Страница 32 из 36
От такого вероломства Вася опешил. Пострадавшим в драке явно был не Ливнев, а он сам. Если бы не бабушка Августа, ходить бы ему до сих пор в синяках и ссадинах. К тому же он про ту драку и думать забыл.
— Так это когда было, — невпопад ляпнул Вася.
— Значит, всё-таки было? — директор ухватился за зацепку с радостью следователя, нашедшего улику.
— Куртку он сам порвал, — сказал Вася.
— Как это сам? Взял и порвал себе куртку?
— Нет. Он падал и зацепился за сучок.
— А почему он упал? — допытывался Савелий Прохорович.
Это был провокационный вопрос, но солгать Вася не мог. Он хмуро сознался.
— Я его ударил.
— Всё ясно. Сегодня же пригласишь деда. Созываем экстренный педсовет.
— Я его не избивал. Честно, — пытался оправдаться Вася, но директор его уже не слушал.
— Ермолаев, твои выходки всем надоели. Учинил, понимаешь, драку, а теперь в кусты? Марш из кабинета, и чтоб без деда я тебя не видел!
Вася решил не посвящать маму в свои неприятности, чтобы не омрачать её пребывания на Родине. Хватит того, что придётся тащить в школу деда. Он выждал, пока мама ушла, и только тогда огорошил старика новостью:
— Дед, тебя вызывают в школу. Родители Ливнева нажаловались, будто я его избил, но это враньё.
Вася рассказал деду о драке двухнедельной давности в тот день, когда он познакомился с Августой и Илькой.
— Но директор даже слушать не стал. Вызывает тебя на педсовет, — закончил Вася.
Неожиданно раздался голос мамы.
— Такого беспредела спускать нельзя. Безобразие какое-то! Развели в школе дедовщину. Я сама пойду к директору, — заявила она и, заметив удивлённые взгляды деда и внука, добавила: — Я мобильник забыла. Но на вашем месте я бы не стала скрытничать. Ребёнок, как сирота. Его избивают и на него же наводят поклёп.
Васю воодушевил решительный настрой мамы, но на поверку всё оказалось гораздо хуже, чем он предполагал.
В кабинете директора собрались учителя Васи Ермолаева. Они сидели вокруг стола с мрачным видом присяжных, готовых к вынесению обвинительного приговора. Мать Максима Ливнева, одетая по последней моде брюнетка с накладными ногтями, закинув ногу на ногу, восседала на стуле возле стены.
Увидев Татьяну Ермолаеву-Джонз, директор удовлетворённо кивнул.
— Это очень хорошо, что вы приехали. Я бы сказал, своевременно.
— Мой сын не виноват. Ливнев его постоянно задирает. Вася — тихий мальчик и совсем не драчун, — с жаром сказала Татьяна.
— Это мой Максик примерный мальчик. Это кто угодно подтвердит. Он растёт в благополучной семье и получает хорошее воспитание, не то, что некоторые, — взвинтилась мать Ливнева.
— Какое вы имеете право… — начала Татьяна, но Савелий Прохорович жестом прервал её:
— Давайте обо всём по порядку. Вы ведь, кажется, живёте не здесь, поэтому осмелюсь сказать, не слишком хорошо знаете сына. По-вашему, он просто агнец. А давайте выслушаем учителей. Вот классная руководительница вам расскажет про его художества.
Кира Николаевна поднялась со стула, как скала, исполненная своей значимости.
— Лоботряс он. Из двоек не вылезает. Если б только бездельничал — полбеды. Но он первейший нарушитель дисциплины. Недавно на литературе придумал зеркалами подсказки передавать. Подбил одноклассников, понавесил зеркал. И что в результате? Куча битого стекла и сорванный урок. Сам не учится и других на хулиганство толкает.
— Заведётся одна чёрная овца и всё стадо портит, — блеснула народной мудростью математичка.
— А его проделка с метлой! Он же просто опасен для общества, — вставила завуч по воспитательной работе.
Услышав такое обвинение, Никанор Иванович встал на защиту внука:
— Вася, может быть, невнимателен и неусидчив, но чтобы опасен для общества, это уж слишком… Он же ребёнок.
