Страница 36 из 43
Ни Кузьма Петрович, ни Лена, ни тем более Степка не могли бы сказать Алешке, что переплыть протоку, загребая лишь одной рукой, легкое дело. Уже хотя бы потому нелегкое, что, гребя одной рукой, Алешка все время отклонялся от курса. А перевернуться и посмотреть он не мог, потому что на груди у него сидела цапля. Он придерживал ее левой рукой, а правой греб и работал ногами, словно крутил педали велосипеда. Волны обгоняли его, захлестывали глаза и ноздри. Алешка фыркал, плевался, тяжело дышал и чувствовал, как в груди у него стучало сердце. Время от времени он переставал плыть, отдыхал, поворачивался боком к острову и видел розовую полоску песчаной стрелки. Она приближалась не так быстро, как бы ему хотелось. И как, наверное, хотелось цапле, которая то и дело вытягивала шею, чтобы взглянуть на остров. Алешка решил, что по клюву Кочерги можно ориентироваться как по компасу — он все время был обращен к острову. Так они и плыли — Кочерга была капитаном, а Алешка кораблем, вернее, теплоходом, внутри которого стучал так, что было слышно на верхней палубе, могучий двигатель.
Во время коротких передышек Алешка разговаривал с цаплей.
— Ты меня не долбанешь в глаз? — спросил он ее. — И за нос не вздумай хватать — это не лягушка. — Они были уже на середине протоки, когда Алешка, отдыхая, сказал ей: — Если не улетишь, если не сможешь улететь, я заберу тебя осенью и буду кормить. — Потом он спросил ее: — сколько тебе лет? Если ты старше, я должен говорить тебе вы: «Сколько вам лет, уважаемая Кочерга?».
Выйдя на берег острова, Алешка не сразу отпустил ее. Он донес Кочергу до озера, раздвинул плечами тростники — а комаров там было, комаров! — поставил на ноги и сказал:
— Шлепай, старуха!
И цапля пошлепала. Озеро еще светилось густой малиной заката, а тростники уже были черными.
— Цап-цап-цап! — позвал цаплю знакомый Алешке голос. И Алешка потер ладонь о ладонь, прошептал:
— Сейчас, голубчик, мы тебя сцапаем!
Это был Степка.
Алешка подкрался к нему сзади. Долго сидел, притаившись в тростниках, высматривал, нет ли кого поблизости, прислушивался, прикидывал, как лучше схватить Степку. Убедившись, что Степка один, — стоявшая посреди озера цапля в счет не шла — Алешка подполз к нему на четвереньках неслышно, как ящерица, сел на корточки и толкнул под коленки. Степка упал. Алешка навалился на него, прижал к земле и сказал:
— Попался, наконец! Теперь не уйдешь!
Степка и сам понял, что попался, притих, спросил дрожащим от волнения голосом:
— Чего ты хочешь?
— Пойдешь со мной, Стенчик, — ответил Алешка. — К мамочке пойдешь. Погулял и хватит. Домой пора, родители очень волнуются.
Степка трепыхнулся под ним, застонал, пытаясь вывернуться, но все оказалось напрасным.
— Я ненавижу тебя! — прошипел Степка и боднул Алешку в подбородок.
— Та-ак! — сказал Алешка. — Я хотел с тобой по-хорошему, а ты драться? — и словно нечаянно зацепил его локтем по скуле.
— Чего ты хочешь от меня? — снова спросил Степка.
— Позже узнаешь. Вставай! — Алешка дернул Степку. — Вставай! Теперь ты от меня ни шагу. Я не сделаю тебе ничего плохого, если ты не станешь кричать и кусаться. А будешь звать на помощь Кузьму Петровича, получишь по крикливому месту. И не бей меня ногами — руки выдерну.
Степка сначала упирался, но вскоре понял, что это бессмысленно, и зашагал рядом с Алешкой, не сопротивляясь. Когда они подошли к стрелке, второй остров был едва различим в сумерках.
Все так же, не выпуская руку Степки, Алешка втащил его в воду.
Когда они добрались до острова, Алешка толкнул Степку на песок и сел рядом.
— Отдохнем, — сказал он. — Ты весь мокрый, как суслик. Надо было раздеться.
— Ты же не дал. — Степка снял с ног башмаки и вылил из них воду. Потом стащил с себя рубашку и брюки, принялся их выжимать. — Ты совсем озверел, Алешка. Играешь со мной, как кошка с мышью, издеваешься. Рад, что я не могу тебя осилить, пользуешься этим, да?
— Понятное дело, — ответил Алешка, — каждому — дело по душе.
— Дальше не поплыву, — Степка тряхнул брюками. — Я боюсь плыть в темноте.
