Удивительный монгол

Выехав рано утром, мы к исходу дня достигли самого дальнего края длинного ущелья, одновременно с нами там появился и дикий табун. Дикие лошади очень беспокоились, как будто знали, что что-то происходит. Молодой вожак носился кругом, как будто был цирковой лошадью, а потом неожиданно повернул весь табун обратно, и они ускакали.

Минут через десять появились Tax и Мушка. Не могу сказать, Китти, что я пережил. Это было слишком много для всех нас. По щекам тети Серогли бежали блестящие слезинки.

— Так вот она, эта милая английская кобылка, — сказал мой отец. — Вот она, маленькая верная подружка, — все твердил и твердил он.

Ты так много писала о Мушке, что мы знали ее так же хорошо, как собственных лошадей. Больше того! Мы все сразу подумали о тебе, Китти. Каждый из нас.

— Да она же вот-вот родит, — вдруг воскликнул Грит.

Мы тоже все это заметили. A Tax стоял рядом, прял ушами, помахивал головой, и у него был совершенно беспомощный вид. Мушка была очень толстой, двигалась очень медленно и с большим трудом. На нее было больно смотреть. Наконец она опустилась на колени, а потом легла на бок. Tax потолкал ее мордой и вдруг помчался по долине, вскидывая голову и оглушая воздух агрессивным ржанием. Потом он поднял голову вверх и издал нечто среднее между громким фырканьем и криком.

— Ему придется сразиться с молодым жеребцом, если ему нужен весь табун. И он знает это, — сказал отец.

— Может быть, ему нужна только Мушка, — предположила тетя Серогли. — Может быть, он не хочет присоединяться к табуну. Они просто будут держаться вместе.

— Нет, ему нужен табун, — ответил отец. — Посмотри на него.

Tax скакал по кругу, как будто объявляя это место своим и в то же время подбадривая и разжигая себя. Когда мы уезжали, Tax отправился осматривать свои владения, а Мушка осталась на месте, как будто только это ей и оставалось. А еще терпение.

Нас, конечно, встретили тысячью вопросов, и, наконец, достав большую карту, мы определили их путь домой. И хотя все восторгались упорством Таха, мы не могли не удивляться, как твоя домашняя маленькая английская кобылка совершила с ним это невероятное путешествие.

А потом все начали спорить о том, как с ними поступить. Отправлять ли Таха обратно в ваш уэльский заповедник? Или Мушка вернется, одна? А жеребенок? Ему нельзя оставаться в диком табуне, так как он не чисто дикий. Он же наполовину шотландский пони. Мы, правда, знали, что наше мнение еще ничего не значит.

Решать-то будут ученые.

Наконец моя сестренка Миза спросила отца, когда, он думает, Мушка должна принести жеребенка.

Когда отец начинает большим пальцем потирать свои черные усы, мы знаем, что не все в порядке.

— Ну? — поторопила его мама.

— Я думаю, что английская лошадка родит своего жеребенка завтра или послезавтра. И мы должны быть очень осторожны, чтобы не беспокоить ее. Очень, очень осторожны.

Мы уже знали, его что-то беспокоит, но он больше ничего не хотел говорить. На следующий день мы вместе с отцом и Гритом поехали посмотреть, все ли с Мушкой в порядке, и когда, подкравшись по склону холма, заглянули в. долину, то увидели там весь табун. Впереди, прямо напротив Таха, стоявшего рядом с Мушкой, находился вожак.

— Сейчас они будут драться, — прошептал Грит.

Молодой вожак начал суетиться вокруг табуна, как бы погоняя его. Все его послушались, кроме Таха и Мушки. Она была на ногах, но казалось, что лопнет, если сделает хоть шаг. Голову она опустила и выглядела усталой. Tax просто стоял рядом, наблюдая, что делает жеребец-вожак. Их стычка должна была стать первой пробой сил.

— Теперь или никогда, — прошептал я, следя за Тахом.

Не успел я этого сказать, как вожак двинулся на Мушку сзади, заставляя ее идти за табуном, но на его пути оказался Tax, низко опустивший голову. Он так сильно лягнул вожака, что тот едва не упал. Оправившись, он попытался лягнуть Таха, но тот, отпрыгнув в сторону, бросился на молодого вожака. И снова едва не сбил его с ног, причем проделал это молниеносно.

