Страница 8 из 26
А бакенбарды! Я еще никогда не видела лошадь с бакенбардами.
— Ну разве не красавец! — воскликнул дедушка, когда Tax вышел.
— Страшилище, — ответила я невольно. — Он как бешеный. — Я вправду напугалась.
А дедушка смеялся.
— Ты еще передумаешь, — сказал он. И мне кажется, Tax заставил меня начать передумывать в тот самый момент, когда застыл, глядя на нас, нагнув голову, как будто готовясь напасть. И потому, что выглядел он таким злым и страшным, я вдруг вспомнила все то, что ты писал про него, каким он был храбрым, непоколебимым и непобедимым, когда вы его преследовали. И теперь мне было все равно, красив он или нет.
Но дедушке я сказала:
— Он никогда не будет здесь счастлив, дедушка. Он слишком дикий и слишком другой. Он никогда не приживется!
— Посмотрим, — ответил дедушка. В этот момент Tax напряг мышцы, как большой кот, будто собирался прыгнуть. Но вместо этого он изо всех сил помчался галопом в луга. Он скакал, как бы стараясь распластаться по земле вместе со своими странными толстыми короткими ногами. И вскоре исчез в долине. Но и дальше, по-моему, он скакал и скакал.
— Великолепно, — сияя, воскликнул дедушка. — Удивительно! Что за лошадь! Превосходно!
Я оглянулась, ища Мушку, но она в ужасе спряталась за дом. Дедушка хлопнул себя по коленкам и счастливо засмеялся в свою колючую бороду.
— Ну, а теперь подождем, что сообщит нам Питер, — сказал он. — Я свяжусь с его Вороньим гнездом и скажу, чтобы он теперь последил за диким жеребцом.
Воронье гнездо — это сделанный из стекла наблюдательный пункт, находящийся на самой высокой горе заповедника. На его площадку так трудно взбираться, что дедушка не разрешает мне лазить туда.
Питер — дедушкин помощник — должен находиться там летом и зимой, наблюдая за животными. Оттуда видно на многие мили кругом. На будущий год собираются поставить на Вороньем гнезде телевизионные камеры, и мы сможем видеть все, что происходит, прямо из дедушкиного кабинета. Дедушка теперь слишком стар, чтобы добираться туда без помощи вертолета.
Мы пошли в дом, чтобы связаться с Питером по радио при помощи специального передатчика, и, когда я проходила мимо Мушки, она впервые убежала от нас, как будто мы ей сделали что-то плохое.
— Уже срабатывает, — заметил дедушка.
— Что срабатывает?
— Сейчас она встревожена. Но Мушка уже понимает, что происходит. Она поняла…
Я не спросила, что же такое поняла Мушка, но, во всяком случае, начало положено.
Мне почему-то казалось, что они никогда не будут вместе. Мушка никогда не уйдет с пастбищ вблизи дома, a Tax никогда не подойдет к дому. Я даже была уверена, что он уже ищет способ убежать.
Но дедушка сказал: «Терпение, милая» — и попросил Питера по радио немедленно сообщить нам, как только он увидит Таха.
— Что, по-вашему, станет делать дикая лошадь? — прозвучал голос Питера в динамике.
— Честно говоря, не знаю, — ответил дедушка. — Вообще-то ничего особенного. Найдет какое-нибудь укромное местечко и пока не будет высовывать оттуда носа.
Tax как раз так и поступил. На следующее утро, когда мы завтракали, Питер срочно вызвал нас из Вороньего гнезда. (Питер — небольшого роста и очень любит танцевать. А поскольку он все время там один, то все время танцует. Танцует шотландские и, современные танцы, даже «русскую» и «венгерку», и все сам с собой.)
— Профессор, я сейчас вижу дикого коня. Он снует повсюду, ищет выхода или разыскивает свой табун.
— Прекрасно, — ответил дедушка. — Постарайся не потерять его из виду.
После этого, в разное время дня и ночи, Питер сообщал о том, что делал Tax. Питер всегда был взволнован. Присутствие Таха вызывает какое-то странное волнение, как-будто ждешь, что произойдет что-то необычное или ужасно дикое. Я все время чувствую это, и дедушка тоже.
— Ему, бедному, здесь, наверное, очень одиноко, — как-то сказала я дедушке.
