Арбат

— С сегодняшнего дня, — заявил он категоричным тоном, — столики на Новом и Старом Арбате запрещены!

— Но как же так? — удивился Костя. — Вся нечетная сторона Нового Арбата торгует преспокойно со столиков. Стеллажей там нет и в помине.

— Распоряжение префектуры касается четной стороны, — через губу обронил Моисейкин и удалился в сторону Воздвиженки, где временно по рескрипту главы управы «Арбат» торговля на месяц была запрещена. Но торговцы книгами, газетами, журналами, конфетами и не думали оттуда уходить. Они ежедневно платили ментам, и их никто не трогал. Не трогал и Моисейкин. Городские власти смотрели на нарушение своих же постановлений, распоряжений, указов спокойно. Самолюбие чиновников не задевало пренебрежение к их вердиктам. Они прекрасно понимали — город не так-то просто обуздать. К каждому торговцу инспектора не приставишь. Начнешь душить торговлю — рухнет городской бюджет: торговля кормила всех чиновников управы, на ее плечах была уборка города.

Проверки на улицах проводили спонтанно. Поводом могли Послужить какой-нибудь праздник, незначительное событие, день рождения Германа Грефа или, скажем, День города. Но подобные праздники я не понимал: почему именно в этот сентябрьский день город должен блистать чистотой, быть увешан плакатами и флажками, а в остальные дни быть таким, как всегда, можно в тонарах преспокойно продавать жареных кур с душком, нелицензируемые напитки, выпечку из подпольных цехов, бутерброды с бужениной второй свежести… Проверка совершала свой набег, подмочившие репутацию куры летели в урны, напитки снимались с полок, а на другой день жизнь снова входила в привычную колею, протухшие куры преспокойно возвращались на свои насесты…

Ах, если бы Рок смог описать изнутри управу «Арбат», если б мог назвать поименно всех чиновников, достойных пера Гоголя! Тип нового русского чиновника, который руководствуется не логикой, не здравым смыслом, а стремлением отмазаться от рутинных забот, от дурацких распоряжений, которые, по сути, все равно неосуществимы, но кто-то наверху — в мэрии, в префектуре — их упорно пишет и пишет, спуская вниз. В результате выморочная жизнь, разгребание бумажной шелухи отодвигает чиновника на немыслимое расстояние от живых людей и их забот.

— А давай опишем управу «Староконюшенная», — предложил Костя. — Одна мадам Мандаринкина чего стоит… Чиновников можно и не называть. Главное — показать тайные пружины, идущие от кабинета Мозгачева, главного кукловода, одарившего Мандаринкину тридцатью шестью лотками, ее неограниченную власть над чиновниками…

Да, мадам Мандаринкина была достойна кисти самого Шиллера-Михайлова. Веллер и Севелла были для нее слабоваты. Эта особа пятидесяти одного года обладала фантастической энергией, в ее жилах текла не кровь, а огнедышащая лава. Она владела половиной арбатских… простите, староконюшенных лотков, и большую их часть сдавала в аренду. Нет, она не числилась в штате работников управы, на она была креатурой самого Мозгачева и выполняла «социальный городской заказ», руководила муниципальным продуктовым магазином «Пенсион». Перед ней трепетали все староконюшенники, трепетал сам Сюсявый. Ее обходил стороной, обходил за три квартала, инспектор Моисейкин. У нее было два подручных, два племяша — Вовчик и Бобчик. Вовчик распоряжался поставками товара в «Пенсион», а Бобчик занимался книжным бизнесом и взимал арендную плату с лотков. Через Костю к Бобчику попадали романы крестоносцев или, как он их называл, «оборзевших писателей». Бобчик был балбесом двухметрового роста. Красавец гусар, продувной бабник, записной трахальщик. Он не пропускал на Арбате ни одной смазливой мордашки. Ни одной тугой попки. Ему на мобильник постоянно звонили какие-то сикушки, какие-то дамы, озабоченные сексом, как и он. Даже его рубахи и пиджак пропитались запахами дамских духов всех оттенков. И вот этот дамский объездчик, этот ловелас и жокей в один прекрасный день приглашает Рока и Костю в пивнушку к Ларионову на кружечку пива и конфиденциально сообщает, что ему нужен орден.

— И какой именно тебе нужен орден? — спросил Костя.

— Орден нужен самому Мозгачеву. Орден Александра Невского, — усмехнулся тот и по-блатному цыкнул зубом. — Но об этом не должна знать ни одна живая душа. Даже моя тетка! За ценой я не постою. Только скажи, когда нести бабки. Ты делаешь орден, а я снимаю все твои проблемы на Новом Арбате и Старом Арбате. Прикинь, какой для тебя кайф. Заодно, скажу по секрету, азербайджанская братва уже давно подкатывает к Мозгачеву и просит весь угол дома номер два по Новому Арбату. Вы им мешаете. Мешает и Ося Финкельштейн…

— Но мы же стоим по разнарядке префектуры.

— Теперь правила игры изменились. Новый префект, Геннадий Валентинович Дегтев, брат прежнего, дал указание — каждая управа сама решает, кому отдать лотки. Его волнует только чистота. Наружная чистота. Эстетичность… Как решит Мозгачев — так и будет. Но он-то сам, как ты понимаешь, не будет решать такую мелочевку…

— Да, жаль — вздохнул Рок с сожалением. — Жаль, что в городе не проводятся конкурсы по выделению тех же книжных лотков. У всех книги по сто рублей, а мы держим лоток «Десять рублей книга». Это ли не социальная программа?

