сорок градусов, дышать на открытом воздухе затруднительно. Получили фураж для лошадей, но старший лейтенант задерживался, решая еще какие-то вопросы в штабе полка. От машины не отойдешь, бензина в обрез, да и помпотех может вернуться в любую минуту. Так и сидел шофер под тихими соснами в холодной кабине в одной шинели и незаметно перестал воспринимать окружающий мир. Невдалеке остановилась маршевая рота на отдых, бойцы развели большой костер, одному из них захотелось посмотреть на одиноко стоявшую автомашину. В кабине он и обнаружил замерзшего шофера. Его принесли к костру в скрюченном, застывшем состоянии, так, на всякий случай — вдруг оживет. Положили поближе к костру. Отогрелся, зашевелился боец к большой радости спасателей. Вернулось сознание. Сам потом удивлялся: тогда и позже, до самого конца войны, даже не заболел. Зато после демобилизации, дома, чирьи из него вылазили десятками: ни сесть, ни лечь, в больнице с ними побывал, врачи вылечили лишь многократным переливанием крови. Никому не говорил, что замерзать совсем не страшно и не больно: незаметно, в приятной дремоте покидает сознание.

И вновь думы всякие: хватит ли картошки у семьи до нового урожая? Подсчитывал в уме: сколько ее еще осталось в погребе. Трактористы скоро уедут, много ли муки в запасе? Жене надо где-то работать, а что посоветовать? Необходимо на лето дочку к дедам отправить, им будет повеселее и жене полегче. Пишет жена, что сестра двоюродная, Аня, просится пожить в семье, она только что закончила медицинский техникум, девушка неплохая. Пусть живет. Дочка растет быстро, взрослой становится, нужно одеть, обуть. Хорошо, что Сережа свой командирский денежный аттестат прислал матери, помощь большая…

Так и пролежал Николай Дмитриевич весь божий день на снегу в воспоминаниях и мыслях о том, что камнем лежит на душе.

В последующие три дня вместе с командиром взвода и в одиночку исползал весь передний край, но не нашел нужной огневой позиции.

Вечером в землянке после ужина разговаривают красноармейцы между собой обо всем: о хорошем и плохом, войне, мирном времени. Командир первого отделения, чернявый, с цыганским лицом, живой и веселый младший сержант посочувствовал снайперу. Предложил безопасный, по его словам, эксперимент по выманиванию фашистов и сам предложил его осуществить. Он считал: если в сторону противника отрыть ночью отсечную позицию длиной метров двадцать под углом к переднему краю обороны, с промежутком метров в шесть-восемь еще одну такую же небольшой протяженности, а потом неожиданно для немцев перескакивать из первой во вторую по открытому участку, противник обязательно будет пытаться вести прицельный огонь, хотя и бесполезный — времени не будет на результативный выстрел. Немец непременно высунется в это время из своего окопа, тут уж снайпер не должен дремать.

Идею одобрил командир взвода. Ночью на правом фланге обороны проимитировали активные действия, отвлекли внимание противника, а в это время были подготовлены, как замышлялось, две траншеи. Снайперу бойцы понатаскали кучу камней, сухой травы для огневой позиции, желали успеха, хотя и окрестили эти действия «игрушкой». Нашлись и добровольцы поиграть со смертью.

В первый же день снайпер сумел произвести два прицельных выстрела. На другой день удалось выманить под огонь снайпера еще одного охотника пострелять по движущимся целям.

С результатом «уничтожено семь оккупантов», как записал командир взвода в «Личный счет истребления фашистов», Николай Дмитриевич закончил декадную командировку.

В части ему было присвоено звание ефрейтора как выполнившему условие, в соответствии с которым оно дается снайперу, уничтожившему не менее двух фашистов.

Лида вновь пыталась проявить зачеркнутые цензурой строки в письме отца. Он сообщал, что не мог посылать письма более двух недель, но теперь все позади.

Николай Дмитриевич писал о том, что его переводят для прохождения службы на охрану железнодорожных мостов через реку Маныч в Ростовской области.

Прибытие балашовской группы бойцов в гарнизон на Маныче совпало со значительной заменой в войсках рядового и младшего командного состава. Войска по охране железнодорожных сооружений передали семнадцать с половиной тысяч человек на формирование стрелковых соединений внутренних войск НКВД, взамен получили пополнение новобранцев старших возрастов, ограниченно пригодных для службы, в большинстве слабо владеющих русским языком.

Николая Дмитриевича назначили командиром отделения. Из десяти подчиненных с Северного Кавказа и из Закавказья русский язык знал лишь грузин Беберидзе, три года до этого отслуживший в Красной Армии. Он стал помощником и переводчиком у командира отделения.

Первую неделю боевой подготовки Николай Дмитриевич изучал с новобранцами устройство винтовки, занимался строевой.

Командиру отделения людьми командовать еще не приходилось. Теперь его раздражали тупое выражение лиц отдельных подчиненных, их непонимающие глаза, постоянное отсутствие желания что-либо делать. Стоит отвернуться, тут же сбиваются в кучу на солнечной стороне землянки и молча сидят на корточках нос к носу. Беберидзе частенько предлагал подавать команды разгильдяям, как он их называл, пинком. Втихомолку он так и поступал, строго придерживаясь правил армейской жизни: «Не можешь — научим, не хочешь — заставим».

XVIII

Произошли заметные изменения в службе Вадима. В составе роты он возвратился в Тамбов из Красноярского края, куда осенью прошлого года она отконвоировала эшелон с заключенными. Тогда, сразу после разгрузки на месте создания новой колонии, стало ясно: для ее охраны сил и средств на месте нет. Выделенное для этого подразделение прибыло позже, почти через три месяца.

Еще через несколько недель в полном безветрии пошел снег белой лавиной. Он падал двое суток без перерыва. Вся округа оказалась покрытой ровнехонькой скатертью первозданной белизны. Не стало видно ни бугорка, ни кустика, исчезла железная дорога вместе с насыпью. Ее потом отыскивали для расчистки заостренными палками. Всякое передвижение стало возможным лишь по отрытым в снегу траншеям глубиной в человеческий рост. Вокруг колонии — сплошная следовая полоса. Проехал наряд на лыжах по периметру поселения, и все ясно — побегов не было. И еще стало ясно как охране, так и заключенным: уйти отсюда действительно никому не удастся.