Страница 66 из 119
— Родная моя, родная моя! — зашептала Нехушта, протягивая к ней руки. — Благодарение Христу, я нашла тебя, дорогая!
Она повернулась к Марку, который не отрывал глаз от Мириам, и спросила его с неожиданной яростью:
— Теперь, когда ты её увидел опять, скажи, римлянин, ты всё ещё любишь её, как и прежде?
Он не отозвался, и она повторила свой вопрос. Тогда он ответил:
— Зачем ты досаждаешь мне пустыми словами? Когда-то она была женщиной, чью любовь я хотел завоевать, теперь она дух, который я боготворю.
— Женщина она или дух либо женщина и дух, ты должен оберегать её как зеницу ока; смотри, римлянин, если что... — прорычала Нехушта ещё более яростно и схватилась за кинжал, спрятанный у неё на груди.
— Успокойся, успокойся же, — увещевал её Марк, и в эту минуту процессия остановилась прямо перед их окнами. — Какой у неё утомлённый и какой печальный вид! — продолжал он, как бы говоря сам с собой. — Впечатление такое, будто её душа сломлена испытаниями. А я должен прятаться от неё, не смею даже показать ей своё лицо! Если бы она только знала! Если бы только знала!
Нехушта оттолкнула его и сама встала на его место. Устремив взгляд на Мириам, она чудовищным усилием воли постаралась дать ей знать о своём присутствии. Всё её тело дрожало от напряжения. И пленница почувствовала её взгляд и подняла голову.
— Отойди в сторону! — шепнула Нехушта Марку и медленно открыла ставни. Теперь между ней и улицей не было ничего, кроме шёлковых штор. Осторожно раздвинув их руками, она на мгновение выглянула наружу. Затем, приложив палец к губам, отодвинулась, и шторы тотчас же сомкнулись.
— Хорошо, — сказала Нехушта, — теперь она знает.
— Дай же и мне показаться ей, — попросил Марк.
— Нет, она и без того в полубеспамятстве, вот-вот упадёт.
Горько терзаясь, смотрели они на Мириам, которая и в самом деле была в полубеспамятстве. Какая-то женщина протянула ей чашу с вином, она выпила вино, и её глаза прояснились, силы, видимо, вернулись к ней.
— Запомни эту женщину, — шепнул Марк, — чтоб я смог её вознаградить.
— Она не нуждается в вознаграждении, — ответила Нехушта.
— Странно для римлянки, — с горечью обронил он.
— Она не столько римлянка, сколько христианка. Прежде чем передать чашу, она сделала ею знак креста.
Заскрипели оси колёс, закричали распорядители, процессия двинулась дальше. Прячась за шторами, Марк и Нехушта провожали глазами Мириам, пока она не скрылась в облачках пыли, среди толпы. После её исчезновения уже ничто не задерживало на себе их внимания, даже появление цезарей в сияющих облачениях.
Марк подозвал управителя.
— Стефан, — сказал он. — Иди и выясни, когда и где будут продавать пленницу по прозвищу Жемчужина. И, не задерживаясь, вернись домой. Держи язык за зубами, постарайся, чтобы никто не заподозрил, из чьего ты дома или каковы твои цели. От этого зависит твоя жизнь. Ступай.
Солнце быстро садилось, его пологие лучи окрашивали в кроваво-алый цвет мраморные храмы и колоннады Форума. После окончания празднества сотни тысяч римлян, довольные и усталые от радостного возбуждения, разошлись по домам, чтобы предаться там пиршествам, а в этом, одном из красивейших в городе, квартале стало безлюдно. Только вокруг мраморной арены, огороженной верёвкой, где должны были продавать с торгов пленниц, собралась пёстрая толпа, состоящая как из покупателей, так и праздных зевак.
Сами пленницы находились в небольшом доме, примыкающем к арене. Перед началом торгов покупатели внимательно осматривали предлагающийся к продаже товар. В дверях дома появилась убого одетая, закутанная с головой в покрывало старая женщина; на спине у неё была тяжёлая корзина, в каких обычно носят фрукты на базар.
— Что тебе надо? — спросил привратник.
— Я хочу осмотреть рабынь, — ответила она по-гречески.
