Страница 2 из 79
— Нету, сынок. Остались мы с тобой одни. Придется холостяковать.
Петьке показалось, что голос у него дрожал, а на глазах навернулись слезы. Слезы у такого человека! У здоровяка, который руководит народной дружиной и может в одиночку справиться хоть с тремя хулиганами! Петька никогда такого не видел и потому испугался. В груди стало холодно-холодно, в горле запершило.
— Ты же знаешь, наша мама в последнее время прихварывала. Мы думали — это пустяки, а вышло не так. Утром, когда я ушел на работу, а ты в кино, у нее случился приступ. Пришлось отправить в больницу. Будут теперь делать операцию.
Больше они в тот день почти не говорили. Молча приготовили суп и молочную кашу, поели, а вечером чуть не с курами легли спать, и каждый долго думал о своем.
Потом отец куда-то ездил, о чем-то хлопотал, а вернувшись, положил на стол путевку и объявил:
— Поедешь на месяц в пионерлагерь.
— С ребятами из нашего класса? — спросил Петька.
— Нет. С ними устроить тебя не удалось. Путевки уже распределены. Эту мне дали в одном совхозе.
Ехать в лагерь, да еще в незнакомую компанию, конечно, не хотелось. Петька начал было отказываться, рассуждать о том, что дома надо готовить обед для отца, ходить к матери в больницу, убирать в квартире, но разве взрослых переспоришь?
— Никаких разговоров! — отрезал отец. — Без присмотру болтаться в городе нечего.
Так вот и решилась эта поездка…
Миновав развилку, машина сошла с асфальта и уже бежала по широкой гравийной дороге. Еще километров пятнадцать и будет районное село. Там они сдадут груз, возьмут новый и тогда уже отправятся в деревню, где находится пионерский лагерь.
Радоваться, конечно, нечему. Петька ведь о таежной деревушке выпытал уже все. Называется она просто-напросто Кедровкой. От районного центра расположена километрах в тридцати, а кино ее жителям показывают в клубе всего два раза в неделю, да и то не на выбор, а какое придется…
По сторонам дороги там и тут мелькали поля, небольшие рощи. Около одной речушки отец остановил машину, чтобы долить воды в радиатор.
— Видишь поля? — спросил он. — Это соя. А вон там, дальше, гречиха.
В другом месте показал силосоуборочный комбайн, потом ток, летний выгул для скота, дождевальную установку.
Пока путешественники беседовали о том, что попадалось на глаза, машина незаметно повернула влево, взобралась на пригорок, и впереди неожиданно открылось районное село. Перед ним в низине голубой лентой извивалась река. Белые домики то там, то здесь выглядывали из-за зеленых деревьев, а посредине, на самом высоком холме, словно часовой, поднималась не то пожарная каланча, не то водонапорная башня.
Проехали через широкий мост, покружили в тихих переулках и, наконец, остановились перед небольшим домиком.
— Можешь пока гулять, — разрешил отец. — Я зайду в контору.
Петька решил на улицу не выходить. Стоило ли в самом деле? Деревня ведь так деревней и останется. К тому же поманило вздремнуть.
Улегшись на пружинном сиденьи и подоткнув под голову отцовскую телогрейку, закрыл глаза и принялся считать в уме до тысячи. Однако, несмотря на счет и удобства, заснуть не удалось. В кабину, как нарочно, затесалась откуда-то здоровенная муха. Тяжелая, синяя, будто выкрашенная чернилами, она суматошно металась из угла в угол, билась о стекла и жужжала, как трактор. Петька пытался задавить ее, зажимал уши ладонями, пробовал даже открывать дверцу. Но незваная гостья не улетала. В конце концов пришлось выбраться из машины и отправиться за отцом в контору.
В старой приземистой хате по самой середине тянулся узенький коридор. В дальнем конце его затененное с улицы деревьями светилось крохотное оконце, а по обе стороны прохода, как солдаты в строю, темнели двери. За одной из них спорили мужчина и женщина. За другой кто-то щелкал костяшками счетов и монотонно приговаривал:
— Комбикорму для молочнотоварной фермы двадцать тонн — раз… Обрату девяносто центнеров — два… Сахару для пчел двенадцать центнеров — три…
— Хоть бы мальчишка попался. Поболтать, что ли? — недовольно проворчал Петька, направляясь опять на улицу.
Какой-нибудь мальчишка, конечно, нашелся бы, но в дверях случилась заминка. Входя в контору, Петька почему-то не заметил, что хата имеет два тамбура — один с выходом на улицу, а другой — во двор. Сейчас это обстоятельство выяснилось, и он не знал, куда податься. Пока разбирался да думал, одна из дверей распахнулась и сильно толкнула его.