— Торговля — это самая грязная сторона человеческой деятельности! — менторски изрек Бобчик. — И за ныряние в эту грязь все хотят получать башли: чиновники, проверяющие, мелкие, средние и крупные отцы города, отчимы города, мачехи города, городские тетки… И кое-кто хочет получать ордена. Скажем, за покровительство писателям… За продвижение в городские неумытые толпы культуры… книг… Разве это не заслуга Мозгачева — что на Староконюшенном проспекте сто книжных лотков? А могли бы стоять сто лотков по продаже сувенирных изделий, конфет, выпечки, хот-догов… Подсекай, какой я тебе даю заход, какую мотивировку ты должен протолкнуть в писательском руководстве, где распределяют ордена…

11

Приглядитесь внимательно к арбатским прохожим, вслушайтесь в ритм их поступи. Жизнь Старого Арбата — это увертюра. У каждого арбатского переулка есть свой ритм, свой напев, своя мелодика перестука каблуков, свое эхо. Но Новый Арбат — это уже симфония. Попадая на Новый Арбат, сами не подозревая того, вы заряжаетесь его энергией. Особенно высокий накал геотермальной энергии — на нечетной стороне. Это доказано наукой. Новый Арбат подхватывает вас, как сиротливую ноту, покачивает на своих шершавых волнах и придает вам некую гармоничность с другими сиротливыми нотами, толкающими друг друга и тайно мечтающими обрести гармоничную связь.

«АСК МИ» — «Спроси меня, поговори со мной» — написано на майке мечтательного гражданина лет сорока в китайских интернациональных штанах со штрипками, завоевавших полмира без всяких крылатых ракет. Окунуться в толпу для этого гражданина — своего рода самолечение, толпотерапия… Тут и только тут он хочет, он может и ему будет даровано свыше подпитаться чужой энергией. За словами — «Прошвырнуться по Арбату» — скрывается двоякий смысл, скрывается неосознанный поиск своей судьбы, подруги, любовницы или хотя бы собеседницы… Пара шутливых фраз… Легкое прикосновение к чужой душе… А какой заряд!

Гражданин идет задумчивой ныряющей походкой обманутого вкладчика банка «Огни Москвы» и глазами стрижет людской поток, фильтрует сквозь себя струящихся мимо блондинок, шатенок, брюнеток, а навстречу ему мелко дробит разогретый июлем асфальт, режет сухой горячий воздух упругой походкой молодая особа в вызывающе облегающих полноватый стан джинсах, раздвигая сизоватые сгустки автомобильных выхлопов мощным, чуть покачивающимся на волнах улицы бюстом.

Нет, что ни говорите, а, наблюдая каждодневно по девять часов в сутки людской поток на Новом Арбате, приходишь к выводу: в красивых женщинах в стране недостатка не наблюдается. Наоборот, их так много, что страна может ими гордиться. И они веселы, в них есть прельстительный авантюризм. Они вселяют в прохожих жажду жизни, жажду любви. А вот мужчины в Москве красотой не блещут. Какой-то квелый, зачумленный вид у московских мужчин, какая-то угрюмая мелкотравчатая деловитость. И все они погружены в себя. У всех проблемы, проблемы… Дела, дела… Какие уж там флирты… Какие уж тут книги… Нет времени даже на то, чтобы исправить собственную походку. Ужасная походка у москвичей. Она уродует разогретый асфальт. И мужские походки на Новом Арбате создают диссонанс с женскими. Вот контрфаготом тяжело, вразвалочку шагает дневной милицейский патруль ОВД «Арбат»… Точно альты проплыли две молодые проститутки из Замоскворечья. Контрабасом ступает чуть шаркающей походкой, по-морскому чуть вразвалочку, отъевшийся за годы ельцинских реформ чиновник пятого разряда из Департамента потребительского рынка и услуг. Скачет фистулой тинейджер. Тромбонами идут, чуть выворачивая носки внутрь, дилеры фирмы «Галина Бланка», переняв эту походку у знаменитого телеведущего Якубовича. Виолончельно широбедрый, басами ступает скандально известный журналист радиостанции «Эхо Москвы» Андрей Черкизов, направляясь в пивбар Центрального дома журналистов, а рядом с ним чуть вприпрыжку попирает земной шар известный в прошлом публицист, тоже завсегдатай пивбара, Анатолий Макаров, закоренелый холостяк. Он ни за какие коврижки не наденет на себя майку с надписью «АСК МИ». Он тоже погружен в себя, он тоже не замечает женщин. Он втайне от всех пишет роман о президенте. Нет, не о Ельцине, нет. Ельцин уже никому не интересен, кроме провинциалов с Чукотки. В нем нет загадки. Загадка есть в Путине. Загадка Путина волнует всю страну. Миф о загадке Путина окутал, как дымка, всю Россию. И дерзкий писательский ум пытается ее разгадать и, может быть, чуточку развенчать… Писатель Макаров никогда не был в оппозиции власти, полагая, что всякая власть — от Бога! Всякая, даже дрянная, милиция — тоже от Бога… У богов ведь тоже немало причуд. Есть эти причуды и у власти. Есть они у мэра Москвы, есть и у Путина.