Позывные Зурбагана

Вокруг длинной металлической эстакады, как в муравейнике, суетилась масса людей — устанавливали эстакаду на бетонный фундамент.

Темные свинцовые волны с серебристым отливом злобно бились о железо и камень.

И все же меня больше всего поразило многоцветье красок. Оранжевые краны, ярко-синие пакгаузы, светло-зеленые стойки и голубые пневмотранспортеры на них; солнечная желтизна распиленного дерева и щепы, пирамиды золотистых бочек.

Маргариту я нашел у блока подсобных помещений. Она сидела на корточках в теплом пуховом комбинезоне, в одной руке щиток с темными стеклами, в другой электрод. Искры сыпались буйными каскадами, в шов струился металл. Это был какой-то специальный держатель для приварки высоких и толстых ребер жесткости к балкам.

— Дай попробую, — взмолился я, подумав, что такая штука непременно понадобится на Марсе. Маргарита выключила аппарат, растолковала с улыбкой, что к чему, и передала мне шланг.

Да, работенка у нее не легкая! Все же Маргарита нашла, что для начинающего я сделал совсем не плохой шов.

— У тебя, Андрейка, золотые руки, — одобрительно сказала она, выключая ток. — Присядем вот здесь, передохнем.

Мы сели на какую-то балку на площадке лесов.

— Нравится новая работа? — поинтересовался я.

— Мне нравится! И больше всего то, что этот порт рассчитан на следующее тысячелетие — непосредственно для будущего.

Зурбаган — город будущего. Здесь все воздвигается, сохраняется для двадцать первого века. И потому радостно работать. А как бережно стараются сохранить, не повредив, эти лиственницы и кедры. Я ведь, Андрюша, по профессии бульдозерист. Еще в Москве, собираясь на Север, закончила курсы бульдозеристов. Но когда приехала сюда, мне отчего-то не доверили бульдозер. Послали работать в столовую. Я отказалась наотрез и уже в Сен-Маре прошла курсы сварщиков-монтажников по монтажу стальных и железобетонных конструкций. В классе я была одна женщина. Окончила курсы на «отлично»., и меня распределили на строительство моста. А теперь вот снова в Сен-Маре… Зурбагане. Женя звонил?

— Еще нет… позвонит.

Мы немного поболтали, и я стал спускаться по лесам вниз.

Заметно посветлело. Я оглянулся. Маргарита помахала рукой, поправила на голове вязаную шапочку и нагнулась к своему аппарату.

«А все-таки она красивая!..» — подумал я.

Глава одиннадцатая

ВЕЧЕРОМ НАПАЛА ТОСКА

Мне показалось, что я только уснул, как меня уже разбудил Виталий — ни свет ни заря.

— Андрей, Андрей, проснись, надо посоветоваться, — твердил он, чуть не плача.

Я вспомнил, что Алеши нет, а Христина собирается отправлять беднягу в ЛТП, и тут же вскочил.

Наскоро умывшись, одевшись, мы сели завтракать.

— Что же мне делать? — спросил Виталий. Я сообразил, что он на целых пять лет старше меня, и поинтересовался:

— Ты правда просишь совета у меня или надеешься, что я пойду просить за тебя Болдырева-старшего?

— И то и другое.

— Только первое. К Андрею Николаевичу я ни с какими просьбами не пойду.

— Отчего?

— Есть причины.

— Ну что ж, может, сам посоветуешь что-то путное, ты малый с головой.

Мы помолчали, подумали, допивая кофе.

— Лучше работы, чем в театре, тебе не найти, — сказал я, — надо было держаться за нее.

— Да… Лучше уже теперь не будет. Дурак я. Но есть-пить надо, куда теперь идти? Пекарню вспомнить не могу. Кабы не Алеша, я бы и дня в ней не выдержал. Да и занято мое место — Мишка! Куда идти?

— К Кузькину.

— Это на автобазу? Шофером?.. Права-то есть… Байкала я боюсь. Раз ушел от него — ты тогда меня, спас ненароком, — другой раз уж не уйдешь.

— Ну, если подходить с этой стороны, то Байкал где хочешь до тебя доберется. Он и с тайгой договорится — телепатически, — и с молнией. А что, будешь пить — громом убьет. Разве что с Байкала уедешь.

— А ну тебя! Может, позвонишь этому Кузькину. Все равно, жить не больно хочется.

Я так и не понял, шутил он или всерьез говорил насчет Байкала, но Кузькину решил позвонить.

