Пристрелочник

Сразу понятно: утор сделан неправильно. Правильный — изнутри не вышибешь, проще клепчину зубами прогрызть.

Днище должно держать в статике усилие в полтонны. С учётом динамики и кратного запаса прочности… «Князь Гвидон с детства рос с домкратом в голове…».

Видать, и «ручка» к тому домкрату получилась… пропорциональная:

— По хорошему, под сорокавёдерную, к примеру, бочку, надо брать лес не тоньше 10 вершков, стволы пилить на отрубки. «Клячи» — называются, 2.5–3 локтя. «Клячу», топором и длинными, в 8 вершков, деревянными клиньями, раскалывают на две равные части — половинники. Половинник — пополам на два четверенника, а эти — каждый на два восьмиринника. Восьмиринники делят, срубив горбыль, на два гнетинника, толщиною в ширину клепки, из которых и выкалывают уже саму клепку.

Всё это рассказывается, естественно, долго, с кучей междометий, вздохами, кручением поленца, попавшего под руку, с упоминанием Царя Небесного, Пресвятой Девы, с сожалениями о ранах своих, с проклятиями супостатам, с историями из прежнего житья-бытья, со случаями с другими бондарями в родном селении…

— Так. Понял. Бондарить будешь? «Эта, ну» — не ответ. Парни, взяли дядю под белые ручки. Вытащить на полчище. Сделать ему нормальные костыли вместо этого безобразия. Я те тебе дам — «не»! Там — походишь-посмотришь. Выберешь место для своей мастерской. Прикинь — что тебе нужно. Шалаш ребята сразу поставят. Но тебе ж нужен и амбар, чтобы материал хранить, и котлы, чтобы бочки вываривать, и место для разделки брёвен. Терентий, выдай ему бересты — пусть нарисует и напишет — чего сколько. Как неграмотный?! Факеншит! Терентий — забота за тобой. И помощников-учеников ему присмотри. Николай, ты где? Потолкуй с муромскими — что бы нам ещё у Живчика выпросить. Или — выторговать в Муроме. Сам видишь — ничего нет.

Безногого бондаря убили в ту же ночь. Только и осталась от него та береста, которую Терентий с его слов нацарапал, выбранное место у Свияжского оврага да десяток слов в моей памяти.

Однако же и это немало — по его словам Терентий обустроил вчерне бондарный цех, подобрал инструмент, ребята натаскали с лесосек подходящих брёвнышек. Более всего — липы для полутарков. Как покойный и хотел.

Когда очередной новосёл из «брошенных» сказал:

— Эта… ну… а я ещё и бондарить могу.

ему сразу дали в руки зауторник да натягу.

Мастером он оказался никаким. Хвастун по имени Хоц. Не — Кац, а — Хоц. Такое исконно-посконное русское имя. Как бондарь — бестолочь. Руки не оттуда растут. Только материал переводил да инструмент портил. Но как «оно должно быть» — понимал. И административная жилка прорезалась: даваемых ему помощников «держал в мыле». А не — в «чёрном теле». После однократного «промывания мозгов» с моей стороны по поводу порядка на площадке и чистоты за ушами.

Когда появился реально мастер — «начальник бондарного цеха» порадовал того видом штабелей полуфабриката: вполне приличной купорной доски и полуйки.

Есть старая педагогическая мудрость: «кто умеет делать — тот делает, кто не умеет — учит, как надо делать, кто не умеет учить — работает методистом». Добавлю от себя: «или — начальником».

Хоц не попадал зауторником в нужное место, пережимал лезу, разбивал клёпки натягой… Но мог ткнуть пальцем, указывая работнику:

— Плохо сделано, переделай.

Раз за разом. Всегда. Когда сделано неверно. Не — сделать, не — показать «как надо». Показать, ткнуть — «так не надо».

У меня в первой жизни был мальчишечка в хозяйстве… Как программер — так себе. Сочинить, написать приличную прогу — не тянул. Но как он читал чужие…! Две трети «блох» находил, просто глядя в листинги! Ещё до начала формального тестового прогона.

Ещё у Хоца было воображение.