— Так я же с тобой!
— С тобой еще страшней. Я не знаю, что у тебя на уме. Вдруг возьмешь и утопишь.
— Это я могу, — сказал Алешка. — Это мне раз плюнуть.
— Тебя на это хватит, — Степка стал одеваться.
— Брось, — посоветовал Алешка, — простудишься.
— А тебе не все равно?
— Холодно стало. Бр-р-р! — Алешка потер ладонями плечи. — Да не одевайся же ты! Давай поборемся.
— Хочешь мне ребра переломать?
— Не волнуйся за свои ребра, — Алешка вырвал из рук Степана брюки. — Я научу тебя бороться. У меня в брюхе пусто, так что ты легко со мною справишься. Хочешь?
— Не хочу. Отдай брюки.
Степка не успел протянуть руку, как Алешка вскочил и повалил его на спину.
— Это я нарочно, — сказал он. — Не бойся. Теперь попробуй быстро свести ноги в коленях, упереться пятками и подбросить меня животом. Как подбросишь, сразу переворачивайся и кувырком через голову отлетай в сторону. Понял?
— Понял, — ответил Степка. — Но ты теперь знаешь, что я буду делать сейчас, и приготовишься...
— А ты неож... — Алешка не договорил, потому что Степка выполнил подсказанный прием, зацепил локтем по носу, откатился и вскочил на ноги.
— Нормально, — сказал Алешка, поднимаясь и ощупывая нос. — Молодец. А теперь я брошусь на тебя, а ты постарайся поймать меня за руку, повернуться спиной и перебросить через плечо. Я легкий, в животе вакуум, осилишь.
Алешка подошел к Степану и показал, как надо делать.
— Понял?
— Нападай, — расхрабрился Степка.
У него не хватило сил перебросить Алешку через плечо, и они упали оба.
— Еще, — сказал Алешка. Но на этот раз он схитрил: не добежал до Степки шага два, подпрыгнул и лягнул его ступней в бок. Степка свалился как подкошенный.
— Вот, — сказал Алешка, помогая Степану встать. — Больно?
— Не очень.
— К такому тоже надо быть готовым. Если заметил, что я подпрыгиваю, падай или тоже прыгай, в сторону.
— Отпусти меня, — сказал Степка. — Ведь меня будут искать, подумают бог знает что...
— Эх! — вздохнул Алешка. — А мне одному плыть? Я еще не знаю, видны ли огни деревни. Если нет, заблудиться можно, уплыву в Турцию...
— А ты по звездам, — посоветовал Степка. — Выбери звезду по курсу и плыви.
— Перепутаю, — ответил Алешка, поглядев в звездное небо. — Они все для меня на одно лицо. Да и не поговорил я еще с тобой.
— Давай поговорим. Может, луна взойдет... Горизонт будто светлеет. Лучше бы ты со мной вернулся...
— А что скажем?
— Придумаем что-нибудь. Поедим там...
— Да, поесть не мешало бы, — Алешка сел, похлопал ладонью по песку, приглашая Степку сесть. — Ну, что ты там делал? — спросил он, когда Степка сел рядом. Чем занимался?
— Ничего не делал, — ответил Степка, думая о том, что если Алешка не отпустит его по-доброму, он все равно удерет, ведь Лена осталась на острове одна. — Ничего я там не делал, — сказал он, вставая. — И отвяжись от меня!
Алешка дернул Степку за ногу и тот шлепнулся на песок.
— Не гоношись, — предупредил Алешка. — Я с тобой по-хорошему разговариваю, а ты ерепенишься.
— Не поплыву я с тобой. Лучше утону, а не поплыву, — заговорил сквозь зубы Степка, весь дрожа. В эту минуту он ненавидел Алешку так, как только вообще мог ненавидеть — люто, смертельно.
— Понял, — сказал Алешка и замолчал. Ему больше не хотелось удерживать около себя Степку, но еще больше не хотелось оставаться одному. Домой он доберется и без Степки — ночь тут не помеха. Только дело не в этом. Алешке хотелось на остров к Лене. Не было в этом ничего странного. И совсем не удивительным было то, что Алешка вздохнул. Даже напротив, — он не мог не вздохнуть. Своим дурацким поступком — тем, что прочел письмо Лены, — он, если говорить о родных, даже Петюнчика обидел. Кузьма Петрович, конечно, его презирает. Степка ненавидит. Лена пока ничего не знает про письмо, ждет Колю Ивановича и совсем не думает о нем, об Алешке. И когда узнает — Алешка, наверное, вообще перестанет для нее существовать. Вдобавок он еще зачем-то Кочергу подстрелил... Попробуй тут не вздохнуть.