Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 93

Господин (или, по тем временам, — товарищ?) Н., инженер одного из крупных предприятий, устал совершенно смертельно, вел машину уже почти что на пределе, когда кто-то кинулся к нему почти что под колеса: девочка лет шестнадцати-семнадцати, с перекошенным простеньким личиком. Сначала Н. решил, что она в ночной рубашке, но выяснилось — это простыня. Девочка шла через оживленную трассу, завернутая в простыню. Шла она странно, приволакивая одну ногу и двигаясь как бы рывками, а на трассе оказалась так неожиданно, что Н. едва успел ударить по тормозам.

Н. давно только искал предлога, чтобы остановиться, и сделал это с огромным удовольствием. С таким, что даже почти не рассердился на глупую девчонку.

— Эй! Ты чего на дорогу полезла?! Сбить же могут!

Девочка повернулась в сторону машины, так же рывками двинулась к открытому окошку.

— Дяденька… Отпусти домой, дяденька…

— Садись, конечно, подвезу. Ты откуда?

— Дяденька, пожалей… Я девочка еще, не трогай, дяденька…

— Тьфу ты! Нужна ты кому-то, сопля! У меня жена есть, взрослая и красивая. Давай садись быстрее, я тебя и так подвезу.

— Дяденька… Отпусти…

Только теперь господин Н., необъятного ума человек, начал замечать, что тут что-то не в порядке и что свел его случай вовсе не с обычной живой девочкой. Теперь полудитя стояло метрах в двух от машины, поздний закат неплохо ее освещал, и стали хорошо видны одутловатое, страшно распухшее лицо с каким-то, как выразился Н., невероятным выражением, странные пятна на лице, на руке и обнаженном плече — не все скрывала сбившаяся простыня. На очень нехорошие мысли навели эти пятна Н. и он судорожно закрутил ручкой, закрывая окно. Впрочем, он опять прокричал что-то в духе — мол, садись, поехали домой… но уже включил двигатель и держал ногу на педали газа — на всякий случай.

Все такими же нелепыми рывками двигалась девочка к машине, и все виднее становилось запрокинутое одутловатое лицо с совершенно заплывшими глазами, страдальчески перекошенным ртом, опухшее до того, что кожа начала лопаться. И все виднее становились неправильной формы буро-зеленые пятна на лице и простертой руке.

— Дяденька…

На этот раз «дяденька» чересчур ясно увидел, что при звуках голоса остается неподвижным этот судорожно стиснутый, пошедший набок рот и что опухло не только лицо. То, что он принял за детские перетяжечки, оставшиеся у хорошо кормленной девочки, оказалось все той же опухлостью.

«Дяденька» отпустил сцепление и двинул в объезд девочки, повел машину на середину дороги — благо трасса пустая. Но сколько он мог еще видеть, покойница шла и шла за ним по обочине все теми же рывкообразными, не свойственными живым движениями.

Если верить господину Н., он и тогда, в середине 1980-х, не делал секрета из своего приключения и рассказывал о нем довольно много. Возможно, это и правда, потому что его координаты дал мне человек, слышавший от него эту историю еще в те времена. Но потом у господина Н. появились двое людей из органов и очень настойчиво советовали ему ни в коем случае не распространяться о явлениях, которых не бывает и которые не должны происходить в уважающем себя советском городе. Господин Н. замолчал, но историю эту помнит очень хорошо и воспроизвел все крайне точно; было даже предложение съездить на то самое место, чтобы показать все в лицах, но я счел это уже излишним.

Эта семья тоже ехала с моря — в смысле, с Красноярского водохранилища, которое у нас упорно именуют морем. Кое-где к морю есть удобные подъезды, и там романтические люди ставят палатки, устраивают летний отдых компаниями и семьями.

Примерно на том же месте, где и Н., отец семейства Р. остановил машину — хотел дать детям выйти и пописать. До этого они спускались с гор, дорога вилась серпантином, там было круто и страшно. Потом был мост, пост ГАИ, многолюдно… А до дома еще далеко, и детям резонно выйти прогуляться в кустики.