— Верно, — ответил он. — Tax — стадное животное, поэтому он скучает по своему табуну. Мы заставим его почувствовать себя еще более одиноким, прежде чем пошлем к нему Мушку.
Я ничего не ответила, потому что была уверена, что Мушка никогда не останется с Тахом и даже никогда не подойдет к нему.
Питер следил за ним целую неделю, и после того, как Tax совершенно измотал себя, носясь что было мочи по всему заповеднику, он в один прекрасный день решил остаться в небольшой долине, в которой росла какая-то соленая трава, была песчаная почва и немного воды.
— За ним так интересно наблюдать, — рассказывал нам Питер по радио. — Он все время сердито трясет головой, и размахивает хвостом, и все осматривает холмы, как будто ищет чего-то. Он гоняется за всеми, кто попадется, особенно за лошадьми, овцами и птицами. Вчера я видел, как он погнал горного козла и помчался за ним в горы. Он даже гонял грачей, и они разлетались, как будто их преследовал сам дьявол. Удивительная лошадь, профессор! Непостижимая! Он выбрал себе долину, где придется попотеть, если захотите поймать его.
— Хорошо, — решительно сказал однажды утром дедушка, выслушав очередной, полный восторга отчет Питера. — Мы доставим ему Мушку сегодня после обеда. — Потом дедушка засмеялся своим обычным дразнящим смехом, хлопнул себя по коленям и сказал: — Я бы отдал руку на отсечение, посмотреть только, что произойдет, когда они наконец столкнутся нос к носу. Думаю, Мушка одержит верх.
— Но Tax может поранить ее.
— Ну, только не на воле, — ответил дедушка. — Такое бывает лишь в зоопарках.
— А ты хочешь просто выпустить Мушку и оставить ее там?
— Да. Время пришло, милая, — ответил дедушка со вздохом.
— Но это жестоко, — возразила я с жаром. И вдруг дедушка стал очень серьезным.,
— Нет, не жестоко. Животные — не люди, Китти. Я буду повторять это, пока ты не поймешь. В конце концов, Мушке будет лучше, если она будет вести себя, как лошадь, а не как собачонка. Вот увидишь.
Я была ужасно растерянна, когда мы погрузили Мушку в фургон и отправились на грузовике в Тирионскую долину, где находился Tax. Мушке все происходящее не нравилось. Мы еле-еле поймали ее и с трудом завели в фургон, а когда тронулись, то она очень сердито заржала. Даже миссис Эванс, которая всегда жаловалась на Мушку, стояла в дверях, покачивая головой, как будто мы затеяли что-то ужасное.
Дедушка поглядел на карту и решил, что, если он оставит Мушку дальше той долины, где был Tax, ей придется пройти через его новые владения, когда она будет искать дорогу домой.
— Она должна попасть в долину Таха, как раз когда стемнеет, — сказал дедушка. — Поэтому Tax не будет бояться и спокойно выйдет, чтобы в темноте взглянуть на свою гостью.
— Мушка умрет со страху, — воскликнула я чуть не со слезами, когда мы достигли небольшого леска, где должны были оставить ее.
— Чепуха, — ответил дедушка. — Мушке будет так же любопытно, как и Таху, поверь мне.
— Но он же дикий зверь, — протестовала я.
— Не думаю, что это слишком обеспокоит Мушку, — сказал дедушка со смешком, который так рассердил меня, что ему пришлось погладить меня по голове и сказать: — Ну, ну, успокойся.
— Он убьет ее! — пробормотала я и расплакалась. Мы уже вывели Мушку из фургона и собирались уезжать. Она стояла и смотрела на нас как на чудовищ, и я сама себе казалась чудовищем, которое причиняет ей зло.
Я ревела в свою шляпку, когда мы ехали. Мушка бежала за нами до тех пор, пока мы не прибавили скорость и она не отстала. Тогда она остановилась и стояла, печально смотря нам вслед, пока мы не уехали.
— Она заблудится, — сказала я, захлебываясь слезами.
— Чепуха, — успокоил меня дедушка. — Лошадь быстрее найдет дорогу домой, чем собака. Можешь оставить Мушку хоть в Шотландии, она все равно найдет дорогу домой.
Но мне было безразлично, что говорил дедушка, и, хотя я понимала, что веду себя глупо и поддаюсь настроению, я продолжала ставить себя на место Мушки и думать, как бы я чувствовала себя, если бы меня оставили в горах один на один с диким азиатским жеребцом.