Чайная роза

Дэви, стройный мужчина со светлыми волосами и тревожными глазами, поздоровался со всеми сразу.

— Мэгги, по пинте мне и ему! — крикнул Падди барменше, махнул рукой и опрокинул кружку мужчины, сидевшего справа. Извинившись за пролитое пиво, Финнеган предложил возместить потерю, но сосед только покачал головой.

— Все в порядке, — сказал он.

Барменша доверху налила две пинты и взяла несколько монет из кучки мелочи, лежавшей на стойке. Дэви пытался возражать, но Падди не стал его слушать.

— Какими судьбами? — спросил он. — Я думал, ты будешь держаться в сторонке.

— Так было до сегодняшнего дня. Пока Каррен не ограбил нас, — ответил Дэви. — Вот я и решил прийти и послушать, что скажет Тиллет. Я не обещаю присоединиться к вам. Просто послушаю. Не знаю, кому верить. Тред-юнион говорит, что мы будем получать шесть пенсов в час, а Бертон — что уволит каждого, кто туда вступит. Если я потеряю работу, мне конец. Лиззи — это моя младшая — опять заболела. Слабые легкие. Я не могу позволить себе купить лекарство. Жена выбивается из сил, ставит ей припарки, но этого мало. Бедняжка все время плачет… — Дэви осекся и стиснул зубы.

— Можешь не объяснять, дружище. Мы тут все в одной лодке, — сказал Падди.

— За исключением одного подонка, — добавил Мэтт. — Ты слышал, что в обед говорил Каррен?

Падди вспомнил слова мастера:

— Ребята, подумайте о своих семьях. И о риске, на который идете.

— Мы о них и думаем, — бросил ему в ответ Падди. — Если мы сдадимся, то никогда ничего не получим. Каррен, мы слышали речи Бертона. Мол, он вкладывает деньги в свою компанию. Скажи ему, что мы и есть «Чай Бертона», и если он хочет расширить дело, то пусть начинает с нашего жалованья.

— Парни, парни, — попытался урезонить их Каррен. — Бертон ни за что не позволит выкручивать ему руки таким, как вы. Бросьте вы эту возню с тред-юнионом. Вам не победить…

— Мы все его слышали, — ответил Мэтту Падди. — Дэви, это просто треп. Один приятель с чайного аукциона сказал мне, что Бертон хочет купить в Индии собственную плантацию. И даже подумывает о том, чтобы ради этого превратить компанию в акционерное общество. Поверь, если кому-то и следует бояться, то именно ему. Бертон до смерти трусит, что мы создадим тред-юнион и выжмем из него свои денежки, вот и грозит уволить нас. Но подумай на минутку, что будет, если мы объединимся. Все речники, весь Уоппинг. Тогда он не сможет нас выгнать. Кем он нас заменит? Понимаешь, если все вступят в союз, ни один его член не станет работать у Бертона. Именно поэтому мы должны объединиться.

— Не знаю, — ответил Дэви. — Слушать — это одно, а вступать совсем другое.

— Ладно, ребята, — сказал Падди, обведя взглядом товарищей. — Сделаем вот что. Выслушаем этого человека. Он сам докер и знает, чем мы дышим. Если его слова нам не понравятся, ничего страшного не случится. А если понравятся, тред-юнион пополнится четырьмя новыми членами.

Все согласились. Шейн отправился искать столик; Мэтт и Дэви пошли за ним. Падди заказал еще пинту. Дожидаясь, пока барменша наполнит кружку, Финнеган посмотрел на карманные часы. Половина восьмого. Где же Тиллет? Собрание должно было начаться полчаса назад. Он обвел взглядом пивную, но не увидел никого, похожего на лидера тред-юниона. Впрочем, этот человек был знаком ему только по рисункам в газете, а там даже самого себя не узнаешь.

— Похоже, вы убедили своих товарищей, — сказал сосед справа — тот самый, кружку которого опрокинул Падди. Мужчина был молодой, стройный, чисто выбритый и серьезный, в грубой одежде докера. — Вы здесь старший?

Падди засмеялся:

— Старший? В том-то и беда, что у нас нет старшего. Проблема состоит в том, чтобы организовать рабочих. Но в Уоппинге они не организованы.

— Вам нужно стать старшим. Я невольно подслушал ваш разговор. Вы — прирожденный оратор. Убедительный. Похоже, вы верите в силу тред-юниона.

— Да, верю. Вы здешний?

— Нет, я с юга. Из Бристоля.