Стоял ранний вечер: с Бирюсы выехали заранее, чтобы не возвращаться по темноте и вовремя уложить детей. Сын (11 лет) пошел писать сам, дочка (7 лет) пошла вместе с мамой, а глава семейства блаженно закурил, не ожидая быстрого возвращения семейства. Но жена с дочкой прибежали почти сразу, а до их появления из кустов доносились какие-то вопли. «Что они там, бродячего пса увидели?!» — думал дяденька, совершенно не предполагая, что его семье грозит опасность.

Тем не менее жена возвратилась, что называется, на рысях, таща за собой ревущую дочку:

— Мы уезжаем отсюда!

И уже ввалившись в машину, втащив в нее дочку, с видом невероятно оскорбленным:

— А где Иван?!

— Вон в кустах торчит… Маша, что с тобой?

— Ты, я думаю, не хуже меня знаешь! Мог бы выбрать место поприличнее!

Вконец обалдевший глава семейства уже открыл было рот, как из кустов донеслось:

— Дяденька!

— Кто здесь?

— Дяденька, пожалей!

— Ты еще с ней тут беседовать будешь! Это же труп!

— Да помолчи ты! Кто тут?!

— Ты еще и не знаешь, кто тут?!

— Дяденька! Отпусти меня домой!

— …Меня с детьми! Разврат! Антисанитарные условия! Моя мама!

— Дяденька…

— Папа, что тут у вас происходит?!

Они выломились из кустов одновременно: с одной стороны — пописавший и обалдевший сын; с другой — наша старая знакомая. Вот только была она уже в более заметной стадии разложения: кожа полопалась, из буро-черных изъязвленных мест текла отвратительная мутная жидкость, опухшее лицо мало походило на человеческое, а раздутый газами живот вздымал запачканную грязью, заляпанную бог знает чем простыню, как у беременной.

И это существо еще говорило! Непонятно как, непонятно чем, но оно говорило, расточая мольбы и жалобы, еле-еле передвигая ноги!

Тут никто не стал ждать, пока покойница подойдет вплотную, — автомобиль рванул, когда была она метрах еще в четырех или пяти, но и то всех обволокло облако чудовищного сладковатого смрада.

Всю дорогу до дома обсуждалось происшествие, и это обсуждение довело главу семьи до совершеннейшего неистовства: по абсолютно непостижимой причине жена решила, что это он, ее супруг, заманил сюда девушку, изнасиловал и задушил.

— А иначе ну чего она ко мне пристала?! И эти разговоры про «пожалей!». У тебя сердца нет, Геннадий! Такую молоденькую, такую милую! Как права была моя мамочка!

Самое дикое, что женщина вовсе не имела ничего против, чтобы ее муж кого-то душил на пустынном шоссе и в этом же месте закапывал.

— Ты же хоть смотри, кого душить!!!

Скажем, она ничего не имела против, чтобы муж задушил директора ателье, в котором она трудилась, и большую часть клиентуры. Она категорически возражала, чтобы муж ей изменял с посторонними девочками…

— А со знакомыми можно?

— Как ты смеешь говорить так при детях?!

В общем, она была против общения мужа с посторонними девочками, и особенно против того, чтобы эти девочки приходили бы к ней, единственной законной владелице супруга. Безобразный скандал почти затмил в сознании супругов само происшествие; никому они о нем особо не говорили, потому что супруга искренне считала своим святым долгом покрыть преступление мужа, а сам супруг и от природы был не особенно болтлив и вообще не хотел говорить о делах, ему не особо понятных. Вот только дети-то ведь тоже видели немало. Мальчик, к примеру, рассказал о странном происшествии, а коли слухом свет полнится, было уже нетрудно выйти и на него, и на его сестру (сейчас ей, слава богу, двадцать один год!) — и уже не очень важно, что говорят или о чем молчат родители.

Милиционер М. в конце сентября вышел на трассу с вполне понятными целями: на крутом повороте он поставил временный знак, ограничивающий скорость до 40 километров, и штрафовал всех, кто превышал скорость на этом участке. У милиционера дочка собиралась замуж, нужны были деньги на свадьбу, и М. полюбовно договорился с начальством — где ставить знак и сколько дней собирать возле него мзду.