Кузькин только что пришел на работу, мой звонок был первым, как он сам сказал.

— Афанасий Романович, вам нужен хороший шофер? — начал я, приступая к делу.

— Здорово, Андрюша! И где же ты нашел такого?

— В одной квартире с Алешей живет. В самодеятельности будет участвовать, пианист классный, поет хорошо, красивый такой, образование незаконченное высшее. Славный парень!

— Черт побери! А недостатки какие?

— Только один, Афанасий Романович, товарищам слишком поддается… Влиянию коллектива.

— Это как понять?

— Коллектив порядочный — и он порядочный, если же в коллективе любят выпить, то и он с ними будет пить. Коллектив ему нужен здоровый, где бы соблюдали сухой закон, потому что как все, так и он. Возьмете?

Я слышал, как сопел Кузькин, как он чесал себе голову, соображая какой коллектив на автобазе.

— Ладно. Пусть сейчас же идет ко мне. Он что, из интеллигенции?

— Точно. Сын маршала. Учился в консерватории, в университете.

— Ну ты и врать горазд, парень. Мне как раз нужен интеллигентный паренек. Матом он не того…

— Что вы, даже слов таких не знает. Отец же у него…

— Ладно, ладно. Приходите сейчас оба. Ты мне тоже нужен — лады?

— Сейчас придем.

У Кузькина был крошечный кабинет (у нас с мамой в Москве была такая ванная комната). Я однажды спросил его, почему он отвел под свой кабинет самую маленькую комнату на автобазе, он пояснил: чтоб меньше людей набивалось.

Принял нас он хорошо, велел секретарше никого к нему не пускать. Внимательно рассматривая Виталия, объявил, что только что спас его от ЛТП.

Оказывается, Христина развила с утра такую активную деятельность, что за Виталием послали милиционера…

Миша сказал, что Виталий ушел оформляться на работу в автобазу. Начались перекрестные телефонные звонки «на высшем уровне», как выразился Кузькин, и он пока отстоял Виталия.

Виталий этого ЛТП боялся, кажется, еще больше, чем Байкала, он даже побелел весь, но то, что рассказывал Кузькин, успокоило его, и он опять порозовел.

Кузькин рассказал нам следующее: на ближайшей железнодорожной станции дожидается, когда за ней приедут, новенькая мосфильмовская машина со всякой операторской аппаратурой.

Киношникам нужен шофер на все время съемки документального фильма, и Кузькин решил им дать Виталия.

Но… здесь, по его словам, «вмешались бабы»…

Режиссер требовала шофером только сына Андрюшу, по которому она безумно соскучилась, и, главное (это имело первостатейное значение), — Андрюша Болдырев умел видеть, и без него на Байкале она просто не обойдется. Ей нужно именно его видение (здесь Кузькин посмотрел мне в глаза и почесал затылок).

— Так. А Христина заявила, — продолжал Кузькин, — что не может выпустить из поля зрения больного Виталия Сикорского. Лечить его все равно будут. Посему решили, что зеленый фургончик будет водить (под неусыпным наблюдением врача) Виталий, а киношников будешь возить ты.

— Но ведь я работаю на автобазе, меня что теперь, уволят? — возразил я.

— Ты будешь работать и там и тут. Говорят, ты сам просил создать тебе условия потяжелее. Как это — экстремальные!

— Есть же люди — сами напрашиваются, — пробормотал Виталий. Он явно с удовольствием обменял бы Христину Даль на киношников, более того — он теперь панически боялся Христины.

После этого разговора Виталий уныло поплелся в институт «Проблемы Севера», а я… туда же, так как помещение для мосфильмовцев предоставил тот же самый институт, а если точнее — Андрей Николаевич Болдырев.

Я довел Виталия до лаборатории Христины на втором этаже, съехал по перилам вниз (к счастью, никто не видел) и без стука вошел в комнату, на двери которой была теперь прибита дощечка — «Мосфильм». Там никого не было.

Швейцар сказал, что все в конференц-зале, где «дым и споры». Я снова помчался наверх, тихонько вошел в конференц-зал и сел в последних рядах. В зале творилось нечто невообразимое, что торопилась запечатлеть на кинопленку Таня Авессаломова. На огромной доске с азартом писал какие-то формулы молодой ученый в очках Иван Далматов, рядом на стене было закреплено с десяток чертежей, длинный стол президиума тоже был завален рулонами чертежей.