— Удивительно! — воскликнул отец. — Никогда еще не видел, чтобы лошадь двигалась так быстро.

Вожак опять попытался заставить Мушку подчиниться, но Tax с такой яростью набросился на него, что тот взвизгнул от боли. Тут-то и должно было начаться настоящее сражение, но вместо того, чтобы воспользоваться преимуществом и догнать вожака, Tax остался рядом с Мушкой, сердито тряся головой. Молодой жеребец пофыркал, побил копытом, но больше не нападал. Пофыркав еще, он медленно отошел и поскакал за табуном. Tax не погнался за ним, он вообще не двинулся с места.

— Он знает, что с кобылкой не все в порядке, — сказал отец.

— А что с ней? — спросил я, все время догадываясь, что он что-то скрывает.

— По-моему, Мушка повредила себе живот и родить жеребенка ей будет очень непросто.

— Мы не сможем ничем помочь? — спросил Григ.

— Ни в коем случае нельзя беспокоить или пугать ее.

— Но если мы осторожно…

Отец отрицательно покачал головой:

— Если мы пойдем вниз, Tax начнет беситься, и Мушка, возможно, попытается убежать. Это для нее опасно. Нам остается только ждать.

Действительно, мы ничего не могли сделать для нее. Мы целый день следили за ней. Мушка стояла неподвижно, a Tax бегал вокруг, ласково покусывая ее за гриву и за хвост. В тот вечер мы ехали домой грустные и обеспокоенные. Мы разглядели, насколько слабой и усталой она была, какой одинокой выглядела вдали от своих английских холмов.

На следующее утро мы вновь приехали в долину, но Мушки и Таха не было. Tax все-таки знал горы лучше нас, и, хотя мы очень тщательно все обыскали, найти их не смогли. Поиски продолжались и на следующий день, но безуспешно.

На третье утро, когда мы уже были готовы отправиться на новые поиски, прилетел вертолет.

— Я спросил в академии, могут ли они прислать нам вертолет, — пояснил Грит. — Думаю, что, если поднимемся повыше, мы не потревожим Таха и Мушку, зато найдем их.

Вертолет приземлился, мы, сойдя с лошадей, поднялись в кабину и вскоре уже были над горами. Летела очень высоко, рассматривая каждое ущелье, каждую долину и лесок и наконец в два часа заметили черные точки на небольшой поляне.

— Это они! — прокричал Грит сквозь треск мотора.

Сначала мы не могли их как следует разглядеть, но пилот развернул машину так, что мы оказались прямо над ними, и даже с такой высоты было видно, что это Tax и Мушка.

— Мушка уже принесла жеребенка! — закричал я, разглядев на земле третью точку.

— Опуститесь ниже! — крикнул отец пилоту.

Теперь мы могли разглядеть Мушку, лежавшую на гальке, а около нее жеребенка. При приближении вертолета Tax, стоявший рядом, забеспокоился и начал носиться галопом вокруг Мушки. Жеребенок тоже попытался встать на ноги, но не смог.

Только Мушка не двигалась, и, Китти, потому, как она лежала, я понял, что она не живая.

— Мы опоздали! — в отчаянии закричал я. — Она умерла!

— Может быть, слишком утомлена и не может встать, — заметил Грит.

— Нет. Она мертвая, — печально подтвердил отец.

Я очень сочувствую тебе, Китти, и знаю, слова не помогут. Мушка умерла, мы видели, но мы также знали, что нам нужно торопиться, чтобы спасти еежеребенка, иначе он тоже погибнет. Отец сказал пилоту, что необходимо приземлиться и забрать жеребенка.

— Если вертолет сядет слишком близко, Tax может попытаться унести его в зубах, — предупредил Грит, вспомнив случай, когда Tax так однажды поступил.

— Придется рискнуть, — сказал отец, — другого выхода нет.

Он попросил летчика посадить вертолет как можно ближе к трем лошадям, и, когда мы приземлились метрах в пятнадцати, подняв облако пыли и травы, Tax вышел из себя. Он метался между вертолетом и Мушкой, а когда мы вышли, бросился на нас, пытаясь лягнуть. Мы разбежались, размахивая халатами и пиджаками, чтобы отпугнуть его, а летчик выстрелил из ракетницы.

Но когда мы направились к Мушке и жеребенку, Tax уже вернулся к ним, схватил жеребенка зубами и бросил вперед раз, второй, третий.