Страна аистов

Вольрад поначалу слушал молча, но потом стал обвинять во всем самих пруссов. К тому времени обе стороны уже порядком подогрели страсти пивом и медовухой, и дело дошло почти до драки. Князья выхватили мечи, а в зал вломились кнехты фогта. Всех успокоил Вольрад, сказав, что сегодня все слишком пьяны, чтобы решать серьезные дела, но завтра на свежую голову они вместе подумают, как облегчить условия союза. На том и разошлись.

Однако на следующий день все повторилось. Хмельное лилось рекой, а пруссы высказывали наболевшее. Только Вольрад уже не перечил и даже обещал передать их требования магистру. Вожди напомнили, что их люди не покинули свои земли, как племя ятвягов с князем Стардо, и не воюют с Орденом, как самбы. Все эти годы они исправно выполняли союзнический долг. И фогт соглашался с ними, обильно угощая гостей. Когда ужин был в разгаре, Вольрад, извинившись, вышел.

Кнехты были наготове. Они быстро затворили ставни на окнах, двери подперли бревнами, обложили стены ячменной соломой и подожгли замок.

Хроники рассказывают, что в Ленценберге заживо сгорело около пятидесяти прусских князей. Коварство и бессмысленная жестокость Вольрада поразили даже видавших виды рыцарей-крестоносцев. Они-то и прозвали его «Достойный удивления». А Вольрад на суде у магистра Ордена, ничуть не смущаясь, в качестве улики демонстрировал свою рубаху — якобы распоротую прусским мечом.

Огонь, разведенный Вольрадом в замке Ленценберг, к 1261 году уже полыхал по всей Пруссии общим восстанием.

Божьи люди из Пёршкена

Когда-то в Пруссии было выражение: «Божий человек из Пёршкена». Так говорили, когда кто-то притворялся слишком праведным. А приписывают эту язвительную фразу пастору Иоганну Якобу фон Шёвену, служившему в кирхе Пёршкена — старейшей, между прочим, кирхе Пруссии — около двухсот лет назад. Однажды во время проповеди, ругая прихожан за недостаточное религиозное усердие, он заявил:

— Когда Господь в день Страшного Суда призовет меня к себе и спросит: «Божий человек из Пёршкена, где же мои овечки, которых я доверил тебе?», мне придется промолчать. И тогда Господь скажет: «Божий человек из Пёршкена, я дал тебе овечек, а ты привел мне быков!»

Говорят, при этом старый крестьянин Плог, предки которого хозяйствовали здесь еще со времен Ордена, громко ответил:

— Да, в нашей семье всегда были крепкие люди.

Между прочим, всякий, кто рассказывал этот анекдот, непременно добавлял историю о том, как однажды крепкие «божьи люди» из Пёршкена оконфузились. А было это так.

Как-то в Пёршкен забрели польские цыгане с медведем и вечером устроили представление. Медведь, которого цыгане держали на цепи, плясал и показывал фокусы, а пёршкенцы, бросив монетки в цыганскую шляпу, дивились этому, благоразумно расположившись поодаль. Медведи в те времена в Пруссии еще водились, и все знали, какой это сильный и опасный зверь.

Ночью цыгане ушли. А рано утром поселок разбудили вопли перепуганного пастуха:

— Медведь! Медведь! Цыгане забыли медведя!

Пёршкенцы, вооружившись, кто чем может — вилами, косами, мушкетонами, — смело окружили площадь у кирхи, где, по уверениям пастуха, спал оставленный цыганами медведь, но обнаружили только набитый всяким хламом большой мешок старьевщика, который тот потерял, проезжая вечером через площадь.

Ныне — поселок Ново-Московское Багратионовского района. Известен развалинами древнейшей на территории Калининградской области кирхи — она была построена в XIII веке — и ее уникальными фресками.

Рыцарь из Риппенского леса

Это произошло в то время, когда герцог Альбрехт распустил Орден. Пруссия стала светским государством, а рыцари — помещиками. Для многих из них это оказалось тяжелым бременем. Монахи-воины, привычные более к мечу, чем к гусиным перьям, в одночасье превратились в хозяев поместий, которыми нужно было как-то управлять.