— Простите, не остерегся, — извинился вошедший. Потом, разглядев, что перед ним мальчишка, нагнулся. — Никак, молодой человек, а?.. Сильно я тебя?
— Ничего, — буркнул Петька, растирая ступню. — Ногу вот отдавили.
— Ногу? Ишь, беда какая! — искренне огорчился человек. — Ну-ка, иди сюда.
Они вышли на дворовое крылечко и внимательно осмотрели ступню.
Ничего страшного, конечно, не обнаружилось. Но человек не ушел.
— Ты чей же такой? — спросил он. — Луковкин, говоришь? Шофера, который прикомандирован к нам от автобазы? Стоящий у тебя батька. Баклуши бить не любит… Ну а ты что? В лагерь, значит, едешь?
Петька удивился: откуда человек мог узнать о лагере? Однако на вопрос ответил охотно. Новый знакомый ему почему-то нравился. Он был морщинистый, седой и намного старше отца. Задав еще вопрос, другой, старик сошел с крылечка и поманил собеседника за собой.
— Видишь калитку? Чтобы не отдавили ноги начисто, погуляй-ка за ней, в саду. Захочешь — можешь полакомиться. Вон в том углу на грядках.
В городе, где жили Луковкины, фруктовые сады в коммунальных дворах были редкостью. Во дворы же к частным домовладельцам заглянуть удавалось только через забор, да и то лишь когда поблизости не было хозяев. Можно ли после этого удивляться, что предложение погулять за калиткой пришлось как нельзя более кстати? Через минуту Петька был уже в саду и с интересом рассматривал первое попавшееся дерево. Перед ним, облитая ярким солнцем, покачивалась на ветру молоденькая слива. Круглые, с горошину, плоды густо теснились на ее веточках. Деревцу было уже нелегко.
— А что будет месяца через два? — посочувствовал Петька.
Рядом со сливовыми деревьями росли грушевые. У земли, хватаясь усами за деревянные опоры, курчавился виноград, а на клумбах под окнами конторы — настурции, огоньки, анютины глазки.
Направляясь в угол сада, Петька увидел еще смородину, малину. В одном месте наткнулся на крыжовник, попробовал. Только напрасно. Кислятина оказалась такая, что глаза повело под лоб и уши зашевелились.
Подошел к длинным грядкам, на которые указал старик. Нагнулся — под листиками мелькнуло что-то красное. Петька догадался: клубника! Вот здорово!
Ягоды с утра, видимо, собирали. Спелые попадались сравнительно редко. Но минут через десять кепка все-таки наполнилась чуть не наполовину. Можно было бы собрать и еще, да тут за спиной, в каких-нибудь десяти метрах, раздался шум мотора. Автомашина? В саду? Может, по соседству расположилось какое-то хозяйство?
Недолго думая, Петька подбежал к забору и заглянул в щелку. Так и есть! По ту сторону ограды на широченной площади разместился гараж. Прямо впереди под деревянным навесом стояло с пяток старых, потрепанных грузовиков и тракторов. Слева белело здание мастерских, а вокруг просто под открытым небом громоздились всякие непонятные машины.
Сообразив, что вход на подворье должен находиться в той стороне, где стоит отцова машина, Петька пулей выскочил на улицу, завернул за угол и сам не заметил, как очутился перед мастерской.
В окно было видно, как у стены справа какой-то дядька точил на станке железину. Голубая стружка завивалась, скручивалась в спираль, а потом обламывалась и падала в ящик. Сосед токаря, надвинув на лицо маску с синим стеклом, тыкал стерженьками в металлический лист. Стерженьки с треском испускали молнии, и на железе оставался ровный красноватый шов.
Подолгу простаивая у каждого окна, Петька с завистью следил за работой, и на душе у него становилось все пасмурнее. Что в самом деле? Живут же вот люди — трудятся, отдыхают, и никто их ни в какой лагерь не запихивает. А что он? Уж если отец хочет избавиться от сына, так оставил бы тут, на дворе. Ну да, на дворе! Устроиться в таком месте можно небось не хуже, чем в лагере. Вон там, за мастерской, стоит разбитый «Москвич». Мотора и колес у него нету, капот покорежен, а кузову хоть бы хны. На месте и все подушки. Опусти спинку сиденья — кровать получится первый сорт. Пожить в таком домике месяц-другой — одно удовольствие. И питание тоже не проблема. Полтинника в день на столовую хватит за глаза. Если же истратишь и больше, жалеть не придется тоже. Чай, тут, в мастерской, за месяц можно научиться такому, чего не узнаешь и на заводе.