— Слушай, если бы ты работал в Уоппинге, то знал бы, что для нас значит тред-юнион. Это наш единственный шанс получать достойное жалованье и добиться того, чтобы с нами считались. Видишь вон того старика? — Падди показал в дальний угол пивной. — Он всю жизнь разгружал суда, а потом на него упал ящик. Проломил голову. Сделал калекой. Мастер выбросил его, как кучу мусора. А вон того, у камина? Он повредил спину на пристани «Марокко». Не может работать. Пятеро ребятишек. Не получил в возмещение ни одного паршивого пенни. Дети голодали. В конце концов жена забрала их и ушла в работный дом[7]… — Падди мгновение помолчал; в его глазах горел гнев. — Они заставляют нас пахать на износ. По десять-двенадцать часов в любую погоду. Животные так не работают, а люди должны. И что мы имеем за это? Дырку от бублика!

— А что остальные? Они думают так же? Хватит ли у них решимости начать борьбу?

Падди ощетинился.

— Дружище, чего-чего, а решимости у них хватит. Просто людей так долго били, что на ее восстановление понадобится время. Если бы ты знал, что им приходится терпеть… — Он осекся. — Ага, решимости хватит, — вполголоса закончил Финнеган.

— А вы…

— Конечно, но ты задаешь чертовски много неудобных вопросов. Внезапно у Падди возникло подозрение. Владельцы пристаней заплатили бы хорошие деньги за информацию о тред-юнионе. — Как тебя зовут?

— Тиллет. Бенджамин Тиллет, — ответил мужчина, протягивая руку. — А вас?

Падди широко раскрыл глаза.

— О боже! — прошептал он. — Тот самый Бен Тиллет?

— Тот самый.

— Хочешь сказать, что все это время слушал мои разглагольствования? Извини, дружище.

Тиллет от души рассмеялся:

— Извинить? За что? Тред-юнион — моя любимая тема. Я слушал с удовольствием. Вы говорили много и по делу. Но я все еще не знаю вашего имени.

— Финнеган. Падди Финнеган.

— Послушай, Падди, — сказал Тиллет. — Сейчас я начну выступление, но ты был прав: здесь не хватает организованности. Нам нужны местные руководители. Люди, способные вдохновлять своих товарищей и поддерживать их решимость, когда дела идут туго. Что скажешь?

— Кто, я?

— Да.

— Я… я не знаю. Я никогда никем не руководил. И понятия не имею, как это делается.

— Имеешь. У тебя хорошо получается. — Тиллет допил пиво и поставил кружку. — Когда твои друзья проявляли неуверенность, ты просил их подумать. А теперь я прошу подумать тебя. Ты это сделаешь, правда?

— Да, — ответил обезоруженный Падди.

— Вот и хорошо. Поговорим потом. — Бен смешался с толпой.

«Ну, будь я проклят!» — подумал Падди. Следовало признаться, что предложение Тиллета возглавить людей польстило ему. Да, конечно, лестно, но… Справится ли он? Стоит ли вообще браться за это дело?

— Братья докеры! — раздался голос Тиллета. Бен начал выступление с сообщения об отказе платить премиальные грузчикам «Оливера», а затем рассказал об угрозе уменьшить жалованье рабочим чайного склада на Катлер-стрит. Потом с жаром заговорил о бедности и угнетении докеров и обличил тех, кто был виновен в этом. Все посторонние разговоры прекратились. Одни замерли с кружками в руках, другие поставили их на столы. Этот немногословный серьезный человек вызвал настоящую бурю.

Пока Тиллет говорил о врагах трудящихся, Падди лихорадочно обдумывал его предложение. Что делать? Он обвел взглядом лица товарищей. Эти лица напоминали наковальни, упрочнившиеся под постоянными ударами жизни. Стереть с них заботу мог только портер или стаут[8]. Пинта за пинтой. Чтобы смыть воспоминания о понуканиях мастера, о печальных глазах жен, о голодных детях, о том, что, как ни старайся, ты все равно останешься докером, обреченным на нехватку угля в ящике и недостаток еды на столе. Но сегодня вечером эти лица освещала надежда. Тиллет заставил их поверить в возможность победы.

Падди подумал о своей семье. Теперь он получит возможность бороться за нее в первых рядах. Не только за деньги, но и за нечто большее. За свой шанс, за право голоса. За то, чего раньше у докеров никогда не было. Если он отвергнет предложение Тиллета, то не сможет жить в ладу со своей совестью, зная, что сделал для своих детей меньше того, что мог.