Владельцем леса у небольшого поселка Риппен, что возле Пёршкена, стал граф фон Шуленбург. Он был уже в том возрасте, когда трудно и вредно менять привычки. В имении он жил один, обособленно и скромно, не заводя себе ни жены, ни слуг. В друзьях у него были только лошадь Эвета да пес Трой, а единственной страстью графа стала забота о лесе. Ровно в шесть утра он появлялся в лесу и объезжал свои владения, ревностно следя, не свалил ли кто незрелое дерево, вовремя ли подсадили молодняк. И хотя спрашивал он с работников строго и часто штрафовал нерадивых, все же, говоря о Шуленбурге, люди всегда прибавляли: «Дай ему Бог здоровья!» Граф постоянно помогал, чем мог, не только своим людям, но и вольным крестьянам.

Вот так круглый год в любую погоду каждое утро фон Шуленбург на Эвете в сопровождении Троя объезжал лес. Но однажды в канун Рождества он не появился. Работники встревожились. Весь день они строили догадки: что могло заставить графа изменить своим привычкам? Послали гонца к нему в имение — хозяина там не было. Не приехал Шуленбург и следующим утром. Тогда люди принялись его искать. На одной из просек нашли всех троих — тело хозяина, а рядом трупы Эветы и Троя.

Никто так никогда и не узнал, что же там произошло. Графа похоронили у кирхи в Пёршкене, а животных закопали там же, где обнаружили, — в лесу. Каковы же были изумление и ужас лесорубов, когда на утро после похорон ровно в шесть утра они увидели, что их погребенный хозяин скачет по лесу на Эвете, а за ними бежит Трой. То же повторилось и на следующий день. Кто-то уже предложил подойти к всаднику и выяснить, в самом ли деле это граф или чья-то дурная шутка. Но смельчаков не находилось. При появлении призрака рабочих охватывал такой страх, что они роняли топоры.

Но однажды один из них все-таки отважился выйти к шести часам на просеку. Он дождался, когда фон Шуленбург поравнялся с ним, и спросил:

— Кто ты? Человек или призрак?

Всадник ответил, что он действительно их бывший господин, похороненный на кладбище в Пёршкене. Пожаловался, что там ему лежать плохо, он слишком привык к одиночеству в лесу. К тому же верных Эветы и Троя, бывших с ним до последней минуты, нет поблизости. И очень хотел граф, чтобы перезахоронили его на лесистом холме, где тихо звенит хвоей высокая сосна, а рядом положили лошадь и пса.

И хоть пастор Пёршкена был против обряда, который счел языческим, люди выполнили просьбу хозяина. А над могилой поставили серый валун со скромной надписью: «Граф фон Шуленбург».

Больше призрак в лесу не появлялся. Правда, еще долгие годы риппенские егеря и лесорубы каждое утро вглядывались в просветы между деревьями, как только время подходило к шести часам. Да еще крестьяне ходили к камню, под которым упокоился один из последних рыцарей Ордена, поверяя графу свои горести и заботы. Говорят, не было случая, чтобы тот не помог.

Альбрехт фон Бранденбург-Ансбахский из династии Гогенцоллернов. Родился в 1490 году, восьмой ребенок из семнадцати в семье Фридриха цу Ансбаха. По линии матери — внук польского короля Казимира. В декабре 1510 года был избран Великим Магистром Ордена Немецкого госпиталя пресвятой Девы Марии в Иерусалиме, в просторечье называемого Немецким, или Тевтонским, Орденом. В 1525 году Альбрехт упразднил орденское правление в Пруссии и объявил страну светским государством, а себя — герцогом Пруссии. Был женат дважды. Первой женой была датская принцесса Доротея. Через три года после ее кончины Альбрехт обвенчался с Анной Марией фон Брауншвейг. Несмотря на разницу в возрасте более 40 лет, по странной прихоти судьбы супруги умерли в один день — 20 марта 1568 года. Альбрехт — в своем замке Тапиау, в нынешнем Гвардейске, Анна Мария — в замке Нойхаузен, в сегодняшнем Гурьевске.

