Страница 5 из 115
Первый удар Ревмира нанесла, когда стала называть себя Риммой. Это Миронов еще пережил.
Второй удар Ревмира нанесла, когда пошла в инженеры. Старик ждал, что она закончит свой дурацкий институт и все равно пойдет трудиться в органы. Ревмира-Римма не пошла, и это был третий удар.
Четвертый удар состоял в том, что Ревмира не стала вступать в партию. Да еще как легкомысленно!
— Меня тянут, — рассказывала Ревмира, — а я им — сперва выгоните из КПСС всех сволочей, тогда пойду!
Миронов пытался раскрыть дочери глаза на место партии в мире, но, как видно, уже опоздал, а может, делал это недостаточно доходчиво. Многое, слишком многое казалось Миронову словно бы само собой разумеющимся, слишком многое было очевидно для него, как солнечный свет. Очевидно было, что дочь вырастет и поймет. Не может не понять, не стать, не пойти, не сделаться…
Много позже, когда дочь уже давно будет жить своими мозгами, Миронов будет вспоминать, и горько качать головой: надо, надо было запретить! Наказать! Запереть! Зажать между коленями и…! Словом, надо, надо было действовать, а не ублажать, формировать и учить девочку.
Но что толку в поздних сожалениях! Пятый удар был наиболее страшен, и удар этот звали Володей. Владимиром Павловичем Стекляшкиньш. Миронов и сам понимал, как оскорбительно вытянулось у него лицо при виде будущего зятя. Слишком молодой, всего на год старше Ревмиры, бледный, веснушки, в очках, непропорционально тощий, явно хилый… «Нет», — чуть не застонал Миронов, что его внук должен родиться от такого…
Шестой удар нанесли уже оба, и этот удар звали Ира. Родилась внучка, а больше детей Ревмире иметь, как оказалось, нельзя. И остался Миронов не только без сына, но что и вовсе безнадежно — без внука.
А седьмой удар… Да, его нанесли тоже оба. В перестройку… впрочем, эту историю я уже рассказывал. И эта история оказалась той последней соломинкой, которая переломила спину верблюда.
С тех пор здоровенный долговязый старик только сидел в своей комнате и ни с кем толком не разговаривал. Ну их! Перестав общаться с зятем и дочерью, Миронов жил неплохо и даже иногда вовсю злорадствовал.
Иногда, если их не было дома, Миронов делал что-то в доме: по своему, так, как ему хотелось. А с особенным удовольствием — если Стекляшкины вызывали слесаря, и просили его принять, пока будут на работе. А Миронов сам делал все, что надо, и отправлял слесаря назад, объяснив обалдевшему парню, что это зять у него — козел безрукий, ничего делать не умет, вот и гоняет без толку слесарей.
После каждой такой истории зять неделю дулся на Миронова, а Миронов упивался своей маленькой, но все-таки победой.
Светом в окошке стала внучка Ирка, когда ребенок начал подрастать. Родили ее идиоты и воспитывали по-дурацки, от начала до конца неправильно. А она все-таки росла «правильной» — боевой, активной, и все громче в доме раздавался голос Ирки. В первый раз Ирке разбили нос в семь лет. Мама отмывала Иркин нос, запихивала в него вату и квохтала, что девочке так вести себя неприлично. Ирка ревела от злости. Дед был тихо счастлив, что не от боли, а от злости. Да еще и орала, что еще покажет этой Аньке. Дед слушал внучкины вопли и счастливо улыбался в первый раз за несколько последних лет.
С тех пор дед с особым вниманием прислушивался ко всему, что устраивала Ирка, и временами почти улыбался. А она все время что-то делала, и чем старше становилась — тем больше. То она приводила подружек, то она мыла полы и выгоняла из дому родителей, то опять с кем-то подралась, то починила телевизор.
В 12 лет Ирка стала ходить в секцию и училась там бить морды ногами. Мама сшила ей халат, но неправильно, и Ирка сама перешила и опять пошла в секцию. Узнав об этом, дед подарил Ирке компас с гравировкой «За отличные успехи в строевой подготовке» и полевую сумку, с которой «прошел до Берлина».