— Мой Максим… — начала было мать Ливнева, но директор её перебил:
— О вашем сыне мы ещё поговорим. Кира Николаевна, у вас есть что добавить?
— Ребёночек Ермолаев притащил в школу летающую метлу, — сказала классная руководительница таким тоном, будто Вася заложил под фундамент школы водородную бомбу.
Услышав про метлу, Татьяна не сдержала улыбки:
— И что в этом плохого? Сейчас все дети помешаны на Гарри Поттере. В Америке такие мётлы в каждом магазине продают.
— Не знаю, что продают в Америке, но он эту метлу сам сделал. Мало того, что летает, ещё и спрашивает: «Как насчёт того, чтобы полетать?»
— Позвольте, но это же простая детская шалость, — возразил дед.
— Позвольте вам не позволить! — директор стукнул кулаком по столу. — Техничку чуть удар не хватил от этой шалости. Бедную женщину пришлось нашатырём откачивать.
— Согласен, шутка была глупой, — признал Никанор Иванович. — Но уверяю вас, Вася не хотел ничего плохого. У него тяга к изобретательству.
При упоминании об изобретениях физкультурник не выдержал:
— Вот я бы взял этого изобретателя да всыпал ему по первое число вместо того, чтобы потакать. И это не говоря о том, что он принимает наркотики.
— Что?!
И Татьяна даже привстала со стула, а Никанор Иванович уверенно заявил:
— Этого не может быть!
Директор повернулся к физруку.
— Приведите доводы.
Вась Васич кашлянул и сказал:
— Он при мне сто раз подтянулся. Сто! И даже не запыхался.
— И что же в этом плохого? — спросил Никанор Иванович.
— А то, что ни до, ни после этого он трёх раз кряду подтянуться не мог. Я не знаю, чего он наглотался, но факт налицо.
Татьяна сидела бледная как полотно. Она не ожидала, что всё так запущено.
— Вы забыли о том, что он избил Максика, — вставила мать Ливнева.
— Мы ничего не забыли, — сказал директор. — Драка с Максимом Ливневым — это лишь один эпизод в череде нарушений. Кстати, Ливнев числится среди лучших учеников школы.
Савелий Прохорович назидательно поднял палец кверху. Мать Ливнева удовлетворённо закивала.
— Ермолаев — социально опасный элемент, — подхватила Кира Николаевна.
Савелий Прохорович обвёл со бравшихся взглядом и спросил:
— Каковы будут предложения?
— Перевести его в спецшколу, — высказалась Кира Николаевна.
— Но ведь это и есть спецшкола, с углублённым преподаванием английского языка, — растерялась Татьяна.
— Ему нужна другая спецшкола. Для умственно отсталых или социально опасных подростков.
— Погодите, нельзя же так. Он очень способный мальчик. Просто у него нетрадиционное мышление, — Никанор Иванович пытался достучаться до людей, которые любую новизну считали злостным нарушением закона.
— Вот именно! С его мышлением ему там самое место, — сказала математичка так, словно забила в крышку гроба последний гвоздь.
Моросило, но Никанор Иванович не замечал ненастья. Позабыв про зонт, он, ссутулившись, шёл под дождём. Капли россыпью блестели на его седой шевелюре. Дочь Татьяна размашисто шагала рядом.
— Доизобретались? Я даже не представляла, насколько чудовищно ты испортил моего сына, — с осуждением сказала она.
Никанор Иванович молчал. Ему было нечего сказать в своё оправдание.
Едва Ермолаевы старшие вошли в калитку, Вася выскочил на крыльцо. Июлька прильнула к окну. Васина мама не слишком жаловала их с бабушкой, и девочка старалась без надобности не попадаться ей на глаза.
Вася без вопросов понял, что дела плохи. Никанор Иванович в одночасье стал глубоким стариком. Он сгорбился и брёл с трудом, как будто ноги сковывали тяжёлые кандалы. Не обращая внимания на дождь, Вася бросился к деду и порывисто обнял его.
— Что случилось, дед?
Никанор Иванович похлопал внука по спине:
— Я виноват.
— Что ты говоришь? Ты ни в чём не виноват!
— Вася! — осадила его мама. — Не надо стоять под дождём. Говорить будем дома. Тем более что с тобой будет особый разговор. Тебя исключают из школы.