Немыслимый брак

- Нет, что вы, что вы, миссис Грэм, - быстро возражала Эйлин и в своем увлечении разговором клала ладонь поверх руки миссис Грэм. - Бедный Дипни был далеко не худшим.

- Ну, вы подумайте! - миссис Грэм роняла вязанье на колени и устремляла на Эйлин трагический взгляд. - А ведь чего только про него не говорили! Ну не злые ли языки у людей, Эйлин?

- Далеко, далеко не худшим, - повторяла Эйлин, качая головой. Конечно, он выпивал, но кто из них не выпивает, скажите вы мне?

А Джим молчал и улыбался, слушая, как голос Эйлин, молодой, энергичной, умной, сливался с голосом его матери в едином и гармоничном звучании объединившей их жажды посудачить. Миссис Грэм пе отпустила ее просто так: сперва она взяла с нее обещание приходить еще, деликатно намекнув на свою затворническую жизнь - мол, она отрезана от мира и ничего-то не слышит и не знает. Она привыкла к посещениям Эйлин и всерьез обижалась, если та пропускала неделю. Конечно, какая же она компания для веселой молодой девушки, говорила она с безмерной кротостью...

Затем наступил черед миссис Клиери. Она могла прослышать о визитах Эйлин к Грэмам и расстроиться; с другой стороны, ее в равной степени мог расстроить неожиданный приход Джима. Поэтому Эйлин пришлось подготовить мать и прежде всего объяснить про домашние обстоятельства Джима, чтобы мать не подумала, будто он имеет на Эйлин какие-то виды. Клиери существовали лишь на то, что зарабатывала Эйлин, - пенсия, которую получала ее мать, была грошовой.

Жили они в маленьком домике на холме недалеко от дороги; он состоял из общей комнаты, кухни, заменявшей им столовую, и двух спален в мансарде. Миссис Клиери была хитрая старушка с комичным мягким личиком. Она была обладательницей целого ряда болезней и, будучи глуховата, подолгу жаловалась на них громким хвастливым голосом. Она твердо клала руку на колено собеседника, чтобы тот не сбежал, и вперяла в камин отсутствующий взгляд, стараясь ничего не упустить при перечислении.

- И вот тут-то, Джим, у меня начался второй приступ болей, про который я вам уже говорила, и тогда я пригласила доктора О'Маэни, и он сказал... Что сказал доктор О'Маэни про второй приступ болей, Эйлин?

- Что ты старая притворщица! - прокричала Эйлин.

- Доктор О'Маэни? - изумилась мать. - Ничего подобного. Ах ты, чертенок!

У себя дома Эйлин говорила возбужденно, надсаживая голос, возражая матери, прерывая ее, поддразнивая, пока лицо у старушки не шло веселыми морщинами, она подмигивала Джиму и стонала:

- Ну разве она не чертенок, Джим? Слыхано ли, чтобы дочь так обращалась с матерью? Ручаюсь, вы так не разговариваете с вашей бедной матушкой.

- У него мать не брюзжит по целым дням! - радостно орала Эйлин из садика.

- Брюзжит? Кто брюзжит? - спрашивала миссис Клиери, зажмуриваясь от удовольствия, как кошка, когда ее гладят. - Ну и ну! Ох, боюсь я ее до смерти, Джим, и язычок же у нее! И выдумывать мастерица! Это я-то брюзга!

И все-таки Джиму с Эйлин было приятно, что им есть куда зайти в дождливый вечер, когда не хочется в кино.

Большей частью они шли домой к Джиму. Миссис Грэм оказалась более ревнивой, чем мать Эйлин. Самый отдаленный намек на пренебрежение с их стороны вызывал у нее бурные слезы, но стоило им посидеть с ней полчаса, как она вставала и на цыпочках, как будто они спят, выходила из комнаты. Ее ревность была всего лишь мерилом ее великодушия.

- Послушай-ка, Джим, - сказала она однажды вечером с лукавым видом, откладывая вязанье, - а не пожениться ли вам с Эйлин?

- Пожениться? - насмешливо переспросил Джим, поднимая голову от книжки. - Ты, видно, хочешь от меня избавиться?

Обычно мать можно было отвлечь от любой темы, стоило начать ее поддразнивать, - она все воспринимала буквально и сердилась, хотя редко сердилась подолгу.

- За кого ты меня принимаешь! - Она разобиделась и принялась опять за вязанье, по-детски негодуя на него за то, как он принял ее великодушное предложение. Но, разумеется, надолго ее не хватило. Через десять минут, забыв про обиду, она добавила, как бы размышляя вслух: - Такие девушки не часто встречаются.

- И где бы мы жили? - спросил Джим с мягкой иронией.

- Вот тебе на, разве нет у тебя дома? - Она бросила на него суровый взгляд поверх очков. - Надеюсь, ты не думаешь, что я останусь тут и буду путаться у вас под ногами?

- А-а, стало быть, ты отправишься в богадельню, а миссис Клиери переедет сюда?

- И правда, как странно все устроено на свете... - проговорила она неопределенно, и он понял, что мать размышляет о том случайном стечении обстоятельств, которое свело их с Эйлин. Они с матерью были знакомы с положением дел, достаточно широко распространенном в Ирландии, и могли бы перечислить не меньше двадцати семей, где молодой человек или молодая девушка годами "встречались", прежде чем оказывались в состоянии пожениться, и слишком часто, бывало, к этому времени успевали постареть или устать...

- Мы об этом не думали, миссис Грэм, но все равно премного благодарны, - Джим ласково улыбнулся матери - для этого нам пришлось бы совершить двойное убийство. Либо так, либо никак.

Он знал, что при всем ее ревнивом характере уготованная им участь вызывает у матери негодование, зато миссис Клиери с веселым видом притворялась, будто считает, что они и впрямь должны быть благодарны судьбе за свое счастье.

- Вы сами знаете, как вам повезло, - говорила она. - Вы молоды, здоровы, грех вам жаловаться. Нынче ведь со свадьбами такую горячку порют, будто банк грабят.

А вскорости быть женатыми им надоедает, и тогда - силы небесные! каких только гадостей они не говорят друг про друга.

- Значит, ты не одобряешь браков, мамочка? - с напускным смирением спрашивала Эйлин.

- Кто сказал - не одобряю? - подозрительно осведомлялась мать, убежденная, что "чертенок" опять готовит ей каверзу. - Одобряй не одобряй, лучше не станет.

Главное, пользуйтесь молодостью, пока молоды, Джим, - советовала она, кладя трясущуюся руку Джиму на колено. - Еще успеете пожить в супружестве.

Эйлин и Джим, естественно, не разделяли ее взглядов.

Во время вечерних прогулок они обычно проходили но новым районам; заглядывали в недостроенные дома с увлеченностью ребятишек, игравших там в ковбоев и индейцев; болтали с молодыми мужьями, копавшимися у себя в садиках, заваленных строительным мусором, и охотно заходили на чашку чая, приглашенные молодоженами, которых распирала гордость и радость новоиспеченных владельцев. Они не замечали ничего уродливого в этих домах и районах. Они видели только новизну всего вокруг, словно обновлялась сама жизнь: видели свежесть краски, подчеркиваемую вечерним освещением, белизну занавесок, нежную зелень молоденькой травки. Позже вечером Эйлин говорила, покачивая головой: