Жизнь начинается сегодня

— Теперь нас двое будет, — просто и дружески напомнил Лундин.

— Само собою разумеется! — тряхнул головой Зайцев. — Будем вдвоем и коих еще покрепче притянем к себе. Тут вот этот Василий Оглоблин чудак. Подавал в партию, а потом пришло ему в голову заявленье обратно просить.

Зайцев рассказал, почему Василий решил, что ему не место в рядах партии. А Лундин, выслушав секретаря, весело осклабился:

— Парень хороший! Этакого выпускать не следует.

Промолчав, Зайцев назвал еще тракториста:

— Надежный. Немного только вертун, шуточки любит, с молодежью треплется.

— Это не грех, — засмеялся Лундин. — Сам молодой, к молодым и тянется.

— Пожалуй, — с натугой согласился секретарь.

Лундин быстро взглянул на Зайцева, ничего не сказал, и на этом разговор их прекратился.

Василию посчастливило: рана оказалась неопасная, после двух перевязок в больнице заявили, что через пару дней его можно выписать.

И к концу пятидневки Василий с забинтованным плечом и с рукою на белой марлевой повязке явился домой.

Первый, кто навестил его, запыхавшись и горя нетерпением, был Филька.

— Вылечили? — радостно спросил он. — Больно было? Мне страсть как больно стало, как перевязки делали.

— Ничего, я крепкий! — похвастался Василий.

— Да и я крепкий. Я нисколько не ревел, — топорщился Филька. — Доктор даже хвалил.

Василий захохотал, а Филька, не смущаясь и перескакивая на другое, таинственно придвинулся к Василию:

— Не знаешь, кто это тебя?

— Кабы знал! — запылал Василий.

— Тебя из дробовика?

— Из его. Как борову птицу! — весело позубоскалил Василий.

— А ты знаешь... — Филька оглянулся кругом, не подслушивает ли кто, и усмотрев, что Васильева Вера вышла на минутку, шопотом поведал: — Я патрон нашел.

— Ну?

— Ей богу!.. Я спрятал. Никому не сказал, только тебе.

Василий крепко заинтересовался сообщением Фильки. А тот, пользуясь отсутствием Веры, вытащил из кармана тусклую, медную гильзу и показал ее приятелю.

Оба стали внимательно разглядывать филькину находку.

— Смотри-ка, — показал Василий, — выбрасыватель-то, видно, испорченный. Вишь, какая царапина на патроне.

Темная закоптелая гильза в одном месте была отмечена свежей царапиной. Филька равнодушно взглянул на нее. Но Василий что-то сообразил.

— Ты мне ее отдай, Филя, и никому покеда не говори. Ладно?

— Ладно.

Вечером Василий встретился с приехавшими с поля коммунарами. Артем покачал головой, разглядывая марлевую перевязь, и дружески попенял:

— Упрямый ты, Васька! Вишь, до чего довел себя!

— Стой, — отмахнулся от него Василий, — стой! Погоди. Разговор у меня с тобой будет.

— Давай.

Разговор этот состоялся позже, когда никого постороннего не было возле них. Василий показал Артему гильзу и высказал свои соображения.

— Ружьишко, выходит, не в порядке у тех сволочей. Если по горячему поискать, нельзя ли по ружью понатакаться на гада моего, который палил?

— А и верно! — обрадовался Артем. — Прямая улика. Если только не сдогадаются.

— Не должны. Вряд ли упомнят про пустяковину такую.

— Хорошо. А Филька не проболтается? — обеспокоился Артем.

— Нет! — уверенно ответил Василий. — Парнишка не таковский... С мозгой парнишка.

Василий с Артемом договорились, как им действовать. На утро они нашли Зайцева и поделились с ним своими догадками и планами. Зайцев вспыхнул, закипел. Он обрадовался, почувствовав, что так можно, пожалуй, напасть на след и раскрыть врагов и вредителей.

В тот же день Лундин ездил куда-то, захватив с собою Артема. А попозже Зайцев собрал часть партийцев на закрытое ячейковое собрание.

И когда все позванные сошлись, Зайцев, как-то необычно сияя, заявил:

— Будем, значит, товарищи, вырабатывать план военных действий. Словом, оперативный план действий!..

Коммунары недоуменно взглянули на секретаря и нетерпеливо стали ждать дальнейших объяснений.

Тайна, обладателем которой стал Филька, жгла паренька. Ну, вот рассказал он все Василию, отдал патрон, а теперь молчать надо, а молчать так трудно, так невыносимо! Надо бы еще кому-нибудь верному снова все с самого начала поведать, как шел он, Филька, к березнику, как стал приглядываться к тому месту, где, по рассказам, подстрелили Василия, и как выкатил из невысокой травы пинком ноги пустую медную гильзу. Надо бы, во что бы то ни стало надо!

Филька крепился-крепился и надумал: Николай Петрович, ему можно, он парень свой. Конечно, можно.

Николая Петровича Филька разыскал возле трактора, с которым тот что-то делал. Вымазанный в копоти и в масле, Николай Петрович вздернул вверх (он сидел перед машиной на корточках) испачканное лицо и не совсем приветливо опросил:

— Ну, какая тебе экстренность? Горит?

— Мне поговорить надо...

— А мне работать!

— Я, Николай Петрович, немножко. Мне бы сказать...

— Ну, говори.

Филька замялся. Вблизи были посторонние. Как он скажет при чужих. Николай Петрович сплюнул и, заметив, что Филька мнется и не решается говорить, поучительно сказал:

— Не мямли, не тяни, а коли у тебя есть об чем сказать, прямо и скажи!

— А может у меня такое... — вспыхнул Филька, — такое... что не скажешь?!

— Ну, — захохотал Николай Петрович, — коли не скажешь, так и не разоряйся!

Обиженный и неудовлетворенный ушел Филька от тракториста. Ушел, кипя негодованием на взрослых, которые задаются, нос задирают и не всегда смыслят в настоящем деле. И так он и не насытил неутоленную жажду поделиться жегшим его секретом.

А секрет его уже катился по верной и настоящей дороге.

Пахучим и безмятежным летним вечером по заимкам, в Сухой Пади и еще нескольких ближайших к Суходольскому деревнях появились неожиданные гости. Они нагрянули внезапно. Внезапно прошли по дворам и избам отмеченных, в чем-то подозреваемых и вообще невыясненных крестьян и потребовали оружие. Старые турки, ветхие кремневки, запыленные берданки, пара плохих двустволок и один старинный пистолет — вот трофеи, с которыми ночью вернулся Зайцев, его товарищи и милиционеры. Всю ночь ружья, к которым подходил найденный Филькой патрон, тщательно свидетельствовались и проверялись наиболее ловкими и опытными в этом деле коммунарами. К паре берданок патрон калибром подходил. Но никакого изъяна в них не было. Не было того недостатка в выбрасывателе, который оставлял бы отметину на меди гильзы.

Когда эти результаты операции, с таким пылом и энергией проведенной Зайцевым, были установлены окончательно и бесповоротно, секретарь, обычно не употреблявший крепких выражений, не выдержал и жарко ругнулся.

— Да-а... — покрутил головой Лундин, на этот раз не сверкая весело зубами. — Да-а... Или дело сделано чисто, или преступник смылся со всем своим движимым имуществом, то-есть с ружьишком и прочее.

— Обдуманно, черти, сделали! — подтвердил Николай Петрович.

— Неужто не найдем? — горестно и зло твердил Василий. — Не может этого быть!

— Не может! — поддержал его Артем.— Врут, обнаружатся!

— Не дураки, поди... — хмуро посомневался Степан Петрович. — На такое дело шли, наверно, все обмозговали...

Рано утром Филька подкараулил Василия и возбужденно спросил:

— Ну, как?

— А никак! — пожал плечами Василий. — Ничего не вышло.

Филька недоверчиво покрутил головой:

— Обманываешь!

— Сказал тоже! Стану я тебя обманывать. Не вышло — и все! Никакой пользы, Филя, из твоего патрону не получилось.

Хмуро помолчав, Василий внезапно вспыхнул и приглушенно заявил Фильке:

— Только шалят, врут стервы! До самого дна дойду, а вызнаю, кто меня спортить хотел да кто коммуне гадит! Вызнаю!

Огорчение Фильки позже в этот день было немного смягчено, когда Николай Петрович сам первый подманил его к себе и приветливо и немного виновато признался:

6

Так в журнальной публикации — сбой в нумерации подглавок.