— Уходи, — грубо ответил он. — Они тебе не по карману.
— А может быть, и по карману, лишь бы товар был подходящий, — ответила она, суя ему золотую монету.
— Проходи, госпожа, проходи, — сказал привратник уже другим тоном. Нехушта вошла в дверь, которая тут же за ней закрылась, и оказалась среди рабынь.
Внутри, для удобства покупателей, были зажжены факелы. При их свете Нехушта увидела несчастных пленниц, — их было всего пятнадцать, — которые сидели на мраморных скамьях; рабыни благоухающей водой мыли им руки, ноги и лица, причёсывали волосы, стряхивали пыль с одежд, чтобы они выглядели привлекательнее в глазах покупателей. Последних было несколько десятков; они переходили от одной пленницы к другой, обсуждая их достоинства и недостатки, прося некоторых из них встать, повернуться, показать руки и ноги, чтобы лучше их рассмотреть. Когда Нехушта вошла, какой-то толстяк с засаленными кудрями, по-видимому человек восточный, пытался убедить темноволосую красавицу еврейку показать ногу. Притворяясь, будто ничего не понимает, она сидела неподвижная и суровая, но, когда он наклонился и приподнял подол её платья, она с такой силой пнула его в лицо, что под общий смех зрителей он опрокинулся на пол, а когда поднялся, все увидели, что лоб у него ободран и кровоточит.
— Ну, погоди, красотка, — процедил он злобным голосом. — Не пройдёт и двенадцати часов, как ты заплатишь мне за всё это.
Но девушка продолжала сидеть, мрачная и неподвижная, прикидываясь, будто ничего не понимает.
Большинство покупателей собрались, однако, вокруг Мириам, которая сидела отдельно от всех, на кресле: руки скрещены, голова опущена, и вся она — печальное воплощение поруганной скромности. Покупатели, с разрешения служителя, подходили к ней один за другим, внимательно её осматривали, но Нехушта обратила внимание, что притрагиваться к ней никому не разрешали. Стоя в самом конце очереди, она прислушивалась и приглядывалась. И её внимательность была вознаграждена. Высокий человек в одежде египетского купца подошёл к Мириам и наклонился над её ухом.
— Молчать! — гаркнул служитель. — Говорить с рабыней по прозвищу Жемчужина строго запрещено. Проходи, господин, проходи.
Купец поднял голову, и, хотя в полутьме Нехушта не могла разглядеть лицо, она всё же узнала его. Окончательное подтверждение своей догадке она получила, когда он шевельнул рукой и она увидела, что у него не хватает сустава на одном пальце.
«Халев, — окончательно убедилась она. — Халев жив и находится в Риме. Стало быть, у Домициана есть ещё один соперник». Подойдя к привратнику, она осведомилась, как зовут египетского купца.
— Это александрийский купец Деметрий, — ответил он.
Нехушта вернулась на своё место. Перед ней стояли два посредника, которые покупали рабов и всякую всячину для своих богатых клиентов.
— Это место подходит скорее для продажи собак, — сказал один из них, — чем для продажи одной из самых прелестных женщин, которую когда-либо выставляли на торгах. Да и время выбрано такое позднее, после заката.
— Не всё ли равно, — сказал другой, — всё это чистый фарс. Домициан торопится заполучить девушку, поэтому торги и проводятся так поздно.
— Он собирается её купить?
— Разумеется. Я слышал, его доверенный человек Сатурий имеет полномочия заплатить, если понадобится, миллион сестерциев[44]. — И он показал кивком на высокомерного вида человека в одежде из богатой тёмной материи, который стоял в углу, надменно взирая на остальных.
— Миллион сестерциев! За рабыню! О боги! Миллион сестерциев!
— Её продают вместе с жемчужным ожерельем. Продавец получит также имущество в Тире.
— Имущество в Тире? — язвительно переспросил другой. — А может быть, на луне?.. Пойдём поищем что-нибудь подешевле. Я дорожу своей головой и не такой дурак, чтобы связываться с самим принцем.
— Я думаю, таких дураков здесь не найдётся. Принц получит свою красотку задешево.
44
Сестерций — серебряная римская монета.