Ирка расцеловала обалдевшего деда и потом стала заходить, рассказывала про свои нехитрые дела, пила с дедом чай с бутербродами. Дед исподволь объяснял внучке, как надо жить, открывал страницы долгого и славного пути. Ирка сияла глазами, расспрашивала больше и больше.
Ирка стала дулей, сунутой Мироновым в сторону зятя и дочери. Жаль вот только, сил уже немного: и не дойти до ее секции, не посмотреть, как их там учат морды бить, и тем паче, не дожить до времени, когда Ирка совсем возрастет, и можно будет считать себя продолжением в ней… А еще лучше, если в правнуке…
Скажем честно — далеко не все узнала Ира в эту ночь о горячо любимом дедушке. И не все поняла, что узнала. Но появилась уже хотя бы основа — стало понятно, что спрашивать. Например, что добывалось в руднике? Что такое «комиссар дивизии»? За что сидели люди в лагере, которым руководил дедушка? Куда ушли люди из лагеря, и встречал ли их потом дедушка?
И много вопросов было у нее про клад…
ГЛАВА 2
Кое-что, о старых документах
6 — 9 августа 1999 года
Но не только про деда узнала Ирка в этот вечер и в эту ночь, на 6 августа 1999 года. Но и еще про одно очень интересное и странное…
В папочке номер 4 было всего три бумаги. Одна была написана на разлинованной бумажке с неровным правым краем — листок вырвали из детской тетрадки. Листок был озаглавлен «Донесение». И адресован начальнику Особлага № 51-11 гр. Миронову А.В.
«Среди заключенных ходит рецидив религиозного мировоззрения, — писал кто-то косым, нервным почерком, — Н-556, К-734 и Л-237 утверждали, что могут проникать из нижней штольни в пещеру, и что там, в пещере, есть особенный волшебный шар. По контрреволюционной агитации, которую ведет К-734, шар имеет размер с голову человека и висит над полом пещеры. От шара исходит слабый свет, навроде электрического. А когда человек входит в пещеру, то вспыхивает свет сразу сильнее, и прямо на шар смотреть больно, смотреть надо вбок, возле шара…»
В этом месте на полях была заметка другой рукой: «Может, смотреть нельзя, это когда сразу из темноты?»
«…И К-734, и Н-556, и Л-237 распространяют среди других врагов народа предрассудок, будто этот шар надо просить об исполнении желаний, и тогда желания исполнятся.
К-734 добавляет, что нельзя желать кому-то зла или смерти. На вопрос, можно ли просить у шара смерти врагов народа или Гитлера, К-734 от ответа на вопросы уклонился.
Н-556 распространяет слух, будто он молился этому шару, и что его желания уже начинают исполняться.
Л-237 рассказывал в присутствии троих з/к, что получил перевод на работу нормировщика, потому что попросил у шара…»
В этом месте была запись на полях, той же рукой, что и первая: «Снять с работы нормировщика. На общие работы».
«…Не только эти трое проникают в пещеру и молятся шару. Это делают еще многие з/к, я не всех успел выявить. З/к проникают в штольню и проходят из нее в пещеру, а там молятся этому шару, и делают перед ним заклинания.
Все верят, что есть такая пещера, где исполняются желания, и иногда просят тех, кто проникает в пещеру, попросить шар за них.
В заключение прошу выдать мне все, что положено».
Внизу была приписка: «Дать».
Второй документ назывался иначе — «Протокол».
Это был «Протокол допроса з/к К-734. Основание: сообщение источника „Красотка“. А дальше шел столбик ответов и вопросов; слепой, совершенно нелепый. Было видно, что писали как попало, лишь бы зафиксировать сообщенное зеком. И наверняка многое пропало.
Где находится вход в пещеру?
Забыл.
Н-556 уже все рассказал.
Вот он помнил, а я забыл.
Н-556 говорил, что ты ходил в пещеру.
Он врет.
Л-237 тоже говорил, что ты ходил в пещеру.