Вся эта информация сейчас общедоступна но, к сожалению, ничего не говорит о личности Альбрехта Великого — именно так его называют в западной историографии. Этот человек достоин гораздо большего внимания. Превращение Пруссии из орденского государства в светское, основание университета, который, по его словам, должен был «принести пользу всем народам, живущим на восток и на запад от Пруссии», и создание знаменитой «Серебряной» библиотеки — это далеко не все его заслуги. При нем в Пруссию, где просвещение, свободомыслие и веротерпимость были провозглашены превыше всего, ринулись сотни тысяч диссидентов всех мастей: лютеране, гугеноты, русские старообрядцы — словом, все, кому на родине грозила смерть. В то время в Европе пылали костры инквизиции, а здесь был издан труд «О вращении небесных тел», мгновенно запрещенный католиками. Но до его автора, прусского врача и астролога Николауса Коперникуса, им было не добраться — лютеранство было объявлено государственной религией Пруссии, и власть Папы оставалась за рубежами страны. Герцог создал почву, на которой позже выросли Кант и Гофман.

В личной жизни герцог был менее удачлив. После смерти в 1547 году горячо любимой Доротеи, с которой он прожил более двух десятков лет, Альбрехт запил и уже не смог избавиться от этой страсти до конца своих дней, чему, впрочем, явно способствовала семейная обстановка. Вторая жена — Анна Мария — оказалась подверженной, по заключению врачей, «истерическим припадкам». А ее с герцогом сын Альбрехт Фридрих, единственный наследник, был и вовсе идиотом. Герцог сослал недоумка в замок Фишхаузен, где тот и прожил всю свою жизнь. Вместо него Пруссией правил регент.

Возможно, именно вследствие этих обстоятельств герцог на склоне лет и окружил себя толпой мошенников — оккультистов и магов разного пошиба, — которые не упускали возможности поживиться всем, что можно было умыкнуть. Крали налоги, присваивали сами себе докторские степени в университете, записывали на свое имя замки. Например, Павел Скалих в нагрузку к должности главного советника герцога получил во владение город и замок Кройцбург с окрестностями. Поддерживаемый Анной Марией, он имел на герцога огромное влияние. По его наущению Альбрехт даже однажды попытался распустить прусское правительство — ландтаг, что едва не привело к гражданской войне. Обладая явными гипнотическими способностями, Скалих внушил герцогу, что тот постоянно окружен привидениями.

В довершение неприятностей, на одном из спиритических сеансов, устраиваемых Скалихом, Альбрехта хватил апоплексический удар — инсульт. Герцога наполовину парализовало. Банду казнокрадов Скалиха вскоре переловили. Одних казнили, других заперли в темницах. Самому Скалиху удалось бежать из Пруссии.

Однако, несмотря на удачный конец этой детективной истории, для герцога он не стал счастливым. Доверие народа к нему было подорвано, и он, забытый бывшими друзьями и соратниками, тихо угас в любимом замке Тапиау. Кое-кто из историков даже эту смерть приписывает козням Скалиха. Дескать, тот на протяжении нескольких лет травил герцога медленно действующим ядом. Возможно. Но каких-либо документов, подтверждающих эту версию, пока не найдено.

«Великим» герцога Альбрехта объявили спустя столетия. В честь него университет получил название «Альбертина», его именем будет названа улица и кирха, еще до недавнего времени служившая народу Калининграда кинотеатром «Ленинград». Его скульптурное изображение украшает Королевские ворота — оно крайнее справа, если смотреть со стороны города. При жизни же Альбрехт благодарности от подданных не дождался.

Кстати, как вы думаете, какую рыбу в Пруссии называли «королевской»? Не лосося, и не осетра, который, несмотря на все усилия целлюлозно-бумажной промышленности, кажется, выжил в заливе. «Королевской рыбой» называли невзрачного вьюна. Герцог очень ее любил, предпочитая ловить собственноручно — на удочку.