Я уже рассказывал: начальник должен уметь вообразить себе завтрашний день. Что будет сделано, что для этого потребуется. Представить себе «дорожку» из сегодняшнего состояния в завтрашнее. Во всех подробностях и возможностях. Заставить себя и других пройти по этой «тропке».

Мы строили город, а город «строил» нас. Этот Хоц ощутил себя начальником, понял, что среди множества кое-как известных ему ремёсел, это — самое для него подходящее. Какой-то минимум грамотности у него был, но он кинулся учиться дальше. У меня таких было немало, зимой я организовал что-то вроде вечерней школы. Взрослые мужики сопели, потели и долбили таблицу умножения. Далеко не у всех хватало упрямства дойти до конца. Хоц — успешно выдержал выпускные экзамены. К тому моменту бондарная мастерская уже работала устойчиво, и я подсунул ему новое дело. Потом — другое, третье…

Подобно тому, как людям калечным, с ущербностью физической, я находил достойное занятие, создавая новые производства, новые специализированные рабочие места, так и людям, не обладающим особыми ремесленными навыками, я давал службу по их душе. И с пользой для меня. Вводя новые виды деятельности.

Хоц стал одним из примеров новой специальности: профессиональный начальник. Он успешно уловил основные принципы индустриального производства — разделение труда, специализация, конвейер, повышение квалификации, подготовка оснастки, стандартизация, унификация, входной и выходной контроль, по-операционная разбивка, логистика, планирование и синхронизация процессов… Базовые знания по куче ремёсел у него были, а тому, что учиться можно и взрослому, «мужу доброму», он понял у меня.

По-святорусски — бред и ересь. Взрослые — не учатся. Они и так всё нужное — уже знают. Бородатых учеников не бывает, как не бывает сухой воды.

«Есть силы — трудись, есть время — молись». «Во многих знаниях — многие печали».

В 18 веке Ломоносов подвергался насмешкам соучеников за свою «взрослость»: учиться в 20 лет — признак исключительного дебилизма. Ликбез коммунистов был громадным потрясением для русского народа. Не только возможностью приобщится к письменной культуре, но и обнаружением множеством взрослых людей в себе, внутри — новой возможности — учиться.

«А мозги-то мои — не вовсе высохли…».

Я этого святорусского табу — не понимаю напрочь. В 21 веке привык к другому — к учению всю жизнь. Вот и навязываю. Свои гадские личные привычки, очень не дерьмократически:

— От сих до сих — должен выучить.

— Дык куды мне?! У меня уж борода седая.

— Не беда — сбреем. Не выучишь — накажем.

И не сильно переживая по поводу ломаемой очередной исконной посконности, заставил новосёлов принять и в этом моё представление о «правильно». Кто мою «узду», моё «насилие несуразное и богопротивное» принял — выучился. Остальные… так остались. Потом — локти кусали.

Хоц усвоил не только грамоту, но и технологию. Сумму и последовательность способов научения: разбирался в очередной технологии до мелочей и, усвоив суть, уясняя детали и подробности, хоть и не умея делать собственными руками, запускал одно производство за другим.

Но это — позже. А тогда… К зиме Всеволжск был вполне обеспечен бочкотарой.

Бочкотара… Никогда не встречал в попаданских историях такое слово. Кому-то смешно. Но это одно — только одно из многих! — необходимых условий выживания нового поселения. Не — «достаточных». Просто — необходимых.

С голоду — люди дохнут. Ну очень не оригинальное наблюдение!

Зимой, без припасов — поселению не прокормиться. Люди — помрут. А припасов на такую ораву без бочек не сделать. Потому что всё сгниёт! Не засолил рыбки — ищи в лесу «белкины орешки». А жить когда? Дело делать, город строить?

Эта забота: «как прокормиться людям?» — висела надо мной всю жизнь. Как меч Дамоклов. Размер заботы менялся. Как накормить людей в Пердуновке? Как накормить людей во Всеволжске? Дальше — больше. Многие наши победы геройские, многие злодейства кровавые — вот от этого. Люди должны иметь возможность себя прокормить. Ну, и меня заодно.